Если не считать Турции, где Энвер-паша проходит по категории выдающихся государственных деятелей, во всем остальном мире он воспринимается как фактический лидер Османской империи в годы Первой мировой войны и организатор геноцида армян. Между тем финальная глава жизни этого политика оказалась связана с советской Россией. Вместе со своим братом Нури-пашей Энвер вклинился в борьбу красных и белых, размахивая зеленым знаменем ислама.

Самый главный младотурок

Исмаил Энвер появился на свет 23 ноября 1881 года в Стамбуле в семье мелкого чиновника Министерства общественных работ Ахмед-бея, турка по национальности. Его мать Айши Диляры была албанкой, а одна из бабок – черкешенкой. Но сам себя он считал именно турком, и никем больше.

Многонациональная Османская империя объединяла не только мусульманские, но и христианские народы, сочетая черты средневековой монархии и европейского буржуазного государства. Так, чиновник Ахмед-бей имел, видимо, не одну, а минимум двух жен; иначе трудно объяснить, откуда у Энвера появился сводный брат Нури Киллигиль, приходившийся ему ровесником. Вместе они учились в школе, а потом в военном училище в городе Монастире. Вместе получили погоны лейтенанта, отправились служить на Балканы и вступили в тайное общество, являвшееся чем-то вроде филиала организации «Единение и прогресс», выступавшего за модернизацию Оттоманской державы.

Внимание начальства Энвер привлек в 1903 году, когда с усердием участвовал в подавлении восстания в Македонии, так что чина майора он достиг весьма быстро. Но настоящий взлет начался в 1908 году, когда его подразделение одним из первых примкнуло к «младотурецкой революции». В качестве поощрения Энвера назначили военным атташе в Берлине, где он пришел к выводу, что именно Германия должна стать образцом для его родины. 

Война с Италией принесла ему звание паши (генерала), но была проиграна, и к власти пришли консерваторы. Почти сразу грянула новая война – против Болгарии, Греции, Сербии и Черногории. Турции пришлось пройти еще через одно унижение, потеряв все оставшиеся европейские территории, за исключением Стамбула и его окрестностей.

И тогда Энвер вышел на авансцену. 23 января 1913 года возглавляемая им группа офицеров ворвалась на заседание правительства и под дулами пистолетов заставила великого визиря уйти в отставку. Еще год продолжался дележ портфелей, уже внутри самой партии младотурок. Энвер за это время успел стать национальным героем. Воспользовавшись начавшейся войной между Болгарией, с одной стороны, и Сербией, Черногорией, Грецией, Румынией, с другой, он под шумок сумел выбить болгар из некоторых захваченных ими районов.

В конце концов власть сосредоточилась в руках триумвирата Энвер-паши, Талаат-паши и Джемаль-паши, причем Энверу достались посты военного министра и начальника Генштаба. Он даже вступил в брак с племянницей султана, прибавив к титулу «верховный главнокомандующий всеми войсками ислама» скромное «зять халифа». 

Именно благодаря Энверу страна ввязалась в Первую мировую войну на стороне Германии. Хотя, с другой стороны, здесь не было ничего странного: ведь в лагере Антанты оказались почти все традиционные враги Турции – Россия и Сербия, Италия и Греция.

Лично возглавив войска на Кавказе и пользуясь подавляющим численным превосходством, Энвер начал вторжение. Операция поначалу развивалась успешно, но закончилась катастрофическим поражением под Сарыкамышем (декабрь 1914 года). Командующий русским Кавказским корпусом генерал Николай Юденич на голову превосходил Энвера как полководец и с меньшими силами, но до самого конца 1916 года отвоевывал у турок все новые и новые территории.

Энвер с позором вернулся в Стамбул и, чтобы хоть как-то оправдать поражение, возложил вину на «предателей» из числа армянских подданных Турции. То, что произошло дальше, стало предвестием «армянского холокоста». Начавшаяся в апреле 1915 года резня распространилась на всю империю. Только немногим удалось спастись, отбиваясь до прихода русских или уйдя на русскую территорию. Около миллиона армян после этого кошмара рассеялись по всему миру, погибло же, в зависимости от методик подсчета, от 500 тысяч до двух с половиной миллионов.

Брестский мир и выход России из войны, казалось, дали Энверу шанс отыграться. В Закавказье грузинские меньшевики, армянские дашнаки и азербайджанские мусаватисты взяли курс на создание собственных независимых государств. Крупнейший промышленный центр Закавказья Баку и прилегающие территории контролировались большевистской Бакинской коммуной.

Соблюдая традиции восточной клановости, решать кавказский вопрос в целом Энвер поручил своему дяде Халиль-паше – командующему группой армий «Восток» и победителю англичан при Кут-эль-Амаре. В случае успеха на Кавказе предполагалось и дальше разыгрывать исламскую карту, отобрав у России Туркестан (Средняя Азия), Крым и даже Поволжье. Но прежде всего следовало разобраться с Бакинской коммуной, и здесь на сцену выступил Нури, также успевший выслужиться в паши и даже покомандовать (правда, без успеха) группой армий «Африка».

Покоритель Баку

Нури взялся за дело с энтузиазмом. 25 мая 1918 года он прибыл в Гянджу, куда тут же примчались лидеры мусаватистов, провозгласившие через два дня Азербайджанскую демократическую республику (АДР).

Поскольку к нефтяным промыслам Баку тянулись еще и немцы, чтобы не дразнить союзника, турки решили оформить все предприятие как братскую помощь мусаватистам. 

Имея в своем распоряжении 5-ю Кавказскую дивизию (около пяти тысяч) Нури добавил к ней порядка 11 тысяч азербайджанцев, ранее служивших в мусульманских частях русской армии, созданные в АДР отряды «самообороны» (около трех тысяч), а также чеченцев и дагестанцев (до четырех тысяч). Все это было названо Кавказской исламской армией.

В Баку азербайджанцы ждали эту армию как освободительницу, а уступавшие им по численности армяне – как врага смертельного. Большевики настроились держать город и промыслы, повинуясь указаниям из Москвы, но были готовы и к компромиссам. Имелись также русские (от кадетов до эсеров), не симпатизировавшие большевикам и готовые принять помощь от сидевших в Персии британцев. 

В соответствии с этим раскладом армия Бакинской коммуны состояла даже не столько из красных, сколько из армянских частей и сохранивших боеспособность подразделений старой русской армии. Чисто красным можно было назвать только отряд Георгия Петрова из роты матросов, кавалерийского эскадрона, команды конных разведчиков и артиллерийской батареи – несколько крепких кирпичей, с которыми не построишь плотину. Тем не менее первое наступление на Баку удалось отбить, нанеся 16–18 мая поражение Исламской армии в боях под Геокчаем.

Халиль подбросил племяннику до 15 тысяч регулярных войск, что обеспечило туркам и их союзникам минимум двойное превосходства. Нури растянул фронт, поведя наступление сразу по трем направлениям – Шемахинскому, Сельдискому и Кюрдамирскому. Сил перекрыть все участки у большевиков не было, да и в самой коммуне вспыхнули распри.  

Ленин и Сталин тем временем пытались уговорить немцев остановить союзников, обещая заплатить нефтью. Но соответствующие договоренности были подписаны только в конце августа.  

Месяцем ранее Бакинский большевистский Совнарком вышел в отставку, сдав власть эсеро-кадетской Диктатуре Центрокаспия. Ее руководство тут же запросило о помощи англичан, но мечтавшие о нефти британцы смогли прислать только тысячу солдат и несколько броневиков под общим командованием Лионеля Денстервилля. 

Пятого августа турки начали занимать пригород Биби-Эйбат. Петров смог организовать контратаку при поддержке артиллерии и выбил противника. Потери Исламской армии убитыми составили минимум 150 человек, и только 15–16 августа Нури возобновил наступательные операции. 

Двадцать шестого турки с союзниками выбили англичан с их позиций у грязевого вулкана. Денстервилль позже доказывал, что его британцы сражались как львы, отбив четыре атаки, и что армяне бежали бы после первого натиска.

В конце концов Денстервилль заявил, что, поскольку, кроме его частей, никто не воюет, англичане уплывают обратно в Персию. «Друзья» из Центрокаспия пообещали, что обстреляют их корабли своей артиллерией. 

Между тем Нури-паша подтянул 15-ю турецкую дивизию и 14 сентября лично возглавил штурм города. К вечеру пала последняя линия обороны и Денстервилль приказал своим войскам грузиться на корабли. Прочие защитники тоже бросились спасаться кто как может. Рассчитывавших уплыть в Астрахань, но приплывших в контролируемый эсерами Красноводск 26 бакинских комиссаров расстреляли за «дезертирство», хотя с не меньшим основанием за «дезертирство» следовало расстрелять Денстервилля и Центрокаспий. Исламская армия взяла в плен 36 офицеров (17 армян, девять русских и 10 грузин) и 1651 солдат (1151 армянин, 383 русских, четыре англичанина и 113 представителей других национальностей). 

Разумеется, не обошлось без резни армян, которую победители оправдывали событиями марта 1918 года, когда большевики подавляли восстание в мусульманских кварталах.

Нури-паша и его дядя Халиль в эти внутренние разборки предпочитали не вмешиваться, организовав 16 сентября парад турецких дивизий так, чтобы никому не мешать, в одном из предместий. Затем часть турецких войск двинулась в Дагестан, завершив свой поход взятием Порт-Петровска.

Под знаменем ислама

Своим триумфом Нури-паша наслаждался недолго. Турция была выбита из войны еще до Германии, подписав 30 октября Мудросское перемирие. Одним из пунктов договора предусматривалось оставление турками Баку, с занятием города англичанами.

Исламская армия Кавказа прекращала свое существование. 

Лидеры АДР переориентировались на Британию, но ссориться с Нури-пашой не стали, рассчитывая использовать его в собственных целях. Деникин, хотя и рассматривал и Кавказское направление как второстепенное, выделил часть сил для занятия Чечни и Дагестана. В Баку боялись, что на следующем этапе русские белогвардейцы займутся Азербайджаном, и решили поддерживать всех, кто готов был с ними сражаться.  

Нури-паша, как и многие его подчиненные, на родину не спешил и с большой группой офицеров и других добровольцев направился на север – помогать братьям по вере. Дядя Халиль составить ему компанию не смог, поскольку был арестован англичанами, затем бежал и укрылся в Москве, под крылышком у большевиков, с которыми еще недавно так энергично сражался.

Потерпев поражение, лидеры младотурок преследовались Антантой формально за истребление армян, фактически же – как бывшие союзники Германии. Османская империя развалилось, но в Восточной Анатолии Кемаль-паша (будущий Ататюрк) уже пытался возродить турецкое государство на чисто национальной основе. Энвер-паша со своими сторонниками и родичами в его планы не вписывались, поскольку мыслили в категориях всемирного исламского и тюркского государства (Великого Турана). Зато большевики относились к младотуркам лояльно, рассчитывая использовать их для вытеснения британцев из Туркестана и Кавказа. Нури-паша со своим воинством был на этой шахматной доске заметной фигурой.

В Дагестане он вступил в союз с горцами и большевиками. Продуктом столь странного симбиоза стал созданный осенью 1919 года Совет обороны Дагестана, приступивший к формированию Народной амии свободы. Нури-паша занял пост командующего, а большевик Александр Дьяков (Турбин) – начальника штаба. Принимая присягу, аскеры клялись священным Кораном «защищать шариат, свободу, независимость трудовых народов Северного Кавказа, избранный верховный орган власти – Совет обороны».

С белыми эти аскеры реально сражалась, но когда весной 1920 года к Кавказу подошла Красная армия, Нури-паша со своими турками сначала сместился к Дербенту, а затем ушел в Карабах, попытавшись превратить этот край в форпост антибольшевистского движения. Идея была неудачной, поскольку здесь он оказался зажат между занявшими в апреле Баку красными и претендовавшими на Карабах дашнаками. Пришлось отходить в Турцию. 

По дороге в Батуми Нури-паша был арестован англичанами и оказался в грузинской тюрьме. Ситуация в Закавказье развивалась настолько непредсказуемо, что и расстрелять, и отпустить его было одинаково жалко.

В феврале 1921 года 11-я Красная армия приступила к ликвидации независимой Грузии. Кампания продолжалась всего месяц, и, как только ее результат стал очевиден, турки-кемалисты решили наложить руку на Батуми. Нури-пашу из тюрьмы они, конечно, освободили, но город пришлось вернуть русским. Впрочем, это приобретение было оплачено золотом, которое привез из Москвы дядя Халиль-паша. Племянника он прихватил по дороге, и вместе они передали это золото Кемалю.

Так родичи и соратники Энвера-паши, оказавшись в нужное время и в нужном месте, смогли вписаться в элиту нового государства. Правда, до поры до времени они не высовывались, но после провозглашения в 1923 году Турецкой республики вполне успешно занимались и бизнесом, и политикой. 

Халиль умер в 1957 году. Нури-паша, неизвестно с каких доходов, купил в 1938-м сталелитейный завод, заметно расширив производство. Учитывая выросший спрос на военную продукцию, он собирался наладить выпуск противогазов, патронов, пистолетов и даже сам сконструировал полуавтоматический пистолет «Нури Киллигиль». Гитлеру Нури-паша симпатизировал, приняв участие в создании Туркестанского легиона СС, который впоследствии планировалось использовать для захвата советской Средней Азии. Но Гитлер войну проиграл, а у турецкого правительства хватило ума не гоняться за геополитическими химерами.

Неизвестно, куда потом занесло бы Нури-пашу, но 2 марта 1949 года на его фабрике произошел непонятный по своим причинам взрыв, унесший жизнь самого владельца и 26 его сотрудников.

Справедливая расплата

Энвер после Мудросского перемирия бежал в Германию на подводной лодке. В отпущенные судьбой четыре года ему вообще пришлось много путешествовать – самолетом, поездом, автомобилем.

В Берлине он вступил в контакт с крупным большевистским деятелем Карлом Радеком, который пытался разжечь революцию в Германии. Преследуемый политик начал рисовать ему захватывающие дух картины. Под знаменем ислама, он собирался разжечь антиимпериалистическую революцию на мусульманском Востоке. Поскольку в экономической сфере коммунистическое учение не противоречило учению пророка Мухаммеда, будущее восстание должно послужить делу мировой революции. Проблема заключалась в противоречиях между различными мусульманскими нациями, которую Энвер собирался решить с помощью теории пантюркизма, базирующейся на идее общих корней всех этих народов.

Ислам и пантюркизм большевиков не интересовали, а вот слова «мировая революция» действовали на них как завораживающая музыка. Энвера пригласили в Москву для беседы.

Аэроплан, на котором он летел, совершил вынужденную посадку на литовской территории. 

Пока Энвер два месяца парился в тюремной камере, западные и турецкие дипломаты без особой настойчивости требовали его выдачи. Однако литовское правительство предпочло депортировать его в Германию, откуда он вторично попытался отправиться в Москву, но вновь был задержан – на сей раз уже на латвийской территории. В Москву он добрался лишь с третьей попытки, по территории, отбитой Красной армией у поляков.

Обосновавшись со всей восточной роскошью, в бывшем особняке Голицына, Энвер и его соратники побывали на приемах у Ленина, Троцкого, Зиновьева, Чичерина, Склянского, Карахана и, разумеется, наркома по делам национальностей Сталина. Всерьез собираясь портить кровь империалистам, большевики в сентябре 1920 года организовали в Баку Первый конгресс угнетенных народов Востока. Энвер выступал на нем от имени несуществующего «Союза революционных организаций Марокко, Алжира, Туниса, Триполи, Аравии и Индонезии». Однако Кремль уже подружился с Кемалем, и, чтобы не травмировать союзника, лидера младотурок сплавили с глаз долой – в Среднюю Азию.

В сентябре 1920 года Красная армия взяла Бухару, считавшуюся «главным оплотом феодализма в Средней Азии». Вместо вассального по отношению к России Бухарского эмирата появилась полностью зависимая от Москвы Бухарская народная советская республика.

Обиженный Энвер, вместо того чтобы портить кровь англичанам, начал подговаривать бухарских товарищей сменить красное знамя на зеленое. Его слушали, но следовать советам не спешили. Поняв, что соответствующие сигналы в Москву уже поступили, зять халифа сменил курс и установил контакт с бывшим эмиром Бухары, фактически возглавившим басмаческое движение.

В ноябре 1921 года отправившись с тридцатью спутниками якобы на охоту, Энвер лично встретился с эмиром и договорился с ним о совместных действиях. 

Вскоре «заместитель эмира Бухары, зять халифа, сейид Энвер» уже созывал мусульман на борьбу с неверными. Его крохотный отряд быстро увеличивался и к началу 1922 года разросся до 10-тысячного войска с 16 пулеметами. В мае Энверу подчинялись уже 116 банд общей численностью в 25 тысяч сабель. 

Красное командование сформировало отдельную Бухарскую группу войск в составе двух стрелковых и двух кавалерийских полков и отдельной кавбригады. Решающее сражение произошло в июне 1922 года у Байсуна. Разбитые отряды басмачей пытались отойти в Восточную Бухару, но 1 августа были настигнуты и вторично разбиты у Бальджуана силами 8-й Туркестанской бригады Богданова. 

Чекист-перебежчик Георгий Агабеков утверждал, что именно он с напарником, действуя под видом местных жителей, выявил местонахождение Энвера и его нукеров, наведя на них кавалеристов Якова Мелькумова. Таким образом, получается, что именно красные армяне Агабеков и Мелькумов и уничтожили злейшего врага их народа. Агабеков в связи с этим даже привел рапорт некоего краскома: «Штаб басмачей во главе с Энвер-пашой бросился в горы, но, наткнувшись на эскадрон, посланный в обход, принял бой. В результате боя штаб противника уничтожен. Успели спастись только трое. 28 трупов остались на месте боя. Среди них опознан и Энвер-паша. Ударом шашки у него снесена голова и часть туловища. Рядом с ним был найден Коран».

Однако более вероятно, что беглецов добил сводный эскадрон Ивана Савко, расположившийся вечером 3 августа на привал в некоем кишлаке. Несколько крестьян решили помочь дехканам убрать персики, и один из местных жителей сообщил, что в соседнем кишлаке Чаган расположился отряд Энвера. 

Возле Чагана красные появились поутру. Жители собрались в мечеть на молитву, и никто не заметил, как, укрыв своих лошадей в садах, спешенные бойцы начали пробираться к центру селения. Расположившись за прилегающими к площади заборами, красноармейцы ожидали окончания намаза. А когда басмачи начали выходить из мечети, за несколько минут их всех и положили.

Так или примерно так закончил жизненный путь борец за всемирный халифат, залетевший на огонек Гражданской войны в России. В отличие от родственников, вовремя остановится он не смог или не захотел и погиб там, где делать ему было, в общем-то, нечего. Остается лишь вспомнить Коран: «Воистину, Аллах не поступает несправедливо со своими рабами».

Подробнее о событиях, приведших к Октябрьской революции см. книгу «1917 год. Очерки. Фотографии. Документы»