Пьер Огюст Ренуар — один из самых жизнелюбивых художников в истории мирового искусства. Не случайно первый советский нарком просвещения Анатолий Луначарский, долго живший во Франции, назвал его «живописцем счастья».

В отличие от других французских импрессионистов, посвятивших свое творчество почти исключительно пейзажу, Ренуар всегда сохранял приверженность к изображению человека. Сюжеты его картин: семейные прогулки, танцы, лучащиеся счастьем образы детей и женщин.

* * *

Сын художника, знаменитый кинорежиссер Жан Ренуар, автор интереснейшей книги о своем отце, писал: «У Ренуара все начиналось с непонятных мазков по белому фону, даже не по намеченным формам. Иногда льняного масла со скипидаром было в краске так много, что жидкость текла по холсту. Он называл это соком. Сок помогал ему несколькими ударами кисти создать общую тональность. Он никогда не делал углов или прямых линий — «в природе не существует прямой линии». Наконец из тумана возникало тело натурщицы или пейзаж, как это бывает на опущенной в проявитель фотографической пластинке».

* * *

В школе Ренуар обучался чтению, письму, счету и основам сольфеджио. Лучше всего он успевал на уроках пения, которые преподавал никому не известный Шарль Гуно, впоследствии ставший знаменитым композитором.

Он считал, что Огюст должен обучаться пению, стал давать ему частные уроки, показывать азы музыкальной композиции, заставлял петь соло. Он же привлек его к выступлениям в хоре церкви святого Евстафия, где служил регентом, и мальчик пел под его руководством каждое воскресенье.

* * *

С тринадцати лет Ренуар стал работать в посудной мастерской, помогая семье. Он расписывал фарфор, потихоньку копил денежки, чтобы поступить в Академию художеств и стать настоящим художником.

Уже в ранней юности он отличался бережливостью: ходил по середине немощенных улиц, чтобы не изнашивать подметки о камни тротуара, а во время учебы не гнушался подбирать тюбики с остатками краски, выброшенные другими учениками; писал картины в обмен на еду и одежду: портрет жены башмачника — за пару башмаков, булочника — за бесплатный хлеб.

* * *

Клод Моне вспоминал, что однажды во время работы Эдуард Мане наблюдал за Ренуаром «уголком глаза и по временам подходил к его холсту. Затем, сделав гримасу, приблизился ко мне, чтобы прошептать мне на ухо, указывая на Ренуара: «Да у этого юноши совсем нет таланта! Вы же его друг, уговорите его, пожалуйста, бросить живопись!»

* * *

Когда Ренуар писал, он был так поглощен работой, что не видел и не слышал того, что происходит вокруг.

Однажды Клод Моне, у которого закончились сигареты, попросил дать ему закурить. Не получив ответа, он стал шарить у своего друга в карманах, где тот всегда держал табак. Нагибаясь, он пощекотал бородой его щеку. Ренуар отсутствующим взглядом посмотрел в лицо друга, находившееся в нескольких сантиметрах от его собственного, ничуть этому не удивился, только произнес : «Ах, это ты!» — и продолжал водить кистью, почти не отрываясь.

* * *

Ренуару удалось, а это в мировом искусстве удавалось не многим, создать свой тип женской красоты, который с одинаковым успехом можно было бы именовать и ренуаровским, и французским.

* * *

Вернувшись из Италии, куда Ренуар попал впервые сорокалетним, очарованный гением Рафаэля, Веронезе и Тьеполо, он признался: «Самая уродливая парижанка лучше самой красивой итальянки».

* * *

Ренуар так любил женщин, что однажды заявил: «Если бы Господь Бог не создал женской груди, я бы не занимался живописью…».

* * *

Один приятель Ренуара обожал давать ему советы. Однажды он наблюдал за художником, когда тот рисовал этюд обнаженной женщины.

— Ах, Ренуар, если бы еще два-три мазка! Ведь не закончено!

— Вот как? — изумился художник. — Благодарю покорно, а я-то думал, что о своих работах только я могу судить, когда они готовы.

— И как же это? — заинтересовался приятель.

— Весьма просто, — отвечал Ренуар, — когда я чувствую желание хлопнуть изображенную на полотне даму по заднице — значит, ничего больше добавлять не нужно.

* * *

Однажды к Ренуару за интервью обратилась тощая девица из дамского журнала:

— Зачем рисовать таких тучных женщин? Они же не модны!

— Мода пройдет, а мои красавицы будут жить вечно, — ответил художник.

* * *

Дом Ренуара был женским царством. Натурщицы бродили по мастерской в чем мать родила, сплетничали, хихикали. Художник ругал их индюшками и дурехами, грозил палкой, когда они отвлекались во время сеанса.

— Не ревнует ли вас жена к натурщицам? — спрашивали его.

— Нет. Алина знает, что я бл…ю только кистью, — отвечал он.

* * *

Как-то сын Жан спросил Ренуара:

— Веришь ли ты в сумасшествие Ван Гога?

— Нужно быть чуть сумасшедшим, чтобы заниматься живописью. Если Ван Гог сумасшедший, то и я тоже. А на Сезанна — хоть смирительную рубашку надевай!.. — ответил художник.

* * *

Знаменитый «Портрет Жанны Самари», хранящийся в Эрмитаже, уцелел чудом. Ренуар написал его в 1878 году и на следующий год послал его на выставку в Салон. Посыльный, который должен был просто перенести картину, увидел, что она не покрыта лаком. Художник не сделал этого, потому что краски были еще совсем свежие, а посыльный решил, что Ренуар сэкономил.

Проявив «инициативу», он остатками лака от другого произведения покрыл портрет. За оставшиеся полдня Ренуару пришлось переписывать всю вещь.

* * *

Ренуар любил сравнивать человеческие существа с животными. Однажды в разговоре с сыном он сказал:

— Дарвин ничего в этом не смыслил. Почему он говорил только об обезьянах? Например, имярек (тут он называет крупного торговца картинами), несомненно, происходит от обезьяны. Но среди предков Виктора Гюго, безусловно, фигурирует жеребец. А как много женщин, похожих на гусынь!.. Что не мешает им быть очаровательными. Гусыня — это ведь такая прелесть!

* * *

Ренуар и писатель Мопассан с симпатией относились друг к другу, признавая при этом, что между ними нет ничего общего.

Ренуар говорил про писателя:

— Он все видит в черном свете!

Мопассан отзывался о художнике:

— Он носит розовые очки!

В одном они сходились.

— Мопассан сумасшедший! — восклицал Ренуар.

— Ренуар безумец! — вторил ему Мопассан.

* * *

Однажды Ренуара спросили:

— Как возникло явление, которое весь мир именует импрессионизмом?

— У одного из нас на палитре не осталось больше черной краски. Он взял синюю. Из этого все и вышло, — отделался шуткой художник.

* * *

Многие стремились выпытать его «секреты», анализировать состав его палитры. «Это фармацевтика, а не искусство, — говорил Ренуар. — Сегодня людям хочется все объяснить. Но если можно объяснить картину, значит, это уже не искусство. Какие два качества, на мой взгляд, отличают произведение искусства? Его невозможно ни описать, ни повторить…».

* * *

В конце жизни Ренуар как-то сказал: «По нынешним временам, если я вздумаю усесться на палитру, а потом от моих штанов отрежут испачканный красками клочок, мне достаточно будет поставить на этом клочке мою подпись, чтобы его тут же объявили чудом искусства. А вот на мои шедевры в свое время плевали!»

* * *

Как-то раз молодой человек, изготовлявший рамы для картин, спросил у Ренуара совета, каким образом ему улучшить свои изделия. Художник подобно объяснил ему, как изготовлялись красивые рамы в прошлом. Спустя некоторое время молодой человек снова пришел к Ренуару и пожаловался: «При этом способе производства я зарабатываю меньше прежнего». Маэстро вздрогнул. «Вот что, дружочек, — сухо ответил он, — когда человек хочет чего-то добиться, он не измеряет свой успех размером заработка. Двадцать лет подряд у меня не покупали картин. Я жил впроголодь, денег не было, но я об этом не думал, я думал о том, каковы мои успехи в живописи».

* * *

Однажды Ренуар беседовал с собравшимися друзьями о скульптуре:

— Трудное дело скульптура! Живописцы у нас еще изредка встречаются, литераторов и музыкантов этих хоть лопатой греби. Но чтобы быть скульптором, надо быть святым. Надо найти в себе силу не попасться в западню сноровки и, с другой стороны, не оказаться в ловушке ложной безыскусственности.

Да, после мастеров Шартрского собора я вижу только одного скульптора… это Дега, который нашел способ выразить движение.

* * *

На семидесятилетие Ренуара некая корреспондентка решила взять интервью у жены художника Алины, с которой он прожил более тридцати лет.

Однако, увидев ее, сразу задала глупые вопросы:

— Как вы, супруга знаменитого живописца, можете ходить в прошлогоднем платье и без всяких украшений? За что такую любить?

Никогда не терявшая присутствие духа, тут Алина взорвалась:

— Бросьте! Разве любят за платье? Любовь — это не гулянье под луной, когда вас распирает от чувств. Любовь — это накрахмаленные рубашки и свиная отбивная, когда у вас нет денег ни на прачку, ни на мясника.

* * *

Купив деревенский дом в Шампани, на родине жены, Ренуар быстро стал для местных жителей своим человеком.

Однажды обитатели соседней деревни пришли жаловаться, что их учительница лишилась места за то, что отказались «спать» с мэром! Уверенный в своем могуществе, Ренуар обещал помочь через знакомого парламентария.

Каково же было его удивление, когда через несколько дней депутат сообщил ему, как нечто естественное: «Ничего нельзя сделать для вашей учительницы! Мэр — член нашей партии!..»

* * *

В 1910 году в Мюнхене уже старый Ренуар, разбирая зимний пейзаж одного молодого художника, заметил: «Белого цвета не существует в природе. Ведь у Вас над снегом написано небо. Ваше небо голубое. Эта голубизна должна быть видна на снегу. Утром небо всегда окрашено в зеленое и желтое. Эти краски должны быть видны на снегу, если Вы хотите написать утренней пейзаж.

Если Вы пишете вечером, то на снегу должны появиться красные и желтые краски. И обратите внимание на тени. У Вас они слишком темные. Посмотрите, какие легкие тени у Тициана и Рубенса, — они такие прозрачные, что сквозь них все видно. Тени не бывают черными. Тень всегда окрашена, она цветная. Природа знает лишь одни цвета, а черное и белое — это не цвет».

* * *

В конце жизни Ренуар был болен тяжелейшей формой артрита, самым пагубным образом отразившегося на его руках. Его сын Жан рассказывал, что необходимо было специально крепить палитру на ладонях, чтобы отец мог ее держать. Однажды один бестактный журналист задал вопрос художнику, как он может писать в таком состоянии. Ренуар сверкнул глазами и сухо ответил: «Пишу хером».

* * *

Ежедневно, почти до самого дня смерти, Ренуар садился к мольберту, устраивался так, чтобы левой рукой помогать правой, и говорил:

— Э-э…нет, ни одного дня без работы!

— Почему вы так настойчивы? — спросил его заезжий поклонник. Весь поглощенный своим полотном, Ренуар ответил:

— Но ведь нет выше удовольствия! Потом, это похоже на долг.

* * *

Старый Ренуар — скрюченный ревматизмом, но по-прежнему жизнерадостный, рисующий, несмотря на крайнее физическое недомогание. Постоянно болея, страдая от бессонницы, с беспомощными, парализованными пальцами, он работал, привязав кисть к руке, и считал, что не имеет права жаловаться, так как могло быть еще хуже.

* * *

Когда в 1917 году картина Ренуара была помещена в Национальной галерее Лондона, несколько сот английских художников и любителей воспользовались этим поводом, чтобы послать Ренуару приветственный адрес: «Когда ваша картина была повешена среди шедевров старых мастеров, мы имели счастье увидеть, как один из наших современников занял свое место среди великих мастеров европейской традиции».

* * *

Незадолго до смерти Ренуар сказал старшему сыну: «Не кладите на мою могилу слишком тяжелый камень, я хотел бы поднять его, когда у меня явится желание погулять по земле».