КРАСНЫЕ И БЕЛЫЕ
«Секретные материалы 20 века» №10(526), 2019
Покорители Крыма
Дмитрий Митюрин
историк, журналист
Санкт-Петербург
36805
Покорители Крыма
Слащев (3 справа) и Нечволодова (2 справа) с офицерами слашевского штаба

Даже в насыщенной яркими персонажами хронике Гражданской войны Слащев и Дыбенко воспринимаются как личности из числа самых ярких и непредсказуемых. Помериться своими командирскими дарованиями им довелось сто лет назад в Крыму. Исход их противоборства обеспечил этому полуострову статус последнего форпоста белой России. 

Человек позы

Яков Александрович Слащев родился 29 декабря 1885 года в Санкт-Петербурге в семье потомственных военных. Следуя традиции, юноша проделал достаточно обычный путь, окончив Петербургское реальное училище Гуревича (и Павловское военное училище, послужив в лейб-гвардии Финляндском полку, а затем пробившись в Николаевскую академию Генштаба). 

По общему мнению, он был даровит, но не дисциплинирован. Так, сопряженное с тяжелейшими экзаменами поступление в Академию генштаба открывало перед офицером практически безграничные карьерные перспективы. Слащев туда все-таки поступил, но учился спустя рукава и, как следствие, окончил ее по 2-му разряду без права причисления к Генштабу и ношения красивого аксельбанта.

Спустя рукава он служил и в Финляндском полку, но зато совершил блистательный «обходной маневр», женившись на единственной дочери своего полкового командира Софии Владимировне Козловой. И тут же, надо полагать, не без содействия тестя был приглашен преподавать тактику в престижном Пажеском корпусе.

Зато, когда грянула Первая мировая война, перед сослуживцами предстал совершенно иной Слащев: бесстрашный, умный, решительный. Молодой офицер рвался делать карьеру, но перед вышестоящими не пресмыкался и берег кровь подчиненных, говоря: «Иначе зачем нас в академии учили?»

Пять раз он был ранен, два раза контужен и, дослужившись к тридцати годам до полковника, получил все максимально возможные в этом звании награды, вплоть до Георгиевского оружия и ордена Св. Георгия 4-й степени. 

Февральскую революцию Яков Александрович воспринял спокойно: в политику не лез, став командиром известного по декабристскому восстанию лейб-гвардии Московского полка, пытался навести в нем порядок, а потерпев неудачу, начал формировать отряд из «ударников», готовых сражаться с немцами до последнего. Но сражаться пришлось со своими.

В декабре 1917 года Слащев появился в Ростове-на-Дону, где велось формирование антибольшевистской Добровольческой армии. Оттуда он отправился на Северный Кавказ с заданием создавать тайные офицерские организации, втянулся в вооруженную борьбу и в мае 1918 года стал начальником штаба у атамана Шкуро, лупившего большевиков на Ставрополье. 

Спустя месяц при взятии Кисловодска Слащев встретил красавицу Нину Нечволодову. Выдавая себя за мужчину (по примеру кавалерист-девицы Надежды Дуровой), она уже повоевала на фронте, дослужилась до унтер-офицера, получила два солдатских Георгия и теперь присоединилась к Якову Александровичу под видом ординарца Никиты.  

Именно в этот период сложился тот внешний образ Слащева, который дошел до нас по мемуарам современников: мундир без погон с надетым поверх него казакином или доломаном, на голове – папаха, в руках – сучковатая дубинка.

Когда в июле 1918 года отряд Шкуро соединился с Добровольческой армией, Слащев в разговоре с Деникиным объяснил свой отказ от погон тем, что «Добрармия живет грабежом, не следует позорить наши старые погоны грабежами и насилиями». Умница Деникин предпочел пропустить дерзость мимо ушей, поскольку уловил в собеседнике главное: «Это был человек позы, с большим честолюбием и густым налетом авантюризма. Но за всем тем он обладал несомненными способностями, порывом, инициативой и решимостью».

Вскоре Яков Александрович получил повышение, став начальником штаба в казачьей дивизии генерала Улагая, а затем ему было доверено самостоятельное командование – Кубанская пластунская бригада, состоявшая из бравых оборванцев, которых и союзники, и противники считали «лучшими вояками по обе стороны Кавказа».

Начальник и подчиненные друг другу понравились, но в феврале 1919-го Слащева перевезли на аналогичную должность в 5-ю дивизию, взаимодействовавшую с высадившимися в Причерноморье войсками Антанты.

Самый главный «братишка»

Павел Ефимович Дыбенко родился 28 февраля 1899 года в многодетной семье малороссийских крестьян в селе Людково Черниговской губернии, находящейся ныне на территории Брянской области. Получив начальное образование в народной школе, в 10-летнем возрасте он поступил в Новозыбковское трехклассное городское училище. Однако пройти полный учебный курс у него не получилось: по данным официальной биографии, из-за тяжелого материального положения, но, судя по всему, из-а того, что был Павел порядочным раздолбаем. 

Устроившись в 17 лет на службу в Новоалександровское казначейство, он вылетел оттуда «за неблагонадежность», или, точнее, в силу того, что подпускать его к финансам категорически не следовало. Уехав в Ригу, работал разнорабочим и портовым грузчиком, учился на электротехнических курсах.

Будучи призван на срочную службу, попал на Балтийский флот, окончил минную школу, стал унтер-офицером. Летом 1913 года на броненосце «Павел I» участвовал в заграничном плавании. 

Очевидно, что были у Павла Ефимовича и способности, и хватка, и характерная для украинцев хитрость, и стремление пробиться куда-нибудь повыше. Эти качества и привели его к революционерам. 

Летом 1915 году на «Павле I» раскрыли подпольный кружок, и Дыбенко отправили проливать кровь на сухопутном фронте, в составе отдельного морского батальона. В боевых подвигах он не отметился, но засветился на антивоенной агитации, за что удостоился своеобразного «наказания» – с фронта его убрали и зачислили баталером на военно-транспортное судно «Ща» в Гельсингфорсе. 

Февральская революция превратила его в вожака и фактического лидера, заправлявшего Балтийским флотом матросского совета – Центробалта. Здоровый, рослый, горластый, он знал, как говорить с «братишками» и, не придираясь к мелочам (вроде самочинных расправ, пьянок и грабежей), вести массы в нужную сторону, указываемую большевиками.

Его политической наставницей, а заодно и любовницей стала революционерка со стажем дочь генерала Александра Коллонтай, которая была на 17 лет его старше и которую в общем и целом он слушался.

Именно Дыбенко со своими моряками являлись главной ударной силой большевистского переворота, и они же сыграли ведущую роль в ликвидации выступления Керенского – Краснова. Краснова Павел Ефимович лично и арестовывал, а Керенский от него убежал.

Наряду с Антоновым-Овсеенко и Крыленко Дыбенко вошел в Комитет по военным и морским делам, то есть превратился как бы в военно-морского министра. Коллонтай стала в первом большевистском правительстве наркомом государственного призрения, и два новоиспеченных «министра», открывая новую эпоху, связали свои судьбы советским браком.  

Дыбенко был избран депутатом Учредительного собрания от Балтийского флота, а в январе 1918 года руководил разгоном этого органа. В феврале во главе моряков отправился под Нарву отражать немецкое наступление, но после мимолетного соприкосновения с противником красные матросы рванули, не оглядываясь, до Гатчины. 

Дыбенко за это изгнали из партии, сняли со всех постов, отдали под суд и даже приговорили к расстрелу, так сказать, условно. Вместо расстрела настоящего Ленин шутя предложил приговорить его и Коллонтай к верности друг другу, что выглядело заведомо неисполнимым.

Искупать провинности Павел Ефимович отправился на подпольную работу в Крым, где практически сразу был арестован и обменян на пленных германских офицеров.  

В конце 1918-го Брестский мир денонсировали, и большевики начали борьбу за Украину.

Павлу Ефимовичу доверили командование 1-й Заднепровской Украинской советской дивизией, в которую на правах бригад влились отряды Никифора Григорьева и Нестора Махно. Первый из них еще недавно служил Украинской державе, второй был идейным анархистом. В Москве решили: кто еще сможет управиться со столь экстравагантными союзниками, как не экстравагантный Дыбенко?

И он действительно худо-бедно с ними управлялся. С Махно у него даже наметилось подобие дружбы: батька подарил ему лучшего трофейного коня и объявил посаженным отцом на своей свадьбе. Правда, после того, как несколько махновцев по приказу Дыбенко были расстреляны за грабежи, отношения испортились.

Но и с собственным начальством отношения у Павла Ефимовича не складывались. 

Донбасс на Крым – неудачный размен

Слушаться командующего Украинским фронтом Антоновым-Овсеенко Дыбенко не хотел и сильно обиделся, когда тот отобрал у него бригаду Григорьева. Не нравилось ему и указание сосредоточиться на прикрытии Донбасса от Добровольческой армии, вместо того чтобы косить глазом в сторону Крыма. Большевики на Донбассе были суровые, не склонные терпеть буйства и грабежи Заднепровской дивизии.

Между тем в начале апреля 1919 года, испугавшись воздействия коммунистической пропаганды на собственные войска, французы и греки решили срочно эвакуироваться на родину. Сдав большевикам Херсон и Николаев, они обнажили фланг Добровольческой армии. И у Дыбенко появился весомый аргумент, чтобы, оголив Донбасс, нанести удар по белому Крыму.

Сравнительно быстро достигнув Перекопа, красные уперлись в хорошо подготовленные позиции, однако махновцы вброд форсировали Сиваш и, оказавшись на полуострове, ринулись ко второй линии белой обороны – Юшуньским позициям. Здесь-то их и встретил Слащев, сумевший сорганизовать отступавшие части и лично поведший их в контратаку, лузгая семечки. Большевики были отброшены на 15 километров к Армянску, оказавшись в опасной близости к по-прежнему занятому белыми Перекопу.

Тогда красные высадили десант на Арабатскую стрелку. Воспрепятствовать ему Слащев не мог, а потому, избегая окружения, начал отводить войска на Джанкой и Феодосию. 

При посещении одного из полков, встав в автомобиле, он обращался к солдатам с пламенной речью и в этот момент был сражен тремя пулеметными пулями: одной в живот, двумя – в легкие. Его отнесли в хату, но уже через час в ходе ожесточенного боя село оказалось занято красными. Якова Александровича просто забыли, и тогда Нина Нечволодова в форме сестры милосердия вернулась за ним на коне, взвалила седло и благополучно вернулась.

Вскоре влюбленные поженились, однако на память Слащеву осталась незаживающая рана в животе и тяжелые боли, снять которые удавалось лишь кокаином… 

Удержав с горсткой людей (около двух тысяч человек) Керченский полуостров, Слащев получил чин генерал-майора.

Дыбенко тоже чувствовал себя победителем, поскольку стал главнокомандующим 9-тысячной армией, наркомом по военным и морским делам и председателем Реввоенсовета Крымской советской республики. 

Но радость была недолгой. Уже в середине июня 1919 года белые заняли Мелитополь, угрожая отрезать Крым от советской территории. И в этот момент снова напомнил о себе Слащев. Высадившийся под его командованием на Коктебеле десант смял красную оборону на Керченском полуострове, открыв путь отрядам Деникина на Севастополь и Симферополь.

20 июня 1919 года остатки Крымской армии Дыбенко и местные большевики начали отступление к Херсону.

Роковой выбор «генерала Яши»

Отделившийся от Дыбенко Махно решил воевать самостоятельно. И вскоре пожалел об этом…

Лихим рейдам крестьян-повстанцев Слащев противопоставил свою тактику. Небольшие подразделения белых растягивались вдоль железнодорожных линий, завязывали схватки с неприятелем, а когда бой разрастался, к месту событий на поездах выдвигались части оперативного резерва, которые и решали исход дела. 

Имя Слащева гремело по югу России. В его послужном списке значились операции, о которых коллеги-военные отзывались с восторгом и завистью. И уж совсем вопиюще эти успехи выглядели на фоне той катастрофы, которой закончился поход Деникина на Москву осенью 1919 года.

Потерпев поражение под Орлом, Вооруженные силы Юга России (ВСЮР) начали откатываться на юг, а наперерез им к Крыму ринулась 12-я красная армия под командованием бывшего подполковника Пауки. Чтобы защитить полуостров, на котором белые могли бы закрепиться и зализать раны, Слащеву пришлось с бору по сосенке собирать войско, получившее громкое наименование 3-го (позже – 2-го) Крымского корпуса. Под ружьем у него оказалось около трех с половиной тысяч человек, меньше, чем полноценная дивизия.

С такими малыми силами Яков Александрович даже не пытался защищать Перекопский перешеек, а, выдвинув вперед сторожевое охранение, стремительно перемещал войска с одного направления на другое, нанося неожиданные контрудары. 

Но самое интересное, что, носясь по позициям, «генерал Яша», ухитрялся еще и управлять самим Крымом, причем управлять, с учетом тогдашней политической и экономической ситуации, очень достойно.

В Крыму того времени получаемая пролетариями реальная заработная плата была выше, чем в дореволюционной России времен экономического бума 1911–1914 годов, что, впрочем, не мешало им время от времени устраивать забастовки.  

В таких случаях Слащев лично появлялся на предприятиях, и никому из забастовщиков даже в голову не пришло раздробить ему голову кузнечным молотом или толкнуть под вагонетку. Переговоры, как правило, заканчивались полюбовно, хотя бывало и так, что слишком напористые делегаты оказывались на виселице.

Репутация «вешателя» вообще намертво прикрепилась к Слащеву, что подтверждается и числом подписанных им смертных приговоров – более сотни. Впрочем, бесспорное первенство по количеству казненных принадлежало отнюдь не рабочим и даже не взятым в плен большевистским комиссарам, а махновцам и разного рода «зеленым» бандитам.  

В марте 1920 года, когда начали прибывать остатки разгромленных войск Деникина, на полуострове они застали этакий оазис спокойствия. ВСЮР были преобразованы в Русскую армию, командующим которой вместо Деникина стал Петр Врангель, «генерала Яшу» сильно невзлюбивший. Вероятно, в расчете, что Слащев свернет себе шею, Черный барон поручил ему сложнейшую операцию по высадке десанта у деревни Кирилловка. И Слащев провел ее с блеском. Мелитополь был взят, и армия Врангеля вырвалась из Крыма на просторы Северной Таврии. В десанте у Кирилловки погибло всего два человека, и, сославшись на «малые потери», Черный барон отказался как-либо отметить достижения слащевцев. 

Зато, когда операция в Северной Таврии провалилась, роль «стрелочника» досталась именно Слащеву, которого отправили в отставку (август 1920 года), разрешив, впрочем, прибавлять к своей фамилии почетное прозвище Крымский, но лишив при этом денежного содержания.

Оказавшись не у дел, Якову Александровичу оставалось только наблюдать за дальнейшими событиями и после разгрома белых эвакуироваться в Турцию.

Вместе с женой он устроил ферму по разведению индеек и попытался свести счеты с Врангелем на информационном поле. После серии интервью тот уволил его из армии «без права ношения мундира». В ответ появился новый опус Слащева «Требую суда общества и гласности», и тогда в окружении Черного барона начали поговаривать о физическом устранении оппонента. 

Стоит ли удивляться, что в этот момент на жизненном горизонте «генерала Яши» появились чекисты, предложившие ему амнистию и возможность вернуться в Россию? И стоит ли удивляться, что Слащев это предложение принял?

В Севастополе его встречал Дзержинский, который по этому случаю лично прервал свой отпуск, а затем на личном поезде доставил перебежчика в Москву.

Слащев вступил в Красную армию и начал преподавать тактику на высших курсах командного состава «Выстрел». Его жена Нина работала консультантом на киностудии и даже сыграла саму себя в фильме «Врангель». Однако после кончины в 1926 году Дзержинского Яков Александрович остался без покровителей, и против него началась настоящая травля. В его новом удостоверении личности было записано «Слащев Яков Александрович, бывший белогвардеец и наемный убийца. Командир второго корпуса в Крыму. Прозвище – Палач Крыма». Курсанты встречали его свистом, а соседи по коммуналке подмешивали в крупу мел, опрокидывали самовар, подпустили кошку, съевшую соловья и воробья – генеральских любимцев. 

Кончилось все тем, что 11 января 1929 года Яков Александрович был застрелен одним из курсантов – неким Лазарем Колленбергом, который оправдывался тем, что мстил за своих повешенных в Николаеве родственников.

Не вписавшийся 

После отхода с полуострова остатки Крымской красной армии были преобразованы в 58-ю дивизию. Дыбенко немного повоевал с бывшими подчиненными – Григорьевым и Махно. Потом большевики с Махно помирились – после того как он застрелил Григорьева. Но личная дружба Дыбенко с батькой не восстанавливалась, и Павла Ефимовича перебросили на другие участки. 

Как начдив-37 он отличился при обороне Тулы и освобождении Царицына. Весной – летом 1920 года командовал сначала 1-й Кавказской, затем 2-й кавалерийскими дивизиями. В Северной Таврии его соединения по касательной схлестнулись с войсками Слащева, но это была мимолетная встреча.

Когда в марте 1921 года «братишки» балтийцы подняли восстание в Кронштадте, во главе Сводной дивизии и под началом Тухачевского подавлял их именно Дыбенко. Потом, под началом все того же Тухачевского, заливал кровью крестьянский мятеж на Тамбовщине.

Карьера постепенно налаживалась. В 1922 году ему экстерном «как особо талантливому» выдали свидетельство об окончании Военной академии, восстановили в партии и назначили командиром 5-го корпуса.

Правда, с Коллонтай они расстались – супруга застала его с любовницей. Павел Ефимович как бы пытался застрелиться, но лишь немного себя поранил. На его карьере это не отразилось: Коллонтай пребывала в этот период в опале.

Дыбенко благополучно преодолел еще две карьерные ступеньки (начальник артиллерийского управления снабжений РККА и начальник управления снабжения РККА) и в 1928 году стал командующим Среднеазиатским военным округом. С басмачами он боролся сурово, предпочитая силовые, а не дипломатические методы. Затем последовали передвижки на аналогичные должности, сначала в Приволжский, а потом в Ленинградский военный округ. Павел Ефимович был избран депутатом Верховного Совета СССР, стал командармом 2-го ранга. А все доносы начет пьянства и «бытового разложения» никаких последствий для него не имели. 

Как член «Специального судебного присутствия» по делу Тухачевского, он отправил на смерть бывшего начальника, немало пособившему ему в карьере. Но Сталин Дыбенко не верил, или просто тот ему не нравился.

Как-то на приеме Павел Ефимович попросил у американского атташе материально помочь сестре, еще до революции эмигрировавшей в США. Американцы ей помогли, а вездесущие органы НКВД отреагировали вполне предсказуемо.

Дыбенко объявили американским и заодно немецким (поскольку ездил по службе в Германию) шпионом. Пока раскручивалось следствие, его уволили из армии и, назначив замом наркома лесной промышленности, отправили на Урал, строить бараки для зеков. Самому пожить в этих бараках Павлу Ефимовичу не довелось. 26 февраля 1938 года в Свердловске его арестовали, а 29 июля того же года расстреляли на полигоне «Коммунарка». 

Отвага и наплевательское отношение к армейской субординации, казалось бы, дают основание причислить Слащева и Дыбенко к представителям такого характерного для Гражданской войны явления, как «атаманщина». Правда, в отличие от других «батьков-атаманов», в армейскую систему они все же пытались вписаться. Готовность к компромиссу в конечном счете привела Слащева в тот же лагерь, где уже находился его бывший противник. Вот только ни он, ни Дыбенко с их непредсказуемостью советской системе не требовались. И она их «съела».

Подробнее о событиях, приведших к Октябрьской революции см. книгу «1917 год. Очерки. Фотографии. Документы»


Дата публикации: 29 апреля 2019

Постоянный адрес публикации: https://xfile.ru/~UXZoq


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
11176013
Александр Егоров
1291076
Татьяна Алексеева
945635
Татьяна Минасян
474041
Яна Титова
278589
Светлана Белоусова
231084
Татьяна Алексеева
222959
Сергей Леонов
222168
Наталья Матвеева
205827
Валерий Колодяжный
203876
Борис Ходоровский
198978
Павел Ганипровский
177527
Наталья Дементьева
129008
Павел Виноградов
124743
Сергей Леонов
114062
Редакция
100662
Виктор Фишман
97617
Сергей Петров
93288
Станислав Бернев
88672