Понять финансовую политику большевиков можно, только если учитывать влияние, которое оказали на Ленина и Троцкого теоретические изыскания «купца русской революции» Израиля Гельфанда (Парвуса). С присущим им умением схватывать самую суть, лидеры переворота в России вычленили главное: мировая финансовая система устроена таким образом, что отдельные спекулянты могут серьезно поколебать ее своими атаками (впоследствии данный тезис был с успехом подтвержден Джорджем Соросом). А если подобную атаку предпринять, использую ресурсы такой крупной державы, как Россия, финансовая система может полностью рухнуть, что открывает прямую дорогу к мировой революции.

Однако в 1917–1918 годах подобные «интервенции» были неосуществимы, поскольку традиционные связи между финансовыми учреждениями из-за войны оказались разорванными, а часть золотого запаса оказалась в руках белых. Новоиспеченному правительству требовались громадные средства и для обороны, и для содержания своих сторонников. Пока в братоубийственной бойне гибли миллионы россиян, поднаторевшие на контрабанде и грабежах за годы подполья финансисты типа Красина обратили свой взор к «внутренним резервам России» и запустили в нашей стране маховик мародерства.

Еще в апреле 1917 года Владимир Ленин в одном из своих выступлений подчеркивал, что в случае прихода к власти большевики-марксисты не собираются заниматься всеобщей национализацией: «Достаточно отобрать собственность у нескольких десятков представителей крупной буржуазии, да и тем можно оставить какую-то часть средств на безбедное существование». Практика большевиков заставила содрогнуться многих.

17 ноября нарком финансов Менжинский и сопровождавшие его революционные матросы под угрозой оружия заставили руководителей Госбанка выдать Совнаркому 5 млн рублей. Но каждый раз повторять аналогичную процедуру большевики считали слишком хлопотным и, заменив руководство главного финансового учреждения страны, приняли Декрет о национализации частных банков (27 декабря 1917 года).

Вот текст этого исторического документа: «В интересах правильной организации народного хозяйства, в интересах решительного искоренения банковской спекуляции и всемерного освобождения рабочих, крестьян и всего трудящегося населения от эксплуатации банковским капиталом и в целях образования подлинно служащего интересам народа и беднейших классов – единого народного банка Российской Республики Центральный Исполнительный Комитет постановляет:

1) банковое дело объявляется государственной монополией;

2) все ныне существующие частные акционерные банки и банкирские конторы объединяются с Государственным банком;

3) активы и пассивы ликвидируемых предприятий перенимаются Государственным банком;

4) порядок слияния частных банков с Государственным банком определяется особым декретом;

5) временное управление делами частных банков передается совету Государственного банка;

6) интересы мелких вкладчиков будут целиком обеспечены».

Как же учли интересы мелких вкладчиков?

Свои сбережения русский горожанин, имеющий хоть какой-то достаток, обычно хранил в индивидуальном банковском сейфе, один ключ от которого находился у владельца вклада, а второй – у заведующего соответствующим отделом банка. Открыть свой сейф вкладчик мог только в присутствии банковского служащего. И вот одновременно с Декретом о национализации банков издается указ «О ревизии стальных ящиков».

Снова цитируем дословно:

«1. Все деньги, хранящиеся в банковских стальных ящиках, должны быть внесены на текущий счет клиента в Государственном банке.

Примечание. Золото в монете и слитках конфискуется и передается в общегосударственный золотой фонд.

2. Все владельцы стальных ящиков обязаны немедленно по вызове явиться в банк с ключами для присутствия при производстве ревизии стальных ящиков.

3. Все владельцы, не явившиеся в трехдневный срок по вызове их, считаются злонамеренно уклонившимися от ревизии.

4. Ящики, принадлежащие злонамеренно уклонившимся лицам, подлежат вскрытию следственными комиссиями, назначенными комиссарами Государственного банка, и все содержащееся в них имущество конфискуется Государственным банком в собственность народа».

Большевистских финансистов интересовали только валюта и золото, поскольку российские бумажные деньги уже начали превращаться в фантики. Зато золото они вознамерились отобрать у населения России полностью, как испанцы в покоряемой Латинской Америке.

Одновременно с опустошением стальных ящиков представители «народной власти» приступили к тотальной экспроприации золота и драгоценностей у населения.

Сначала создали «базу данных», предписав всем гражданам, имеющим доход свыше 500 рублей в месяц, встать на учет в соответствующих органах. Уклоняющиеся приговаривались к крупному штрафу, году тюрьмы или отправке на фронт («смотря по степени вины»).

Всю зиму и весну 1918 года города и веси России трясло от бесконечных обысков и расправ над теми, кто пытался укрыть от «народной власти» хоть что-нибудь, но имел неосторожность попасться. Награбленные ценности свозились в отделы имущества республики, откуда растекались по партийным кассам, карманам и счетам высокопоставленных совработников и (в меньшей степени) органам исполнительной власти.

К маю «крупных эксплуататоров» в основном «экспроприировали» и взялись за трудящихся, которых даже и к среднему классу отнести затруднительно. Ленин был как всегда категоричен: «Мелкий буржуа имеет запас деньжонок, несколько тысяч, накопленных «правдами» и, особенно, неправдами во время войны. Деньги – это свидетельство на получение общественного богатства, и многомиллионный слой мелких собственников, крепко держа это свидетельство, прячет его от «государства», ни в какой социализм и коммунизм не веря, «отсиживаясь» от пролетарской бури. Либо мы подчиним своему контролю и учету этого мелкого буржуа (мы сможем это сделать, если сорганизуем бедноту, т. е. большинство населения, или полупролетариев, вокруг сознательного пролетарского авангарда), либо он скинет нашу, рабочую, власть неизбежно и неминуемо.

Мелкий буржуа, хранящий тысчонки, – враг государственного капитализма, и эти тысчонки он желает реализовать непременно для себя, против бедноты, против всякого общегосударственного контроля, а сумма тысчонок дает многомиллиардную базу спекуляции, срывающей наше социалистическое строительство».

Составляя очередные проекты мировой революции, Лев Троцкий вторил Ленину и писал о национализации банков следующее: «Экспроприация банков ни в каком случае не означает экспроприацию банковских вкладов. Наоборот, для мелких вкладчиков единый государственный банк сможет создать более благоприятные условия, чем частные банки. Равным образом, только государственный банк сможет установить для фермеров, ремесленников и мелких торговцев условия льготного, т. е. дешевого, кредита. Еще важнее, однако, то, что все хозяйство, прежде всего крупная промышленность и транспорт, направляемые из единого финансового штаба, будут служить жизненным интересам и рабочих, и всех других тружеников».

Стоит ли удивляться, что, когда начали грабить эту многомиллионную массу, она возопила и бросилась под знамена белых, черных, зеленых и любых других цветов, кроме красного? После того как Ленин дал столь своеобразный анализ «текущего экономического момента», период «триумфального шествия советской власти» закончился и Гражданская война в России приобрела настоящую масштабность.

Именно по причине Гражданской войны финал затеянной большевиками массовой экспроприации получился несколько скомканным. Кто-то эмигрировал, кто-то лишился своей собственности в ходе боевых действий, а кто-то сумел поменять чудом утаенные «заначки» на продукты и одежду.

А вот мировой революции все равно не получилось...