Помните фильм 1992 года «Убийство на «Ждановской», в основу которого было положено действительное происшествие, случившееся в 1980 году? Преступление, совершенное на почве соперничества МВД и КГБ, потрясло страну после того, как о нем разрешили рассказать народу. А соперничество это, как ни странно, возникло еще в начале XIX века!

КОРНЯМИ ВГЛУБЬ ВЕКОВ…

Михаил Яковлевич фон Фок, один из высокопоставленных чиновников Третьего отделения, еще в 1826 году жаловался Бенкендорфу: «Полиция отдала приказание следить за моими действиями и за действиями органов надзора. Полицейские чиновники, переодетые во фраки, бродят около маленького домика, занимаемого мною, и наблюдают за теми, кто ко мне приходит… Ко всему этому следует прибавить, что Фогель (помощник генерал-губернатора Милорадовича, руководитель тайной полиции Петербурга. – Н.С.) и его сподвижники составляют и ежедневно представляют военному губернатору рапортички о том, что делают и говорят некоторые из моих агентов».

Особенно серьезно интересы двух ведомств столкнулись в знаменитом «деле петрашевцев». Сомнительную честь «раскрытия заговора» приписывала себе полиция МВД, но свой кусочек славы желало откусить и Третье отделение. Вот как об этом рассказывал Александр Иванович Герцен: «…статья в La Semaine, которая, обсуждая венгерские дела, говорила, что скоро у царя будет много своих хлопот, была каплей, переполнившей чашу. Царь не внимал убеждениям Перовского (Льва Алексеевича, министра МВД. – Н.С.) и назначил набег (арест петрашевцев. – Н.С.) в ночь на 23 апреля (5 мая) 1849 года. Взаимное недоверие между начальниками двух полиций было так сильно, что каждый послал своего помощника. Со стороны графа Орлова (начальника Третьего отделения. – Н.С.) был генерал Дубельт, а со стороны Перовского – Липранди… Он (Орлов) видел перед собой молодых людей (петрашевцев. – Н.С.), при помощи которых министр внутренних дел чуть было не подставил ему знатную подножку».

Почему эти два ведомства сцепились по поводу, прямо скажем, ничтожного повода? Да потому, что надо было демонстрировать свою бурную деятельность по спасению государства и государя от всех мнимых опасностей. Иной раз доклады третьего отделения были искренними: «Между тем как польские провинции вызывали усиленную деятельность III Отделения в политическом отношении, внутренние, чисто российские области империи оставались по-прежнему спокойными и не возбуждали ни малейших опасений». Но! Если враг отсутствует, его надо выдумать. Некий жандарм Ломачевский рассказал о том, как председатель Виленской следственной комиссии спросил одного жандармского полковника: «Скажите, что, по вашему мнению, лучше для государя: не раскрыть вполне преступления или, напутав небылиц, обвинить невинного?» Ответ был до крайности прост и искренен: «Лучше обвинить невиновного, потому что они здесь все виноваты, ракальи».

И ведь не стеснялись же докладывать всякую липу самому государю императору! Так, некто Луковский, в 1835 году прибывший из Англии, доложил своему начальству, что в Англии существуют два тайных общества – польское и русское, и что ему якобы удалось стать членом и одного, и другого. Заговорщики поручили ему доставлять в Россию подрывную литературу по следующему маршруту: Англия – Индия – Персия – Грузия – Астрахань. (А нас удивляют обвинения в прорытии тоннелей между Японией и Москвой и прочие нелепости тридцатых годов прошлого века!)

Император все же был человеком практически трезвым и потому наложил на донос следующую резолюцию: «Все это очень неясно, нет ни одного положительного указания; во всем этом правда только ненависть к нам англичан» (вспомним классическое – «это нам англичанка гадит!»). Но государь тут же одумался и приписал на полях: «Впрочем, в наш век нельзя ничего оставлять без внимания».

ЧТО ЕСТЬ ПОЛИТИКА?

Мы сейчас много говорим о политической деятельности всяких некоммерческих организаций, спорим по поводу формулировок. Мы – это представители с трудом рождающегося гражданского общества. А власти решили этот вопрос в далеком 1832 году, когда Бенкендорф направил письмо министру народного просвещения князю Карлу Андреевичу Ливену. Вот отрывок из него: «Государь Император, прочитав в № 1-м издаваемого в Москве Иваном Киреевским журнала под названием «Европеец» статью «Девятнадцатый век», изволил обратить на оную особое свое внимание. Его Величество изволил найти, что все статьи сии есть не что иное, как рассуждение о высшей политике, хотя в начале оной сочинитель и утверждает, что он говорит не о политике, а о литературе. Но стоит обратить только некоторое внимание, чтобы видеть, что сочинитель, рассуждая будто бы о литературе, разумеет совсем иное; что под словом «просвещение» он понимает свободу, что «деятельность разума» означает у него революцию, а «искусно отысканная середина» не что иное, как конституция. Посему Его Величество изволит находить, что статья сия не долженствовала быть дозволена в журнале литературном, в каковом воспрещено помещать что-либо о политике, и как, сверх того, оная статья, невзирая на ее наивность, писана в духе самом неблагонамеренном, то и не следовало цензуре оной пропускать».

Журнал, естественно, прикрыли – нечего тут политикой заниматься! Потому как политика – все, что нам не нравится и не подходит. Все, чем занимаются пресловутые НКО, подпитываемые вредной англичанкой…

БОРЬБА С ДИССИДЕНТУРОЙ

Один только пример: известное «Философическое письмо» Петра Яковлевича Чаадаева было опубликовано в 15-й книжке журнала «Телескоп» в 1936 году. Реакция на него незамедлительно последовала с самого верха: «Прочитав статью, нахожу, что содержание оной – смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного…» Вроде как надо сурово карать отступника. Но давайте припомним легенду: Николай I, напутствуя Бенкендорфа, вручил ему платок, которым он, возглавив жандармов и Третье отделение, должен был «утирать слезы обездоленных». И потому Бенкендорф обратился к московскому генерал-губернатору Дмитрию Владимировичу Голицыну с посланием. Он изложил в нем отношение государя к «умалишенному» Чаадаеву, описал его «безобразия» и присовокупил: «Здесь получены сведения, что чувство сострадания о несчастном положении г.Чеодаева (так в оригинале. – Н.С.)единодушно разделяется всею московской публикой. Вследствие сего Государю Императору угодно, чтобы Ваше сиятельство, по долгу звания Вашего, приняли надлежащие меры к оказанию г.Чеодаеву всевозможных попечений и медицинских пособий. Его Величество повелевает, дабы Вы поручили лечение его искусному медику, вменив сему последнему в обязанность непременно каждое утро посещать г.Чеодаева, и чтоб сделано было распоряжение, дабы г.Чеодаев не подвергал себя вредному влиянию нынешнего сырого и холодного воздуха…».

Вот так, через Пушкина (помните? «Но вреден север для меня…») и через академика Сахарова тянется нить преемственности: «органы» не забывают о платке, коим следует утирать «слезы обездоленных».

И в заключение – еще одна обширная цитата, на этот раз из письма Леонтия Васильевича Дубельта жене, которая не желала его перехода из армии в Корпус жандармов и Третье отделение: «Не будь жандарм, – говоришь ты! Но понимаешь ли ты, понимает ли Александр Николаевич (Мордвинов, управляющий делами Третьего отделения. – Н.С.) существо дела? Ежели я, вступя в Корпус жандармов, сделаюсь доносчиком, наушником, тогда доброе мое имя, конечно, будет запятнано. Но ежели, напротив, я не мешаясь в дела, относящиеся до внутренней полиции, буду опорою бедных, защитою несчастных, ежели я, действуя открыто, буду заставлять отдавать справедливость угнетенным, буду наблюдать, чтобы в местах судебных давали тяжебным делам прямое и справедливое направление, – тогда чем назовешь ты меня?» Вот так, от платка для утирания слез – к холодной голове, чистым рукам и горячему сердцу…