Считать достаточной уликой
КРИМИНАЛ
«СМ-Украина»
Считать достаточной уликой
Юрий Радушинский
журналист
Киев
2171
Считать достаточной уликой
Лондонские полисмены перед заступлением на службу

С 1900 года снятие отпечатков пальцев у преступников стало в Скотленд-Ярде обязательным. Уже за первый год своего существования новый дактилоскопический отдел идентифицировал 1 722 рецидивиста, что в четыре раза превосходило самые лучшие показатели, достигнутые при антропологических измерениях. И тем не менее требовался такой судебный процесс, в котором отпечатки пальцев фигурировали бы в качестве неоспоримой улики, что должно было окончательно рассеять недоверие общественности к дактилоскопии.

Несостоявшаяся прогулка

16 декабря 1895 года Адольф Бек, владелец небольших копей в Норвегии, вышел немного поразмяться. Было прохладно, и он остановился, чтобы надеть перчатки. В этот момент к нему подбежала дама и взволнованным голосом потребовала вернуть ей кольцо и браслеты. Бек, ничего не понимая, поспешил отделаться от навязчивой незнакомки. Разгорелся скандал, который закончился в полицейском участке.

Дама, назвавшаяся Оттилией Майсонье, рассказала, что две недели назад на улице к ней подошел человек, представившийся как лорд Солсбери, и спросил, не зовут ли ее леди Эвертон. Получив отрицательный ответ, он все же продолжил разговор. Оказалось, что они оба разводят цветы, и лорд выразил желание осмотреть садик, принадлежавший его новой знакомой.

Встреча состоялась на следующий день. В ходе беседы лорд сообщил, что вместе с друзьями собирается совершить круиз на собственной яхте, и предложил Оттилии составить ему компанию. Далее он добавил, что, поскольку общество будет состоять из высокопоставленных персон, ее туалеты должны быть более элегантными. С этими словами британский аристократ вручил Оттилии чек на 40 фунтов стерлингов и попросил дать ему на время какое-нибудь кольцо или браслет для подборки соответствующего гарнитура. В предвкушении будущих подарков дама тут же выполнила его просьбу. Но, когда «лорд» исчез из виду, она с удивлением заметила, что у нее пропал и второй браслет. Более того, предъявленный Оттилией в банке чек оказался фальшивым. И вот теперь она встретила и опознала жулика.

Поскольку подобное преступление было уже не первым, полиция собрала всех дам, когда-либо попадавшихся на удочку «лорда Солсбери». Их оказалось более двух десятков, и все они, увидев Бека, в один голос заявили, что это именно тот, кто столь подло обманул их. Сколько несчастный ни доказывал свою невиновность, ссылаясь на собственные немалые доходы и на свое частое отсутствие в Англии, полиция проигнорировала все его доводы.

В ходе следствия выяснилось, что Бек несколько лет жил в отеле «Ковент-Гарден», где задолжал 600 фунтов, а затем снимал квартирку, куда, будучи не слишком разборчив в связях, частенько приводил женщин. Все это не очень украшало его в глазах присяжных.

Положение усугубилось еще и тем, что в полицию поступила анонимка, в которой сообщалось, что за аналогичные грабежи в 1877 году был арестован некто Джон Смит. Инспектора, занимавшиеся его делом, тоже, ничуть не усомнившись, опознали Бека как своего бывшего «подопечного». И опять, несмотря на уверения обвиняемого, что он восемнадцать лет назад находился в Латинской Америке и, вообще-то, у него голубые глаза, а у Смита карие, суд остался глух к доводам защиты. В результате Бек просидел весь отмеренный ему срок, как говорится, «от звонка до звонка».

Запоздавшее правосудие

На этом злоключения Бека не закончились. Через год после освобождения из тюрьмы на улице во время прогулки к нему опять подошла женщина и потребовала вернуть драгоценности. История повторилась. Теперь уже 25 обманутых женщин признали в нем вора. А некая мисс Роз даже заявила, что «у него такой характерный нос, который она узнала бы среди тысячи других!». Бедняге снова грозило заключение.

Однако на этот раз судьба сжалилась над невинным страдальцем. Через десять дней в полиции оказался некто Томас Уильям, который пытался сдать в ломбард выманенные у двух незадачливых актрис кольца, но попался. Он оказался удивительно похожим на Бека, только был постарше и поплотнее. К полному смятению полицейских, все пострадавшие назвали «гнусным обманщиком» сначала Уильяма, а затем и Бека.

Под давлением улик Уильям все же признался, что под именем Джона Смита много лет назад его уже судили за присвоение чужих драгоценностей и подделку банковских чеков, но после выхода из тюрьмы он опять взялся за старое.

Разразился грандиозный скандал. Процесс привлек внимание многих известных людей, в том числе и Артура Конан Дойля. Общественность была настолько возмущена судебной ошибкой, что дело дошло до обвинения Скотленд-Ярда и Министерства внутренних дел в полной некомпетентности. Пришлось писать открытое письмо с извинениями в газету «Таймс». За семь лет, проведенных в тюрьме, Беку была выплачена денежная компенсация в размере 5 000 фунтов стерлингов.

В «казусе Бека» старые методы опознания продемонстрировали свою полную непригодность. Сторонники дактилоскопии ликовали, ведь стоило только сопоставить отпечатки пальцев Бека и Смита, как все сомнения мгновенно рассеялись бы. Но картотека в Скотленд-Ярде была составлена на совершенно иных принципах! Британское правительство, учитывая остававшиеся нерассмотренными в течение многих лет письменные обращения Бека к правоведам, тоже сделало для себя выводы — создало апелляционный суд.

Убийство в Дептфорде

Не прошло и года после скандала с Беком, как представился случай продемонстрировать надежность дактилоскопии.

Дептфорд — мрачный район юго-восточного Лондона, где на месте бывших королевских верфей построили бойни и большой мясной рынок. В том, чтобы увидеть на этих улицах человека, испачканного кровью, не было ничего экстраординарного. И вот, именно на столь мрачном фоне, развернулась трагедия, о которой столичные газеты сообщили 27 марта 1905 года.

Утром, когда трудовой народ еще только просыпался, молочник, разносивший по домам свой товар, обратил внимание на то, как из магазинчика на Хай-стрит, торгующего красками, выскочили два парня. Минут через пятнадцать пришедший на работу приказчик удивился, увидев дверь все еще закрытой, поскольку ему предстояло разложить товар по местам еще до прихода первых покупателей. Молодой человек позвонил, но в доме царила тишина. Тогда он пробрался во двор и заглянул в окно. Увиденное привело его в такой ужас, что он с криком о помощи выскочил на улицу.

Полиция не заставила себя ждать. Перед блюстителями порядка предстала жуткая картина. Вся мебель в доме была перевернута, ящики столов и прилавков открыты. Картину разгрома дополняла лужа крови на полу, в которой лежало изуродованное до неузнаваемости тело семидесятилетнего хозяина лавки — Фарроу.

Для детектива-инспектора картина убийства выглядела абсолютно понятной. Скорее всего, услышав внизу шум, Фарроу решил, что пришел кто-то из ранних покупателей, и спустился по лестнице вниз, где на него напали грабители. Чтобы спасти жену, он бросился наверх, но, судя по другой луже крови, на лестнице получил еще один удар ножом.

В спальне полицейские обнаружили умирающую миссис Фарроу, у которой была размозжена голова. Ее отвезли в больницу, где она, так и не приходя в сознание, скончалась. Под ее кроватью нашли взломанную шкатулку для денег. Из бухгалтерской книги следовало, что добыча убийц оказалась не столь уж большой — всего около девяти фунтов стерлингов. Судя по валявшимся на полу двум маскам, сделанным из черных дамских чулок, налетчиков было двое.

Среди полицейских находился специалист по дактилоскопии, который, тщательно осмотрев шкатулку, нашел на ее лакированной крышке почти незаметное пятно, похожее на потно-жировой отпечаток пальца. Установив, что к шкатулке никто из присутствующих не прикасался, и сняв отпечатки пальцев у трупов (что, кстати, было проделано впервые в истории криминалистики), он отправил в Скотленд-Ярд все материалы.

Экспертиза показала, что в полицейской картотеке отсутствуют отпечатки пальцев, идентичные оставленным на шкатулке. Тем не менее имеющийся отпечаток оказался довольно четким, и по нему легко можно было опознать убийцу, если, конечно, появится такая возможность.

В ходе опроса соседей и знакомых Фарроу начали выясняться некоторые детали. Так, одна из женщин почти одновременно с молочником видела незнакомых ей двух парней, убегавших с Хай-стрит. На одном из них было коричневое пальто, как ей показалось, забрызганное кровью. А один из свидетелей нечаянно подслушал в пивной разговор об убийстве «старика Фарроу», причем в связи с ограблением упоминались браться Альфред и Альберт Стрэттоны.

Хотя за братьями и числились кое-какие грешки, но регистрации в полиции они не подвергались. Эти молодцы слыли тунеядцами, и, постоянно меняя адрес, жили за счет женщин. Вскоре местонахождение Альберта удалось установить. Нашли и любовницу Альфреда. Полиция нагрянула к ней как раз после устроенной им сцены ревности. Избитая девушка сообщила довольно важный факт. В ночь убийства кто-то вызвал ее сожителя на улицу. Вернувшись под утро без пальто, Альфред потребовал, чтобы любовница, в случае чего, подтвердила, будто всю ночь он провел в ее обществе.

«Бесперспективное» дело

Братьев, естественно, арестовали. Но фактов для обвинения их в убийстве, по мнению судьи, было явно недостаточно. Тем не менее, в полиции решили снять у них отпечатки пальцев. Во время дактилоскопической процедуры братья, «крутые парни» со зверскими лицами, веселились как дети. Но результат экспертизы оказался для них очень печальным, — отпечатки большого пальца на шкатулке оказались абсолютно идентичными отпечаткам Альфреда Стрэттона.

Именно эта улика оказалась решающей, и теперь успех судебного процесса зависел от того, признают ли присяжные ее достаточно веской.

Процесс вел судья, который, как и присяжные, знал о новом методе лишь понаслышке. Эксперты же были весьма подкованы в этом вопросе. Один из них, — доктор Гарсон, долгое время яро проповедовал бертильонаж. Другим же был непризнанный, а потому и обиженный на весь мир, Генри Фолдс. Чувствовалось, что они оба жаждут реванша и постараются сделать все возможное для доказательства несовершенства метода идентификации. А это ставило бы под сомнение виновность Стрэттонов.

Суд начался 5 мая с блестящей речи обвинителя. «Его слова звучали, как звон колокола, извещавший о смертной казни в Нью-Гейтской тюрьме», — написали воскресные газеты. С помощью показаний свидетелей была обрисована вся картина омерзительного по своей жестокости преступления. Затем судья, указав на тщательно охраняемую шкатулку, заявил: «Нет ни тени сомнения в том, что отпечаток, обнаруженный на шкатулке мистера Фарроу, оставлен большим пальцем обвиняемого Альфреда Стрэттона».

Вслед за ним выступил эксперт-дактилоскопист и на доске, установленной в зале заседаний, продемонстрировал увеличенные фотографии обоих оттисков пальцев, указав на одиннадцать совпадающих элементов узоров. Но и защита не дремала. По совету Фолдса, на снимках были указаны различия, которые «должны сразу же броситься в глаза и наглядно продемонстрировать безответственное легкомыслие Скотленд-Ярда».

Венцом процесса стал эксперимент. Прямо в зале заседаний были взяты оттиски пальцев у нескольких присяжных, на которых ясно проявились те же выявленные защитой «ошибки». Стало ясно, что их причиной была разница в степени усилия, с которой пальцы прижимались к бумаге. Основные же узоры оставались неизменными.

А дальше вообще произошел конфуз. Судья зачитал письма Гарсона, который предлагал свои услуги как одной, так и другой стороне процесса. Такое двуличие привело к тому, что нечистоплотный эксперт был вынужден с позором покинуть свидетельское место. Защита потерпела полное поражение. Поздно вечером присяжные зачитали свой вердикт: «Альфред и Альберт Стрэттоны виновны». Последовал приговор: «Смертная казнь через повешение». Убийцы получили по заслугам, а дактилоскопия заняла вполне заслуженное место в британском судопроизводстве.

Но в «университете криминалистики» — Франции, куда на стажировку постоянно приезжали полицейские со всего мира, с антропологическими измерениями преступников никак не хотели расставаться. Более того, введение дактилоскопии во многих странах Европы было воспринято как покушение на уже достигнутые в борьбе с криминалом успехи. Сам создатель французского антропологического бюро Бертильон громогласно заявлял, что вряд ли «крохотное пятнышко» на пальце когда-нибудь может стать уликой, изобличающей преступника», хотя сама жизнь уже продемонстрировала обратное…

«Проколы» Бертильона

17 октября 1902 года зубной врач Ало обнаружил, что письменный стол и стеклянный шкаф в его кабинете взломаны. Похитили не так уж много, но при ограблении был убит слуга.

Во время фотографирования места преступления Бертильону попался кусок стекла с явными отпечатками пальцев. При более внимательном рассмотрении сделанных снимков он увидел отчетливый узор папиллярных линий. Движимые только любопытством, Бертильон и его сотрудники несколько дней ворошили антропологические карточки, пока не наткнулись на нужную. Отпечатки принадлежали некоему, ранее судимому, Анри Шефферу, который через несколько дней сам пришел в полицию и сознался в совершенном преступлении.

Казалось, сама судьба толкала Бертильона на путь истинный, но он не внял подсказке. В докладной по этому делу отсутствовали даже намеки на использование дактилоскопии. Не удивительно, что мэтр криминалистики очень обиделся, когда однажды увидел в одной из газет карикатуру, на которой он с лупой в руке изучал на стене в уборной отпечатки чьей-то измазанной нечистотами руки…

Вскоре произошла «кража века», которая еще раз продемонстрировала, что дактилоскопия является не только «терпимым приложением к метрической системе», но должна лежать в самой основе идентификации.

22 августа 1911 года почти все газеты мира опубликовали сообщение о том, что в Лувре пропала знаменитая картина кисти Леонардо да Винчи «Мона Лиза», на которой была изображена жена флорентийского дворянина дель Джокондо (отсюда и второе название картины «Джоконда»). Французы отнеслись к этому известию как к национальному бедствию, ведь, когда им хотелось сказать о чем-то невероятном, они говорили: «Это все равно, что украсть Мону Лизу».

Поначалу дирекция музея пыталась объяснить отсутствие картины тем, что ее отнесли к фотографу. Но под давлением прессы пришлось признать, что ее украли. Разразился грандиозный скандал. Поскольку в воздухе попахивало войной, появились версии будто «Мону Лизу» похитили по приказу кайзера Вильгельма II, чтобы «нанести пощечину Франции». Немецкие газеты тоже не оставались в долгу, заявляя, что дело подстроено самими французами, ради провоцирования военного конфликта.

На место происшествия прибыло все начальство Сюртэ, в том числе и Бертильон. Оказалось, что картина была снята со стены вместе с рамой, которая лежала на ступеньках служебной лестницы. Но как удалось пронести картину мимо недремлющей охраны?

Начались повальные проверки всех, кто как-то мог быть связан с пропажей. Под подозрение попали даже умалишенные в психиатрической больнице, поскольку некоторые из них выдавали себя за любовников Моны Лизы. В конце концов, зацепочка все же нашлась. Сам Бертильон обнаружил на стекле музейной витрины отпечатки пальцев похитителя. Дактилоскопию прошли все 275 подозреваемых (включая директора музея), но их отпечатки пальцев ничего нового не дали.

Поиски похитителей, под непрекращающиеся насмешки прессы, продолжались более двух лет пока некто, назвавшийся Леонардом, не предложил одному из антикваров «Джоконду», объяснив ее похищение тем, что он, как патриот своей родины, хотел вернуть ее домой — в Италию. После ареста выяснилось не только его подлинное имя — Винченцо Перруджа, но и подробности кражи.

Винченцо, приехав на заработки во Францию, одно время работал в Лувре маляром. В день похищения, когда музей был закрыт для посетителей, он пришел туда чтобы, якобы, проведать своих друзей. Сторож знал его в лицо, поэтому пропустил, не задавая никаких вопросов. Внутри музея тоже никто не обратил на него внимания. Оставшись один в зале, где висела «Мона Лиза», он снял портрет со стены, вынес на лестницу, вынул из рамы и, спрятав под рабочим халатом, унес домой, где и положил под кровать.

Как выяснилось впоследствии, Перруджа уже арестовывался парижской полицией за ограбление проститутки, и тогда у него сняли отпечатки пальцев. Но так как количество учетных антропометрических карточек в хранилище неимоверно разрослось, отыскать нужную не было никакой возможности. А между тем, если бы они лежали по системе, заведенной в дактилоскопии, то ее поиск занял бы всего несколько минут, а не двадцать восемь месяцев!

Суд над похитителем «Джоконды» состоялся в 1914 году. Его приговорили всего к одному году тюрьмы. Сам судебный процесс не вызвал никакого интереса. Главное — картина вернулась на свое место.

После этого случая шеф полиции Франции Лепен решил перевести службу идентификации на дактилоскопию, подорвав тем самым национальную славу Бертильона, которого как раз собирались представить к ордену Почетного легиона. Но пока шли разговоры о реорганизации полицейской службы и вручении награды, «гордость Франции» — Бертильон серьезно заболел и 13 февраля 1914 года скончался.

Через несколько недель после смерти Бертильона в Монако состоялась Международная полицейская конференция, на которой среди других обсуждался вопрос о том, как облегчить и ускорить розыск преступников-гастролеров.

И, сколь это ни покажется удивительным, но именно по предложению представителя Франции было принято решение о повсеместной замене антропометрии на дактилоскопию. Время бертильонажа закончилось. Отпечаток пальца стал в судопроизводстве вполне убедительной уликой для обвинения в совершенном преступлении.


19 февраля 2020


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847