Ярославский узел
КРАСНЫЕ И БЕЛЫЕ
«Секретные материалы 20 века» №7(523), 2019
Ярославский узел
Дмитрий Митюрин
историк, журналист
Санкт-Петербург
4718
Ярославский узел
Перхуров после пленения. Март 1920 года

Восстание в Ярославле в июле 1918 года относится к тем точкам Гражданской войны, которые могли бы стать узловыми. Антибольшевистские силы подняли знамя контрреволюции не на сибирской или южной окраине, а в 250 километрах от Москвы, в самом сердце России. В течение двух недель исход Гражданской войны зависел от двух людей – полковника Александра Перхурова и бывшего штабс-ротмистра Анатолия Геккера.

Бремя выбора

В Тверской губернии, в селе Шерепово Корчевского уезда, в первый день 1876 года в семье отставного титулярного советника Петра Перхурова и дочери землевладельца Серафимы Дятьковой родился первенец – сын Александр. Позже на свет появились две дочери – Лидия и Александра и еще два сына – Борис и Сергей.

Младшие братья, пойдя по стопам старшего, стали военными артиллеристами, сопровождали его в дни Ярославского восстания и в Сибири, где оба нашли свою гибель.

Александр, выбирая судьбу, явно брал пример с деда, дослужившегося в лейб-гвардии Литовском полку до полковника. Первые пройденные им ступени карьерной лестницы были вполне стандартны: в 17 лет окончил Московский кадетский корпус, в 19 – Александровское военное училище.

В звании подпоручика получил направление с 39-ю артиллерийскую бригаду, квартировавшую в Карской области на границе с Турцией. Будучи офицером усердным, Перхуров сумел поступить в Николаевскую академию, так что на войну с Японией в 1904 году отправился уже с эполетами генштабиста.

Особых отличий он не удостоился, а после завершения войны остался служить в Омске. В Первую мировую, будучи капитаном, отправился с 14-й Сибирской стрелковой артиллерийской бригадой на фронт. В январе 1915-го за боевые отличия был досрочно произведен в полковники, ровно через год удостоился ордена Св. Георгия 4-й степени. Февральскую революцию встретил на Румынском фронте в должности командира артиллерийского дивизиона. 

Его будущий противник Анатолий Ильич Геккер был на 12 лет младше, родился 25 августа 1888 года в Тифлисе. Судя по фамилии, происходил Геккер либо из евреев-выкрестов, либо из семьи с немецкими корнями. Так же как и Перхуров, выбрал военную карьеру, но учился не в Константиновском, а во Владимирском военном училище.

Получив первый офицерский чин подпоручика, в 1912 году был направлен в Отдельный корпус пограничной стражи. С началом Первой мировой многие пограничные отряды влились в состав армейских частей. О том, как Геккер сражался на фронте, сведений пока не выявлено, но, судя по всему, у начальства он был на хорошем счету. В противном случае его не приняли в Николаевскую академию, пускай даже курс обучения в то время сократился, а требования к поступающим несколько снизились.

Эполеты генштабиста Геккер получил в 1917 году, будучи штабс-ротмистром. В период революционной смуты Анатолий Ильич находился на том же Румынском фронте, что и Перхуров. Вот только отношения к событиям у них было диаметрально противоположным. Если Перхуров, насмотревшись на развал армии, в декабре 1917-го добился демобилизации, то Геккер в это же время стал депутатом фронтового съезда, делегаты которого избрали его сначала начальником штаба корпуса, а в январе даже командующим 8-й армией.

Затем Геккер с остатками большевизированных частей Румынского фронта пристроился в Донбасско-Криворожской республике, которую в мае 1918 года немцы ликвидировали, передав ее территорию Украинской державе гетмана Скоропадского.

Возглавляемые Ворошиловым остатки донецких пролетарских отрядов отступили к Царицыну, составив костяк будущей 10-й армии. Геккер предпочел пристроиться у Антонова-Овсеенко начальником штаба Украинского фронта. Однако к началу июня границу между РСФСР и Украиной определили, и фронт пришлось свернуть за ненадобностью.

Эпицентр борьбы с контрреволюцией переместился на восток, где возникли антисоветские правительства в Самаре, Уфе, Омске. Заполыхало Поволжье, откуда было недалеко до Москвы. Контролируемые большевиками центральные губернии превращались в осажденную крепость, но в этой крепости находились основные ресурсы страны – людские, экономические. Да и войска защитникам крепости перебрасывать было проще, чем осаждающим. 

Главным условием победы Троцкий считал формирование регулярной армии, для чего требовалось создать механизмы мобилизации, обеспечить толпы призывников командными кадрами, преимущественно из числа бывших офицеров, да еще приставить к этим офицерам надежных комиссаров. Началось воссоздание военных округов, один из которых – Беломорский и доверили Геккеру. Еще больше полномочий он получил в качестве командующего Вологодским и Котласским тыловыми районами. Именно Вологду большевики рассматривали в качестве запасной столицы и, разумеется, назначать туда абы кого не стали бы.

Перхуров после демобилизации отправился в Бахмут, где воссоединился с семьей (жена – дочь титулярного советника Евгения Григорьева, дочь Тамара, сын Георгия). Но дома он сидеть не смог и присоединился к Добровольческой армии. Корнилов поручил Перхурову пробираться в Москву, организовывать подпольную деятельность. Созданная Александром Петровичем в столице офицерская организация влилась в «Союз защиты Родины и свободы», возглавляемый опытным эсеровским конспиратором Борисом Савинковым.

Савинков замахнулся высоко, но выступление головной организации в Москве в мае 1918 года было сорвано чекистами. Тогда план скорректировали, решив организовать восстания в других городах центральной России – Ярославле, Муроме и Рыбинске. Перхурову достался Ярославль.

«Лебединая песня» эсеров

Ярославское отделение «Союза защиты Родины и свободы» насчитывало около 120 человек, преимущественно служивших военспецами в учреждениях Ярославского военного округа. Возглавлял организацию бывший командир 25-го армейского корпуса Петр Карпов, ставший в новом советском бытии начальником губернской милиции. 

Именно его милиционеры и обеспечили успех восстания. Но ударную группу составили возглавляемые Перхуровым 105 офицеров (частично местных, частично прибывших с ним из Москвы, Калуги и Костромы), вооруженные всего дюжиной револьверов.

В ночь на 6 июля заговорщики собрались на Леонтьевском кладбище и, атаковав, находившийся в полукилометре склад оружия, успешно разоружили охрану. Телефонная связь была перерезана, но Карпов, услышав выстрелы, отправился к складу с группой в 30 милиционеров и присоединился к Перхурову.

Вооружившиеся и разбившиеся на группы мятежники внезапно атаковали большевиков в разных местах. На сторону повстанцев перешла практически все милиция, а также автодивизион поручика Супонина из двух вооруженных пушками броневиков «Гарфорд-Путилов».

Находившийся в городе 1-й Советский полк (500–600 штыков) заявил о нейтралитете, Особый коммунистический отряд (около 200 штыков) был разоружен после небольшого боя. Действуя по ленинским рецептам, мятежники захватили почту, телеграф, радиостанцию, казначейство, а также губернаторский дом, в котором располагались губернский исполком и чекисты.

Председателя ярославского исполкома Давида Закгейма убили на его квартире. С окружным военным комиссаром Семеном Нахимсоном расправились в гостинице «Бристоль», изрубив его шашками. За три месяца до восстания Нахимсон жаловался в Москву: «Губернский исполнительный комитет и городской исполнительный комитет – оба большевистских по своему составу – друг друга арестовывают за умаление авторитета своей власти и т. п. Пьянство, дебоши и т. д. Необходимо послать агента ЦК с широкими полномочиями». Сам Нахимсон не был образцом кристальной честности, обвинялся в присвоении денег. Но сподобился стать большевистским мучеником.

Узнав о расправе над Закгеймом и Нахимсоном, Перхуров издал приказ, запрещающий бессудные расправы и призывающий «твердо помнить, что мы боремся против насильников за правовой порядок, за принципы свободы и неприкосновенности личности». 

Около двух сотен большевиков загнали на баржу, которую отбуксировали на середину Волги. Такая практика содержания политических противников будет использоваться и белыми, и красными, а выражение «баржа смерти» войдет в лексикон эпохи.

Мятежники захватили центр города, а также заволжскую часть – Тверицы.

Уже 6 июля Перхуров объявил об обязательной мобилизации всех офицеров. Остальных записывали по желанию. Всего в Ярославский отряд Северной Добровольческой армии записалось около шести тысяч человек, вот только непосредственно в боях участвовало человек 700 максимум.

После разоружения Особого коммунистического отряда оставалось сделать последний шаг для полного контроля над городом. Однако в бойцах объявившего о нейтралитете 1-го Советского полка проснулась коммунистическая сознательность. Бои вспыхнули с новой силой.

По странному совпадению в этот же день, 6 июля, в Москве восстание против большевиков подняли их партнеры по правящей коалиции – левые эсеры. Савинков и Перхуров относились к правым эсерам, но были близки к своим однопартийцам и в крестьянском вопросе, и в стремлении аннулировать Брестский мир. Сумей левые и правые эсеры скоординировать свои действия, и 6 июля могло бы стать последним днем ленинского Совнаркома. Но к вечеру мятежников в Москве разгромили.

Перхуров, правда, еще рассчитывал на восстание в Рыбинске и Муроме. В Рыбинске ударный отряд мятежников возглавлял сам Савинков, и 8 июля ему даже удалось захватить здание военных казарм, продержавшись до вечера. Однако другие пять отрядов были оперативно блокированы и уничтожены красными частями. Савинков со своими бойцами вырвался из города, пытался устраивать диверсии на железной дороге, связывавшей Рыбинск с Ярославлем, но, поняв, что все проиграно, приказал разбегаться (в смысле «рассредоточиться»). 

Мятежники, выступившие 8 июля в Муроме, продержались чуть больше суток. Так и не получив сколь-нибудь значительной поддержки населения, горстка примерно в 50 человек была окончательно разбита при отступлении из города.

В Ярославле Перхуров настроился драться до последнего, но попытки расширить контролируемую территорию успеха не имели.

Троцкий направлял к Ярославлю имевшиеся под рукой отряды питерских рабочих, латышских стрелков, венгерских и китайских интернационалистов.

«Террор должен быть железным»

Грозные телеграммы из Москвы гласили: «Пленных расстреливать: ничто не должно остановить или замедлить применения суровой кары. Террор применительно к местной буржуазии и ее прихвостням должен быть железным и не знать пощады».

Командующим наступающими с юга частями назначили бывшего прапорщика Юрия Гузарского, который затребовал из Москвы химических снарядов. Наступавшую с севера группировку возглавлял прибывший из Вологды Геккер, но, после того как Гузарский пострадал при аварии броневика, в руках Анатолия Ильича сосредоточилось общее руководство действующими против Ярославля войсками.

Сильные дожди и ветер помешали использовать доставленные из Москвы химические снаряды, и Геккер действовал обычной артиллерией. Орудия красных методично долбили квартал за кварталом, так что в охваченной восстанием части города было уничтожено до 80 процентов всех строений. Поскольку пожарная часть и городская водонасосная станция были разрушены, в городе бушевали пожары.

15 июля в здании Государственного банка Перхуров собрал совещание с участием 16 полковников и 28 генералов. Обрисовав положение на фронте, он задал один из традиционных русских вопросов: «Что делать?»

Большинство собравшихся поддержали генерала Карпова, убежденного, что надо «сидеть в Ярославле и защищаться до последней капли крови». Доводы были следующие: «Мы не одни – если все Поволжье еще не восстало, то должно восстать, и тогда большевики не справятся с нами. Мы всегда сможем опрокинуть их и двинуться на Москву». 

Из конкретных мер Карпов предлагал обратиться к жителям с воззванием и срочно сформировать четыре полка из местных жителей. Перхуров, который лучше, чем кто-либо, представлял себе реальную ситуацию, предложил передать командование Карпову, а сам с полусотней бойцов вызвался отправиться на пароходе из города «за подкреплением».

Говоря откровенно, Перхуров просто бросил доверившихся ему людей, понимая, что никакого подкрепления не будет. Ближайшие белые части находились в Казани, до которой по прямой 600 километров, а по Волге еще больше.

20 июля Карпов принял решение о капитуляции, обратившись за посредничеством к лейтенанту Балку, возглавлявшему Германскую комиссию военнопленных № 4. В начале мятежа белые объявили его и других сотрудников комиссии интернированными, а теперь надеялись, что немцы спасут их от расправы. Балк, конечно, обещал сделать все возможное, но победители считаться с его мнением не собирались.

Геккер понимал, что грядет расправа и, как кадровый офицер, отнюдь не хотел в ней участвовать. 21 июля он телеграфировал в Москву «Возложенную на меня задачу по ведению боевых операций под Ярославлем считаю законченной. Нарком Троцкий приказал мне вести операции на Северном берегу Волги точка. Северный берег очищен. Белые были уничтожены в количестве девяноста трех плюс пятьдесят убитых нашим огнем. С нашей стороны потери 8 убитых, 50 раненых и 3 расстреляны за грабежи. В дальнейшем я содействовал огнем своей артиллерии и пехотными частями». Дальше Геккер ожесточенно доказывал, что должен срочно ехать в Вологду и дальше на север, отражать британское наступление от Архангельска. Удерживать его не стали. 

Всех сдавшихся комиссии Балка мятежников в количестве 428 человек расстреляли, невзирая на то что среди них попадались несовершеннолетние кадеты и гимназисты. Конечно, расстреляли и Карпова. 

Для сравнения: из содержавшихся на «барже смерти» двух сотен большевиков в живых остались около 120 человек. Из-за артиллерийских обстрелов узники оказались предоставлены собственной участи и страдали от голода. На их счастье, после того как снаряд перебил якорные канаты, баржу отнесло к красным.

Трупы погибших при подавлении восстания питерских большевиков, а также Нахимсона похоронили в Петрограде, на Марсовом поле.

Конечная станция – Лубянка

Перхуров сумел прорваться со своим отрядом на восток и присоединился к возглавляемой Каппелем Народной армии Комуча. Три месяца он командовал Казанской стрелковой бригадой, развернутой затем в дивизию.

Провозглашенный Верховным правителем России адмирал Колчак всячески привечал Перхурова, произведя его в генерал-майоры и наградив почетной прибавкой к фамилии – Перхуров-Ярославский.

На базе своей дивизии Александр Петрович организовал несколько «летучих отрядов», с которыми пытался оперировать в тылах красных. Однако нового Дениса Давыдова из него не получилось. Попытки разжечь партизанскую войну терпели неудачу, в то время как в тылу белых большевики создавали целые партизанские армии.

Когда в июле 1919 года колчаковский фронт рухнул, Перхуров объединил свой отряд с отрядом корнета Фортунатова, нанеся по противнику несколько ударов в районе Тобола.

На общую стратегическую ситуацию это не влияло, и, чтобы не оказаться в ловушке, Перхуров начал пробиваться в Забайкалье.

С ориентированием в сибирской тайге у него было неважно. Отряд заблудился, нес потери от дезертирства, голода и холода, и 11 марта 1920 года, к явному облегчению бойцов, был пленен у реки Лена в селе Подымахинское.

Настроение у победителей было вполне благодушным. Перхурова пересылали из Иркутска в Челябинск, затем в Екатеринбург и, не обнаружив за ним никакого особо кровавого следа, даже определили на службу в штаб Приуральского военного округа в Екатеринбурге.  

Красным он прослужил четыре месяца. После Кронштадтского и Тамбовского восстания отношение к бывшим белогвардейцам ужесточилось. Кто-то из бдительных чекистов припомнил расправы над Закгеймом и Нахимсоном, связав эти убийства с Перхуровым. 

20 мая 1921 года Александра Петровича арестовали. После жестоких допросов в Екатеринбурге его этапировали в Москву, на Лубянку, а затем в Ярославль для организации показательного процесса. В заключение Перхуров написал «Исповедь приговоренного»: «Только за шестнадцать дней, проведенных в особом отделе Екатеринбургской ЧК, – восемь допросов. Из них шесть – с шомполами, проволочными жгутами. Били в два-три приема. Три месяца не давали умываться, разрешив утереться, бросили портянку. Несколько месяцев держали в нечеловеческих условиях подземелья на Лубянке». Те, кто пересекался с ним в заключении, видели перед собой измученного, не рассчитывавшего на пощаду человека.

По приговору суда Перхуров был расстрелян 19 июля 1922 года во дворе губернской ЧК. Останки его, судя по всему, зарыли в безымянной могиле на том самом Леонтьевском кладбище, где четырьмя годами ранее раздались первые выстрелы Ярославского восстания.

Карьера Геккера складывалась более ярко.

Поскольку на севере зимой 1918–1919 годов по причине холодного времени боевые действия затихли, Антона Ильича направили в Астраханский укрепленный район.

Весной он командовал дивизией на Донбассе и, поскольку действовал довольно успешно, в мае был повышен до командующего всей 13-й армией. Затем не только у 13-й армии, но и вообще на Южном фронте началась полоса неудач. Армию трепали, переформировывали, включали в состав других группировок, но до февраля 1920 года Геккер являлся ее командующим.

В апреле его сделали начальником штаба Войск внутренней службы республики – то есть ответственным за подавление антисоветских выступлений. В августе последовало еще более важное и ответственное назначение – командармом-11.

Именно 11-й армии, после ликвидации Азербайджанской республики, следовало провести аналогичные операции с независимыми Грузией и Арменией. Антон Ильич с этими задачами справился вполне успешно, проявив себя не только способным военачальником, но и хорошим дипломатом. Ведь серьезного сопротивления большевикам ни грузинская, ни армянская армии не оказали.

Отметившись при подавлении Кронштадтского мятежа, Геккер пять месяцев возглавлял Военную академию РККА, после чего занимал должности военного атташе сначала в Китае, потом в Турции.

Можно сказать, что Антон Ильич стал одним из главных военных экспертов по странам Востока, так что логично выглядит его назначение в июне 1934 года начальником отдела внешних сношений разведывательного управления Красной армии. Работа, конечно, была интересной, но с началом массовых чисток Геккер мог быть уверен – его обязательно обвинят в шпионаже.

Судя по всему, лично против него Сталин ничего не имел, а старый знакомый по боям на Донбассе Ворошилов Антону Ильичу даже симпатизировал. Однако, когда грянуло дело Тухачевского и его подельников, комкора Геккера в своих показаниях они тоже упомянули. И никто за него не заступился.

Арестовали Антона Ильича 30 мая 1937 года и ровно через месяц расстреляли.

Они были профессиональными военными, а не палачами. Но Ярославское восстание до определенной степени задало тон всей Гражданской войны с вечными мятежами в тылу, карательными акциями и бессудными расправами. И хотя лично Перхуров и Геккер стремились, чтобы жертв было поменьше, от их доброй воли мощь кровавых потоков зависела мало. А за все вольные и невольные кровопролития оба они заплатили по полной.

Подробнее о событиях, приведших к Октябрьской революции см. книгу «1917 год. Очерки. Фотографии. Документы»


18 марта 2019


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847