Во время Венского конгресса, 29 декабря 1814 года, адмиралом Сиднеем Смитом был организован благотворительный ужин. Гости должны были заплатить три голландских дуката за обед и 10 флоринов за возможность потанцевать на балу. На этом вечере можно было увидеть немало коронованных особ и влиятельных людей. Возможно, это объяснялось тем, что выручка шла в пользу христианских пленников, захваченных североафриканскими пиратами. А может быть, тем, что шеф-поваром на этом празднестве был венский ресторатор герр Янн. Все прошло довольно гладко, только в конце ужина случился небольшой конфуз.

«Служитель Янна начал сбор пожертвований и получил их от императора Александра и прусского короля. Дойдя до его величества короля баварского представитель ресторатора смело предъявил ему шесть блестящих дукатов на дне блюда. Его величество Максимилиан полез в карман своего жилета, потом – в другой, потом в карман фрака, но тщетно. Карманы были совершенно пусты, как в те веселые времена, когда в карманах у принца Макса была пустота, которую парижские ростовщики наотрез отказывались наполнять. Поспешим сказать, что этот король, образец короля, всегда вкладывал монеты в каждую руку, протянутую к нему, именно так он делал каждый день в Мюнхене, где нуждающиеся никогда не обращались к нему напрасно. После первой проверки карманов последовала вторая, не менее тщательная. Но тщетно его величество вытягивал пальцы и исследовал ими самые дальние закоулки. Приходилось смириться с тем, что у него решительно не было денег.

Обескураженный, как школьник, совершивший ошибку, король начал оглядывать тех, кто сидел за столом рядом с ним. Взгляд его остановился на камергере Карле Рехберге. Казалось, он нашел своего спасителя и его мучение вот-вот закончится. Но Рехберг, носящий с собой денежные средства короля, был занят оживленной беседой с Гумбольтом. С энтузиазмом автора, говорящем о своей книге, он рассказывал о своем великом произведении, посвященном России, которое было только что опубликовано и которое ввело его в круг наиболее значимых писателей. Рехберг не видел бедствий своего суверена и оставлял все его жесты и взгляды без ответа.

Все это время невозмутимый эконом ждал и, с блюдом в руке, требовал своих денег. Взгляд короля попеременно переходил со сборщика на Рехберга и с Рехберга на сборщика. Он так смутился, что, казалось, вот-вот воскликнет, подобно Ричарду III: «Дукат, дукат, полцарства за дукат!» При виде этой забавной сцены окружающие тщетно пытались сдержать смех, он циркулировал вокруг этого стола как электрические искры... Бог знает, как король Баварии вышел бы из этого положения, если бы его соседи не решили наконец положить делу конец. Принц Евгений уже начал вставать, он едва не успел удовлетворить требования этого упрямого кельнера, который, верный инструкциям, был гораздо лучшим мытарем, чем придворным. Но император Александр его опередил. Подозвав жестом сборщика, он опорожнил свой кошелек над серебряным блюдом, сделав это не без смеха, но от всего сердца. Все, кто увидел это, начали ему подражать. 

Что касается славного короля Максимилиана, то, покраснев вначале, он преодолел свое смущение и закончил взрывами хохота еще более громкими, чем у других, поскольку этот эпизод напомнил ему о его юности».

Граф де Ла Гард-Шамбона. Воспоминания о Венском конгрессе. 

Мягкосердечье владык

Когда великому халифу донесли, что визирь правой руки отзывался о нем неподобающим образом, халиф не стал посылать неблагодарному сыну шакала шелковый шнурок.

И не стал сажать его на сверкающий золотой кол, специально предназначенный для клеветников высокого ранга. И не стал посылать его с десятком провинившихся мамелюков на усмирение бунта ста тысяч голодных феллахов в пограничную провинцию. И не стал закапывать его живьем по шею в песок, с тем чтобы бродячие гиены вполне насладились вкусом его недостойных ушей. И не стал сажать его в зиндан, с тем чтобы кормить его верблюжьим калом. И не стал заставлять его круглосуточно слушать пение самых лучших степных акынов. И не стал сдирать с него кожу тонкими полосками, тщательно посыпая каждую свежую рану лучшим индийским перцем. И даже не стал сдирать с него кожу целиком, для того чтобы после выделки перечислить на ней прегрешения визиря в назидание будущему его преемнику.

Халиф был мудр, милостив и мягок. Вместо того чтобы примерно наказать недостойного, он, напротив, оказал ему величайшую честь.

Великий халиф в бесконечном мягкосердечии своем повелел визирю правой руки принять должность главного евнуха своего гарема.

Китайский император

Венский конгресс. К Александру I с депешами послан русский морской офицер, никогда не бывший в Петербурге и не знавший императора в лицо. Прибывает он в Вену, ходит по улицам, ищет дворец, где живет наш император. А тот как раз собрался на прогулку. Надел мундирчик гвардейский – и вперед. Итак, идет он по улице и видит нашего морского офицера в форме, в ботфортах при шпорах. Стоит бедняга, озирается. Наш император решил помочь и спрашивает бедолагу, что он ищет. Офицер объясняет, что ему нужен такой-то дворец и русский император. Александру не хотелось прерывать прогулку, общительный моряк ему понравился, и он сообщил, что императора сейчас нет во дворце (чистая правда) и что его можно будет увидеть через пару часов. Слово за слово, они разговорились. Идут, болтают. Александр выспросил и про батюшку офицера, и про матушку, и про карьеру, и про планы на будущее. Протрепавшись полчаса, император решает, что пора заняться делом, поворачивается к собеседнику и говорит:

– Можете отдать мне депеши. Я – император Александр.
– Это плохая шутка – смеется офицер. – Вы, вы – император?
– Ну да, я – российский император.
– Ну да, такой же, как я – китайский император.
– А почему бы вам не быть китайским императором?
– Действительно, раз уж вы – российский император...

Идет эта парочка дальше, шутит и смеется. Императору моряк нравится все больше. Встречают прусского короля. Александр говорит:

– Вот – прекрасный случай познакомить вас с королем Пруссии. Сир, это – моряк моего флота. Имею честь представить его вашему величеству.
– Ага, – говорит моряк, – все лучше и лучше. Вы – король Пруссии, вы – российский император, ну а я – китайский. Три властителя. Почему бы и нет? Мой капитан всегда говорил, что после Бога он властвует на корабле. Кстати, а как идут дела в Пруссии? Что носят в Берлине?

Идут дальше, моряк вспоминает о предках всех присутствующих: о Фридрихе Великом, Петре I и своем дедуле, что при Чесме геройствовал. Может, король и убедил бы своего нового русского знакомого в том, что тот действительно попал в компанию коронованных особ, но вот незадача: офицер не говорит по-немецки.

Доходят до кабачка. Дверь открыта. Моряк предлагает зайти выпить. Император и король не против. Вильгельм произносит тост: за здоровье русского императора Александра. Тот заявляет, что такая здравица была бы более торжественной, если бы сейчас палили пушки.

– Ничего, сейчас будет все, как вы хотите, – хорохорится бравый моряк и выхватывает свой пистолет. – Вот – орудие, пусть и малого калибра.

Его еле-еле уговорили не устраивать пальбу в кабаке. (Тоже мне Дикий Запад!) Наконец вся компания наклюкалась, моряк расплатился, не позволив это сделать собеседникам, и наши герои отправились дальше. (Полагаю, хозяин кабачка был рад безмерно.) Идут они по Вене, доходят до бастиона и встречают там герцога Ришелье, который знал и этого морского офицера, и Александра I. Он-то и подтвердил незадачливому посланнику, что тот действительно только что выпивал с российским императором и прусским королем. Тут моряк бледнеет, зеленеет, дрожит и отдает наконец депеши царю. Тот смотрит на офицера «милостиво и лукаво» и приглашает его в тот же день во дворец на ужин.

Никогда бы не подумала, что выражению «А я – китайский император» двести лет...