Сотни лет на Руси существовало крепостное право: крестьян считали вещью в руках помещика. Это оттуда, из крепостного права — «жизнь хуже собачьей», «шапку ломать», «право первой ночи» и так далее. Некоторые из землевладельцев отличались такой жестокостью, что вошли в историю. Яркий пример тому — Дарья Николаевна Салтыкова, получившая от дворни прозвище Салтычиха.

День начинается

Дарья Николаевна вновь проснулась в недобром расположении духа. Вызвала девку, чтоб та ее одела. Придраться было не к чему, и тогда барыня без всякой причины оттаскала крепостную за волосы. Затем помещица пошла проверять, все ли чисто убрано. В одной из комнат она увидела маленький желтый осенний листочек, который залетел в окно и прилип к половице. Салтычиху прорвало. Она визгливым голосом потребовала служанку, которая убирала комнаты. Ни жива ни мертва вошла Аграфена. Салтычиха схватила увесистую палку и стала нещадно бить «провинившуюся», пока девица, истекая кровью, не повалилась на пол. Позвали священника, но Аграфена не могла даже слова вымолвить. Так и умерла без покаяния.

Подобные сцены в московском доме на углу Кузнецкого моста и Лубянки повторялись чуть ли не каждое утро, а затем и в течение дня. Те, кто покрепче, побои выдерживал. Других же постигала участь Аграфены. Всего Салтычиха замучила 39 душ. Среди забитых самой барыней — в основном молодые женщины, есть также и несколько малолетних девочек.

Как Салтыкова превратилась в Салтычиху

Дарья Николаевна Иванова была рода незнатного и богатства не имела. Однако ее удачно выдали замуж за ротмистра лейб-гвардии конного полка Салтыкова. Таким образом Иванова вошла в круг аристократов. Среди Дарьиной родни значились Строгановы, Голицыны, Нарышкины и Толстые. При жизни мужа Дарья совершенно не увлекалась рукоприкладством. Наоборот, она была миролюбива и набожна. К несчастью, супружеская жизнь продолжалась недолго. В 1756 году, когда Дарье исполнилось 26 лет, она овдовела. Правда, став при этом одной из самых богатых помещиц России. Она получила обширную усадьбу в Москве, а также немалые земельные владения в Московской, Вологодской и Костромской губерниях, в которых насчитывалось более шестисот крепостных душ. Богатство и смерть мужа плохо подействовали на Дарью. Да еще к раннему вдовству примешалась неразделенная любовь. Салтыкова воспылала самыми нежными чувствами к инженеру Тютчеву, дедушке знаменитого поэта. За бурным романом последовал разрыв: Николай на Дарье жениться не пожелал, а взял в жены девицу Панютину. Измена вывела бывшую любовницу из себя. Она приказала дворне сжечь дом Панютиной. Дала людям серы, пороха и паклю. Но крепостные испугались: кому охота садиться в тюрьму… Хозяйка хорошенько поколотила дворовых за неповиновение. А когда Тютчев и Панютина уже поженились и отправились в собственную вотчину, в Орловскую губернию, Дарья Николаевна приказала своим крестьянам убить молодоженов. Однако, опять же испугавшись, крепостные сообщили о намерениях хозяйки самому Тютчеву.

Так Салтыкова превратилась в Салтычиху. В молодых красивых девушках она видела главную причину несчастий. Своих заложниц она била по голове скалкой, поленом, утюгом (зачастую горячим), жгла лучиной волосы, обливала кипятком, рвала уши раскаленными щипцами и вытворяла еще многие страшные вещи. Когда Салтычиха уставала, она приказывала своим гайдукам (так в крепостной России называли лакеев) добить «виновных» батогами, кнутом или плетью: «Бейте до смерти! Я сама в ответе и никого не боюсь».

По всей Москве шли разговоры о злодействах Салтычихи. С ужасом шептали, что она похищала детей, жарила их и ела. А у молодых крепостных девок вырезала груди и тоже ела. Все это, конечно, преувеличения, свойственные устному народному творчеству. Тем не менее в солидном издании — в словаре Брокгауза и Ефрона — Дарья Николаевна Салтыкова, урожденная Иванова, названа людоедкой. Правда, данное определение авторы все-таки заключили в кавычки.

Челобитные

Конечно, не все крепостные мирились с таким положением дел. 21 жалоба крестьян на Салтыкову хранится в архивах. Но в те времена чернь не имела права жаловаться на своих господ «яко дети на родителей». Кроме того, Дарья Николаевна имела обширные связи. Частенько челобитные к ней же и попадали. Однако дело все же дошло до императрицы Екатерины Алексеевны. Государыня находилась в Москве, где в тот момент гремели торжества по случаю коронации. Народ тоже участвовал в празднике. По улицам разъезжали телеги, на которых возлежали жареные быки, грудами возвышалась дичь и хлебы разного сорта. За «колесницами» с кушаньем катили бочки с медом и пивом. На Красной площади били фонтаны с красным и белым вином. Сама Екатерина разъезжала в карете с открытым верхом, смотрела, как ее герольды бросают в толпу серебряные монеты. Вдруг из этой массы народа выскочил бородатый мужик с безумным взглядом. Он быстро бросил в окно кареты скомканный, грязный листок. Был это Ермолай Ильин — крепостной Дарьи Салтыковой, которая одну за другой забила насмерть трех его жен. Провалявшись в горе несколько дней после убийства третьей жены, Ермолай решил во что бы то ни стало привлечь ненавистную барыню к ответу. Он убежал от Салтычихи и смог пробраться к карете государыни.

Следствие по делу

Вернувшись в Кремлевские палаты, Екатерина решила познакомиться с прошением. Она пробежала глазами челобитную и погрузилась в раздумье. Ссориться с аристократами не хотелось. Они помогли ей взойти на престол. Однако императрицу ужаснули факты, изложенные на бумаге. К тому же она всего несколько дней назад обещала своим подданным быть матерью русского народа. Через несколько минут государыня сделала выбор: «произвести о помещице Салтыковой следствие».

Разбирательство продолжалось 6 лет. Здесь не обошлось без связей Салтыковой и подкупа следователей. Последние втайне надеялись, что императрица забудет об этом деле. Но государыня все помнила. И она не любила, когда ее требования не выполнялись. При следствии у дворянки произвели тщательный обыск. В бухгалтерских книгах нашли список московских чиновников, получивших от Салтычихи взятки. Среди них были начальник Полицмейстерской канцелярии Молчанов, прокурор Сыскного приказа Хвощинский, присутствующий Сыскного приказа Вельяминов, секретарь Тайной конторы Яров и многие другие. Наконец, 13 января 1765 года вышло определение: поскольку Дарья Салтыкова, «хотя публично многими свидетелями и пострадавшими изобличена, сознаваться не желает, то подвергнуть ее пытке». Но пытать дворянку не решились. Ей только показали, как это делается. То есть при ней пытали другого преступника. Салтычиха только ухмылялась, глядя на старания палача, — она сама и не такое вытворяла.

Узнав, что истерзательница по-прежнему упорствует, Екатерина II назвала ее «уродом рода человеческого», после чего приказала провести строгий, «повальный обыск о личности Салтыковой». В 1768 году юстиц-коллегия все-таки доказала, что Дарья Николаевна Салтыкова «немалое число людей своих мужеска и женска пола бесчеловечно, мучительно убивала», посему достойна смертной казни. Однако «просвещенная императрица» не могла пойти на крайнюю меру. Государыня помиловала преступницу, определив ей пожизненное заключение.

Салтычиху лишили дворянства, вывели на эшафот, установленный на Красной площади, привязали к позорному столбу и повесили на грудь доску с надписью: «Мучительница и душегубица». Затем ее посадили в подземелье, которое находилось под церковью Иоанновского девичьего монастыря. Помещение имело совсем маленькое оконце, едва пропускавшее свет. Так что в жилище узницы почти круглые сутки было темно. Свечу здесь зажигали только тогда, когда она ела. После «трапезы» огонь задували. Здесь у Дарьи сложился «счастливый роман» с тюремщиком, который приносил пищу. Сказывали, что она даже родила от него ребенка.

В летние месяцы простой люд приходил посмотреть на «злодейку Салтычиху», для чего бесцеремонно отдергивали со смотрового окна занавеску. В ответ бывшая барыня старалась попасть в глаз смотревшего палкой и плевалась, при этом у нее безобразно тряслись щеки: за годы, проведенные в подземелье, Салтычиха здорово располнела.

В 1779 году ей определили другое место заточения. «Мучительницу и душегубицу» поместили в специальном застенке, пристроенном к стене монастыря, где она и скончалась в 1801-м. Так закончился этот русский «этюд в багровых тонах».