14 апреля исполнилось 158 лет со дня рождения Петра Аркадьевича Столыпина. О его жизни и смерти, идеях и реформах написаны тома. Но до сих пор мы, похоже, не полностью осознаем его значение для нашей страны. Это потому, что он не закончил труд своей жизни — преобразование России. «Государственное дело Столыпина не умерло, оно живо, и ему предстоит возродиться в России и возродить Россию», — говорил философ Иван Ильин. Но возможно, если бы Петр Аркадьевич прожил еще хотя бы десять лет, история была бы совсем иной. Поэтому 1 сентября 1911 года стало русской национальной катастрофой — похуже американской 9/11. Только тогда это мало кто понимал.

…Киевский оперный театр, 22 часа 30 минут. Премьер в антракте оперы Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане» беседует с камергером двора. Некто в черном фраке возникает в проходе. Сухо трещат два выстрела из браунинга, и чернофрачник бежит. По белому сюртуку премьера расползается кровавое пятно. Из ложи потрясенно смотрит царь. Раненый пытается поднять правую руку, не может и крестит государя левой. «Счастлив умереть за царя», — говорит он. Одиннадцатое покушение на Столыпина удалось — он умер через четыре дня.

Ранний взлет

По праву рождения он принадлежал к элите — имперской, сословной. Его род был известен с XVI века и всегда служил России. Например, его двоюродный дед был адъютантом у Суворова, а его отец Аркадий Дмитриевич, генерал от артиллерии, после русско-турецкой войны стал губернатором европейской части Турции. Вообще, тогда круг, из которого выходили выдающиеся люди, был узок и родственен. Так, Петр Столыпин приходился троюродным братом Михаилу Лермонтову.

В орловской гимназии, по воспоминаниям современника, Петр «выделялся среди учеников рассудительностью и характером». В 1881 году он поступил на естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета. Его специальностью была мирная и созидательная агрономия, а одним из преподавателей — великий ученый Дмитрий Менделеев.

Столыпин мог бы незаметно и плодотворно провести всю жизнь в провинции, но это не было судьбой столь энергичного и благородного человека. Первым признаком того, что этот скромный студент не прост и не тих, стала его женитьба. В 1882 году его старший брат Михаил погиб на дуэли. По некоторым свидетельствам, позже Петр тоже стрелялся с его убийцей — князем Сергеем Шаховским и был ранен в руку, которая потом всю жизнь плохо двигалась. Брат оставил невесту — фрейлину императрицы Марии Федоровны Ольгу Нейдгардт (праправнучку того же Александра Суворова). Говорят, перед смертью Михаил вложил ее руку в руку Петра и через два года тот стал ее мужем. Брак был долгим и счастливым, благословленным сыном и пятью дочерьми.

Еще студентом, в 1884 году, Петра зачислили в Министерство внутренних дел, а в день окончания университета, 7 октября 1885 года, он стал коллежским секретарем. Десятый класс Табели о рангах, исключительный старт для столь молодого человека... В следующем году еще один рывок — пожалован камер-юнкером императорского двора. Опять же с отступлением от карьерных правил. Дальше — теми же темпами: титулярный советник, потом, почти сразу, Ковенский предводитель уездного дворянства. Выше на четыре ранга. Примерно как если бы сейчас 26-летнего капитана назначили на полковничью должность.

В Ковно семья мирно и счастливо жила 13 лет. Но в 1902 году — очередной резкий поворот. Его жизнь вышла на финишную прямую, а орудием судьбы стал министр внутренних дел и шеф жандармов Вячеслав Константинович фон Плеве. Он вызвал Столыпина в столицу и объявил, что тот назначен губернатором Гродно.

Решительный губернатор

Этот белорусский город был сложной для Российской империи точкой. Русско-польско-еврейское население, постоянные конфликты на национальной почве. Там Столыпин впервые проявился как реформатор — умный и сильный, справедливый и жесткий. Первым указом он закрыл Польский клуб — центр шляхетской крамолы. Дальше — сельскохозяйственные реформы, многие из которых были направлены на облегчение жизни крестьян. Это вызвало гнев местных помещиков. Его деятельность всегда в конечном итоге имела в виду величие и процветание страны, но слишком многие ненавидели его за решительные и эффективные действия...

И вновь возник Плеве, — скорее всего, он уже начал готовить своего протеже к высшим постам империи и не дал ему засидеться в глуши. Столыпин был назначен губернатором Саратовской губернии. Он не хотел, ссылался на личные обстоятельства, но всесильный министр заявил ему: «Они не могут быть приняты во внимание».

Назначение в одну из ключевых губерний было повышением, и немалым, но над страной уже нависала гроза. Революцию 1905 года вызвало не поражение в Русско-японской войне, а скорее наоборот — деятельность революционеров и сочувствующих им либералов подтачивала государственность и ослабляла армию. В стране бушевал террор против чиновников, их отстреливали, как куропаток. Но перед лицом смерти Столыпин всегда был собран и хладнокровен. Как-то саратовский губернатор посетил антиправительственный митинг. В толпе на него кинулся агрессивный тип. Столыпин бросил ему на руки свое пальто, приказав: «Держи». И тот покорно держал, пока губернатор говорил с бунтующим народом. После чего толпа успокоилась и мирно разошлась.

В другой раз, когда террорист направил на Столыпина револьвер, он распахнул пальто и спокойно сказал: «Стреляй!» Несостоявшийся убийца растерялся и бросил оружие. Позже прямо перед губернатором разорвалась бомба, убившая несколько человек, но он остался невредим и даже не дрогнул. Потом Петр Аркадьевич во главе казаков спасал врачей-земцев, осажденных погромщиками, и был задет брошенным из толпы камнем.

Да, снаряды уже падали рядом с ним, и все ближе. В его доме был убит эсеркой генерал Виктор Викторович Сахаров, приехавший усмирять крестьянские волнения, названные позже «резней в Малиновке». Эти события Столыпин описывал в письме к жене так: «Пугачевщина растет — все уничтожают, а теперь еще и убивают... Вчера в селе Малиновка осквернили Божий храм, в котором зарезали корову и испражнялись на образе Николая Чудотворца. Другие жители деревни возмутились и вырезали 40 человек». Россия погружалась в безумие.

На расстрельной должности

Продвигавший его Плеве погиб от эсеровской бомбы летом 1904 года, но Столыпина уже заметил и сам царь, дважды благодаривший его за усердие. Во второй половине апреля 1906 года перспективный губернатор был назначен министром внутренних дел. В то время эта должность была «расстрельной»: министров скоро или выгонял царь, или убивали террористы. Не удивительно, что переживший уже четыре покушения Столыпин попытался отказаться от такой чести. «Тогда я вам это приказываю», — сказал Николай. Судьба по-прежнему вела Петра Аркадьевича. Он возглавил МВД, а 8 июля 1906 года — все правительство.

Каждый день гремели взрывы, звучали выстрелы, умирали чиновники и с ними сотни невинных людей. А в «образованном обществе» эта кровавая вакханалия находила полное одобрение вплоть до того, что «нерукопожатными» становились те, кто выражал сочувствие жертвам террора. Ловкие адвокаты спасали от смертной казни откровенных убийц. И в Думе сидели те же террористы и их пособники. «Он (Столыпин. — Ред.) и их призывал к терпеливой работе для Родины, когда они собрались прокричать лишь — к бунту!» — заметил Александр Солженицын.

Дошло до того, что и император, и премьер из-за риска покушений большую часть времени вынуждены были проводить дома, в окружении охраны. Гибель грозила не только первым лицам государства, но и их семьям. Террористы хотели отравить двухлетнего Аркадия Столыпина. А во время страшного взрыва на даче премьера на Аптекарском острове Петербурга он опять остался жив, но погибло несколько десятков человек, ранения получили оба его ребенка. Аркадий легкое, а у дочери Натальи были раздроблены ноги. Несколько лет девочка не могла ходить. Именно тогда Петр Аркадьевич сказал детям: «Когда в нас стреляют — прятаться нельзя».

Через неделю после этого взрыва, 19 августа 1906 года, был принят «Закон о военно-полевых судах». Он позволил в очевидных случаях тяжких преступлений судить террористов и бандитов в течение суток. За восемь месяцев было казнено всего 683 человека, но уже это позволило остановить безумие. По воспоминаниям близких, Столыпин тяжело переживал необходимость таких мер, но в проведении их был тверд. «Государство обязано, когда оно находится в опасности, принимать самые строгие, самые исключительные законы, чтобы оградить себя от распада», — говорил он. Революция сошла не нет, российская катастрофа была отодвинута на 11 лет.

Широко известно выражение «столыпинский галстук», означавший петлю, с помощью которой Столыпин подавлял революцию. Но не все знают, что автором его был депутат Думы кадет Федор Родичев, за что получил от Столыпина вызов на дуэль. Родичев предпочел публично извиниться перед премьером. Однако «столыпинские галстуки» свою положительную роль действительно сыграли.

Столыпинская пятилетка

Главным делом пяти кратких лет его премьерства стала аграрная реформа. Он пытался сломать архаичную общину, чтобы дать развиваться «крепким хозяйствам» — по сути, фермерским. Начал реализацию грандиозной программы заселения Сибири и Дальнего Востока. Росла промышленность, усложнялась сеть железных дорог, поднималось благосостояние населения и всего государства — уже к 1910 году его бюджет был в плюсе. Однако многого он сделать не успел, и не по своей вине.

Его ненавидели и левые, и правые, и придворные, и депутаты Думы. Он был вне партий и кланов, единственным его стимулом и целью было благополучие России. А царь... У того было свое видение проблем, часто не совпадавшее с идеями первого министра. Хотя возможно и то, что очевидная для всех напряженность в отношениях между монархом и его министром была некой игрой, призванной успокоить настроенную против Столыпина элиту. Во всяком случае, Петр Аркадьевич до последних мгновений жизни был твердокаменным монархистом и любил Николая Александровича как человека.

Как бы то ни было, после мартовского министерского кризиса 1911 года всем было ясно, что отставка Столыпина лишь дело времени. Но ушел он со своего поста сразу под пули террориста Дмитрия Богрова... По поводу этого убийства ходит множество конспирологических теорий, однако, наверное, все проще — и страшнее. В общем-то, смерть Столыпина тогда никому уже не была нужна. Ни революционерам — потому что революцию он подавил и продолжение ее казалось невозможным. Ни крайне правым — потому что все его ненавистные им инициативы были отложены в долгий ящик. Он был, выражаясь жаргоном современной политики, «хромой уткой». Так что, скорее всего, выстрел Богрова никакой не заговор — революционеров, жандармов или масонов. Просто хитрый мальчик из хорошей семьи провел недалеких стражей правопорядка и осуществил задуманную им «казнь душителя революции». У мальчика было негативное мироощущение, он скучал и все равно хотел покончить жизнь самоубийством.

Судьба Столыпина как политика местами разительно напоминает судьбу Авраама Линкольна. И тот и другой категорически не вписывались в истеблишмент, и того и другого поливали грязью с противоположных сторон политического спектра, тот и другой жизнь положили на благо Отечества. Оба благополучно провели свои страны через кровь, ужас и разруху гражданского противостояния. И смерть приняли очень похоже — в театре, от пуль убийцы-одиночки (здесь бы горько сыронизировать, что жизнь для них была театром, по которому ходят убийцы). Но если Линкольн сделал то, что хотел, — освободил рабов и воссоединил расколотую страну, то Столыпин был лишь в начале пути. Реформы только были запущены, а иные остались на уровне планов. Например, в пропавшей памятной записке Столыпина государю, которую он написал на случай своей смерти.

Альтернативная история

«Дайте государству 20 лет покоя внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России», — сказал он как-то. А если бы Бог дал ему эти годы? История, конечно, сослагательного наклонения не имеет, но газетная статья не научный трактат... Вероятно, после почетной отставки Столыпин возглавил бы, скажем, специально для него воссозданное Восточно-Сибирское наместничество, то есть стал бы, как некогда Николай Муравьев, некоронованным королем Сибири. Под его руководством она сделалась бы одной из главнейших областей империи, а он отрабатывал бы там свои реформы. Рано или поздно его бы вернули в Петербург. Скорее всего, после 1913 года, когда стало очевидным, что над страной вновь сгущаются тучи. Возможно, он предотвратил бы вступление России в Первую мировую. Так уже было — в 1908-м, когда он разубедил царя объявлять войну Австрии. «Сегодня я спас Россию!» — сказал он в тот день.

Россия бы спокойно наблюдала, как европейские державы рвут друг другу глотки, тем временем осуществляя реформы, поднимая промышленность, укрепляя армию и флот. Хотя смогла и вступить в войну — на последних ее этапах, как Италия. Тогда восточноевропейский военно-политический блок сложился бы на четверть века раньше и без тоталитарной идеологии. Да еще, по всей видимости, России достался бы контроль над черноморскими проливами. Да Финляндия осталась бы в ее составе — с весьма урезанными правами, как готовил для нее Столыпин. И Польша… Революция бы при этом случилась в побежденной Германии и была бы подавлена при помощи России. А темные личности вроде Ульянова, Джугашвили и прочих, которые, конечно, были бы замешаны в немецких событиях, успокоились в «столыпинских галстуках».

Вторая мировая стала бы невозможной — ведь Третий рейх возник как реакция на наступление коммунизма. Ядерное оружие, вполне вероятно, было бы разработано в России, да и в любом случае скоро бы появилось у нее. Как, кстати, и другие глобальные ноу-хау — ракеты, вертолет, телевидение, магнитофоны (см. стр. 14–15 в этом номере. — Ред.). И так далее. Сегодня мы имели бы процветающую, промышленно развитую евразийскую конституционную монархию. Сверху — царь, народное самоуправление — снизу. Такую вертикаль власти пошатнуть очень трудно. В общем, Третий Рим во всем великолепии.

Почему случилась революция

Да, хороший сюжет для романа альтернативной истории… К сожалению, вряд ли осуществимый в реальности. Дело в том, что Россия была тяжко больна, и Столыпин, при всей своей гениальности, лечил лишь симптомы болезни. Научное мышление его времени не достигло уровня, на котором возможен системный подход, и основополагающая теория развития народа была невозможна. Сейчас таковая есть, и согласно ей Россия с XVIII века пребывала в чреватой гражданской смутой фазе этнического надлома. На этом фоне — с русских масонов, декабристов и народников и вплоть до большевиков — развилась сильнейшая антисистема, раковая опухоль этноса.

Революция случилась не потому, что крестьян давила община, а рабочих — эксплуатация. Не потому, что революционные группы все время пополняла озлобленная еврейская молодежь из-за черты оседлости, которую Столыпин хотел упразднить. И не из-за войны — у Николая II были резоны вступить в нее, а складывалась она для России в целом удачно. Хотя все эти факторы, конечно, повлияли. Однако в бездну Россию толкнула антисистема, разрушившая традиции, исказившая народную мораль. Болезнь прогрессировала очень быстро. Еще в первых годах века упомянутые события в Малиновке или деяние крестьянина Варфоломея Чайкина, похитившего и сжегшего чудотворную Казанскую икону, казались запредельными. Через двадцать лет подобные вещи уже не считались в России преступлением…

Но антисистема долго не живет — вместе с этносом она убивает самое себя. Сегодня мы имеем дело с ее разобщенными (хотя еще очень ядовитыми) ошметками, но суперэтнос начинает выздоравливать. Однако для выздоровления как раз и нужны начатые Столыпиным реформы. Ведь сейчас перед Россией стоят в основном те же самые задачи, что и в начале XX века, хотя условия изменились. Аграрная реформа идет, но нынешнее сельское хозяйство совсем не то, что при Столыпине. Касается это и образования, и местного самоуправления, и чиновничества, и улучшения жизни малоимущих. «Это те моменты, которые нужно учитывать безусловно, если политологи и историки говорят о преемственности, об используемости реформ Столыпина в наше время», — говорит историк Александр Машкин.

А еще при Столыпине совершенно иной была геополитическая ситуация. Главной соперницей могучей России считалась Британская империя, а США — далеким, не очень важным и благожелательным партнером. И — никакой глобализации, никакой угрозы национальной идентичности, никаких мировых финансовых кризисов.

Другое сходство-несходство эпох — внутреннее состояние страны. Столыпин подавил революцию, настоящую, страшную. Сегодня ситуация, слава богу, не такая. Конечно, нынешние оппозиционеры-либералы напоминают своих духовных предтеч-социалистов. Но разница между Савинковым и Навальным очевидна. Есть мнение, что Россия устала от революций. Однако «в революциях так: трудно сдвигается, но чуть расшат пошел — он все гулче, скрепы сами лопаются повсюду, отдельные элементы вековой постройки колются», — и Солженицын опять прав. Нельзя допустить и начала этого процесса.

То есть сегодня есть потребность в обоих Столыпиных — и реформаторе, и контрреволюционере. Но во всей его деятельности была одна существенная препона — он не был главой государства. А будь он царем, вероятно, его деяния далеко превзошли бы деяния Петра I.