«И будем биться землей и водой…»
ЯРКИЙ МИР
«СМ-Украина»
«И будем биться землей и водой…»
Ярослав Богданек
журналист
Киев
2499
«И будем биться землей и водой…»
Казачья стража у речного брода

Арабский православный священник Павел Алеппский, сын и личный секретарь антиохийского патриарха Макария III, сопровождавший в середине XVII века своего отца в поездке к русскому царю Алексею Михайловичу, проезжая через Гетманщину, в своем дневнике оставил восхищенное описание государства, созданного украинскими казаками…

Ничто не ускользало от его внимания в незнакомой земле, но особо сильное впечатление на уроженца каменистой Сирии произвело обилие воды и то, в какой степени реки, ручьи, озера входили в жизнь и быт местных славян. «Мы видели, как от горсти воды они заставляли крутиться огромное мельничное колесо, — писал Павел. — Если возле селения протекает ручей, на нем они устраивают четыре–пять запруд и, соответственно, столько же прудов, возле каждого стоит по нескольку мельниц, где вода выполняет все необходимые им работы, а в прудах они разводят рыбу, в других плавает их птица… Так же как друзов в наших краях мы называем «останавливающими землю», так этих людей следовало бы назвать «останавливающими воду»».

СЛАВЯНЕ И РЕКИ

Ученые давно установили, что славяне как этнос окончательно сформировались в III веке н. э. на территории Северной и Западной Украины, а также Брестской области Беларуси. Оттуда в VI–VII веках они мощными потоками двинулись в прилегающие земли, достигнув на западе Эльбы, на юге Пелопоннеса, на востоке Волги, а на севере Белого озера и Северного Ледовитого океана. Но на исторической родине — в месте возникновения славянского этноса, они жили в единой географической и экологической среде: по большей части это был бассейн Припяти и Западного Буга, во множестве пересеченный реками, вдоль которых и селились славяне.

Селения, городища, а впоследствии и города славян представляли собой своеобразные «жемчужины», нанизанные на «нити» водных артерий. Стоит ли удивляться, что вода ручьев и рек так прочно вошла в жизнь и быт этих людей? Впоследствии многие писавшие о славянах авторы отмечали, что водные потоки для них никогда не являются преградой, а скорее средой их обитания.

Вот что рассказывает о славянских воинах эпохи Великого переселения народов сочинитель военного трактата «Стратегикон», каковым считается византийский император Маврикий, все свое правление — двадцать лет — вынужденный сражаться с аварами и, соответственно, с их союзниками славянами: «Они селятся в лесах у неудобопроходимых рек, болот и озер; устраивают в своих жилищах много выходов вследствие случающихся с ними, что и естественно (учитывая насильственный характер их вселения в земли Византийской империи. — Авт.), опасностей… Сражаться со своими врагами они любят в местах, поросших густым лесом, в тесноте, на обрывах, с выгодой для себя пользуются внезапными атаками, хитростями, и днем и ночью изобретая многое. Опытны они также в переправе через реки, превосходя в этом отношении всех людей. Мужественно выдерживают они пребывание в воде, так что часто некоторые из числа остающихся дома, будучи застигнуты внезапным нападением (византийского войска. — Авт.), погружаются в глубокую воду. При этом они держат во рту специально изготовленные большие, выдолбленные внутри, камыши, доходящие до поверхности воды, а сами, лежа навзничь на дне, дышат с помощью их; и это они могут проделывать в течение многих часов, так что совершенно нельзя догадаться о них. А если случится, что камыши бывают видимы снаружи, неопытные люди считают их растущими в воде, люди же, сведущие и распознающие камыш по его обрезу и положению, пронзают камышами глотки или вырывают камыши и тем самым заставляют вынырнуть из воды, так как они же не в состоянии оставаться дольше в воде… Не имея над собой главы и враждуя друг с другом, они не признают военного строя, не способны сражаться в правильной битве, показываться на открытых и ровных местностях. Если и случится, что они отважились идти на бой, они во время его с криком слегка продвигаются вперед все вместе, и если противники не выдержат их крика и дрогнут, то они сильно наступают, в противном же случае обращаются в бегство, не спеша помериться с силами неприятелей в рукопашной схватке. Находя большую помощь в лесах, они направляются к ним, так как среди тесноты они умеют отлично сражаться. Часто несомую добычу они бросают как бы под влиянием замешательства и бегут в лес, а затем, когда наступающие бросаются на добычу, они без труда поднимаются и наносят неприятелю вред. Все это они мастера делать разнообразными, придумываемыми ими, способами, с целью заманить противника…»

В свидетельстве автора «Стратегикона» для нас наиболее ценной информацией является его указание на то, что современные ему славяне, расселяясь в новых землях, всегда располагались в одной и той же экологической среде — в поймах рек и по берегам озер, по возможности, в густом лесу или плавнях. Когда спустя шестьсот лет половецкий хан Кончак, воспользовавшись победой над войском князя Игоря Святославича (1185), очистил нынешнюю Полтавскую область от заселивших ее перед этим жителей Переяславского княжества, летописец отметил данное событие следующими словами: «[Кончак], иже снесе Сулу, пеш ходя, котел нося на плечу». Как видно, все славянское население края обитало вдоль одной реки и ее притоков.

БРОДНИКИ — КАЗАКИ

Колонизация земель к югу от Руси всегда происходила на один и тот же манер: славяне заселяли реки, протекавшие в степи, если там были широкие плавни, что по удобству обороны могло напоминать местность, где сформировался славянский этнос — болота Полесья. Таких рек было несколько, главные из них — Днепр и Дунай. После того как в начале XII века князь Владимир Мономах разгромил половцев и изгнал их из степи, на южные земли потянулись русские уходники. Они ловили рыбу, били зверя, птицу и продавали дичь на рынках Киева, Крыма, Галича. Даже сам Сырчан — единственный оставшийся в этих землях половецкий хан, вынужден был кормиться с рыбных промыслов Нижнего Дона и поэтому всячески поощрял славянских уходников, которые заготавливали для него рыбу. Люди эти половину своей жизни — весенние и летние месяцы — проводили в низовьях рек, тесно сошлись с местным населением, знали язык, а на крайнем западе бывшей Половецкой степи — в нынешней Румынской Молдове — густо заселили бассейн реки Бырлад, притока Серета, отчего звались «берладниками». Сами же они называли себя «бродниками», поскольку хорошо знали все броды на реках и могли оказывать ценные услуги и половецким бекам, и русским боярам, и греческим купцам.

На землях будущей Запорожской Сечи таких бродников было множество. Когда летом 1223 года недалеко от нынешнего Мариуполя монголы Субудая разгромили войска Мстислава Удатного и осадили лагерь киевского князя Мстислава Романовича, они, не зная русского языка и нуждаясь в переводчике, без труда сыскали в окрестностях промышлявшую грабежом ватагу («дружину») бродников.

Хотя в русских летописях бродники названы именно по своему славянскому имени, у этих двуязычных было и другое, тюркское имя — «казаки», от древнетюркского «кез» — бродить. По сути, «казак» — прямой перевод слова «бродник», обозначающего человека, несущего своего рода пограничную службу у мест наиболее удобных переправ через реки.

Впоследствии, уже в XVII веке, наблюдатели отмечали своего рода природную связь казаков с водой. Так, один из капелланов польской армии записал в своем дневнике 1637–1638 годов: «Казаку, как тому, что живет над Доном, так и тому, что над Днепром, вся надежда и поднятие духа — вода, речка, болото. Поэтому и Днепр назвали Славутой, то есть «славы гутой» (гута — разработка недр, чаще соли. — Авт.) или «казной», а Дон — паном, дон. Если казак не имеет воды, болота или яра — пропал. С ними много может, много умеет, много доказывает, без них — «глухой немец», ничего не умеет и как муха гибнет. Поэтому зима — когда нельзя копать или водой бежать — тяжелый враг, и как придется воевать — то это для него тяжкая пора; но весна, лето, частью и осень — это для него хлеб, казна, достаток и всяческая фортуна. Так что и теперь, как стали размерзаться реки и Днепр начал, то сейчас такую им дал радость, что задумали свою славу умершую, под Кумейками похороненную, воскресить и возобновить…»

«ПОКА ПРОТИВНИК ГОТОВИТСЯ К СРАЖЕНИЮ, МЫ МЕНЯЕМ ЛАНДШАФТ…»

Казаки блестяще пользовались наличием на Украине большого числа рек, что можно подтвердить многочисленными примерами. Так, весной 1648 года войско Богдана Хмельницкого (около 20 тысяч человек) и Тугай-бея (около 6 тысяч крымских татар) подступило к Корсуню, возле которого польский коронный гетман Николай Потоцкий с 12–14-тысячным войском поджидал отряды князя Яремы Вишневецкого. После стычек-герцев и незначительной перестрелки с татарами поляки заметили, что вода в речке Рось начала стремительно убывать: это казаки под местечком Стеблев устроили запруду, чтобы лишить польскую армию возможности отступить к Богуславу, где прежде была удобная переправа. Тогда Потоцкий принял решение идти на Богуслав прямой дорогой через лес. Окружив войско табором из четырех рядов повозок, он следующим утром выступил, отбивая атаки казаков и татар. К полудню, преодолев 7–8 километров, польское войско углубилось в поросшие лесом яры. Здесь только полностью открылся весь объем земляных работ, проделанный за полтора дня 6-тысячным казацким отрядом под руководством Максима Кривоноса. Восставшие не только запрудили Рось в десятке километров от линии движения польской армии (что лишило поляков возможности уклониться от избранного для них Хмельницким маршрута), но и в яру Гороховая Дуброва хорошо подготовились к встрече польского табора. Казаки перекопали дорогу и завалили ее лесом, балку в урочище, где протекал ручей, запрудили водой, а на другой стороне балки и вдоль дороги накопали шанцев. Ни один воз из тех, которыми поляки прикрывали себя с флангов, не мог здесь проехать. Когда польская колонна уперлась в шанцы, отряды казацкой пехоты, пользуясь теснотой леса, атаковали польский табор с флангов, а конница Тугай-бея ударила с тыла. Табор рассекли надвое, и польское войско было разбито наголову. Через запруду прорвался только сам гетман Потоцкий с надворной «хоругвью», но и его отряд вскоре попал в окружение и сложил оружие.

Когда в сентябре того же года на речке Икве (Пиляве) недалеко от Староконстантинова сошлись 100-тысячное шляхетское «посполитое рушение» и 100-тысячное же войско Богдана Хмельницкого, казачий гетман предварительно подготовил поле боя еще более старательно, чем при отступлении поляков от Корсуня. Польская армия почти сплошь состояла из конницы, а казацкая — из пехоты, поэтому Хмельницкий выбрал местность, неудобную для действий кавалерии — неровную, перебитую холмами, долинами, прудами, окруженную перелесками — куда отряд Кривоноса заманил, отступая, польское войско. К подходу шляхетской армии казаки перекопали канавами все холмы и долины, запрудили несколькими гатями и без того болотистую реку Икву, да так что залили ее берега в низинных местах. Сами восставшие расположились табором на противоположном берегу. С флангов их позиция прикрывалась лесами, в которых засели казацкие стрелки. Польский же табор расположился кое-как на шести холмах, окруженных болотами. После трех дней неудачных для поляков боев, те впали в панику и один за другим бежали из своего табора аж до Львова, побросав все имущество. На месте польского лагеря казаки захватили огромную добычу. А шляхтичей, которые принимали участие в битве, в Польше потом долго прозывали «панами пилявчиками».

В следующем, 1649 году польские магнаты возобновили войну с казаками, но к июлю были окружены под Зборовским замком князя Вишневецкого, где больше месяца выдерживали осаду. Порох у осажденных почти закончился, казацкая пехота брала одну линию укреплений за другой, так что поляки возводили новые, все ближе и ближе отступая к стенам замка. После завершающего штурма пороха у защитников лагеря осталось на три дня. Польский король Ян II Казимир Ваза выступил на помощь осажденным с 30-тысячной армией и достиг речки Стрипа недалеко от Збаража, на берегу которой стал табором.

Хмельницкий и крымский хан Ислам-Гирей III ночью отвел свои войска (30–40 тысяч казаков и 20–25 тысяч татар) навстречу королевскому войску. Когда наутро польская армия начала переправу — о чем из близлежащего местечка Зборов верные люди оповестили колоколом — 10–12 тысяч татар и лучших казацких конников переправились через Стрипу выше по течению и вскоре ударили в тыл польского войска. Остальные татары атаковали ту часть королевской армии, что успела переправиться, и разгромили польскую конницу. Королю Яну-Казимиру пришлось организовывать табор прямо по обоим берегам речки. К вечеру битва прекратилась, но подошла казацкая пехота. Наутро начались штурмы польского лагеря (всего десять за день), в которых королевское войско потеряло 6–7 тысяч человек только убитыми. Богдан Хмельницкий сознательно выбрал для внезапной атаки момент переправы польской армии, с тем чтобы заставить поляков занять оборону прямо на речке. Теперь, когда после дня ожесточенных боев королевский табор был заполнен человеческими телами и конскими трупами, ночью казаки смогли приступить ко второй части плана: запрудить реку Стрипу при впадении в нее речки Малая Стрипа несколько ниже по течению и… ждать.

Затопленный даже на сантиметр табор через неделю превратился бы в холерный барак, и королевская армия вскоре вымерла бы. Сразу же осознав опасность, Ян Казимир начал переговоры с Ислам-Гиреем, а затем подписал с ним мирный договор, в котором, в числе прочего, признал за Хмельницким право на административную власть в тех украинских воеводствах, где селились казаки: Киевском, Черниговском и Брацлавском. Гетман, впрочем, был недоволен — ведь дело шло к гибели всего польского войска.

Когда в феврале 1651 года 25-тысячная польская армия под предводительством великого гетмана коронного Мартина Калиновского вторглась в Брацлавщину, кальницкий полковник Иван Богун собрал основные силы своего полка (около 2 тысяч человек) в Виннице. Оборонять было решено не сам город, а монастырь возле него. Интересно, что Богун распорядился в числе прочих оборонительных мер, прорубить проруби на скованном льдом Южном Буге. Эти проруби казаки присыпали сеном, и, когда после взятия Винницкого замка, польская кавалерия бросилась дальше, огромное количество всадников с разгона полетели под лед. Среди них оказался и предводитель авангарда полковник Станислав Лянцкоронский (его, впрочем, вытащили). Два ротмистра, несколько десятков кавалеристов, а также их лошади погибли, после чего поляки отступили обратно к замку.

БИТВА У КОНОТОПА

В середине XVII века воинское искусство украинских казаков совершенствовалось от битвы к битве. Классической в плане внезапной перемены местности по ходу боя является битва, случившаяся двумя годами после смерти Хмельницкого — сражение казацкого и татарского войск против русских под Конотопом 8 июля 1659 года.

Царь Алексей Михайлович направил боярина князя Алексея Трубецкого со 100-тысячным войском, «для переговоров» с гетманом Иваном Выговским. Суть этих переговоров стала очевидной после того, как русские истребили население первого же взятого ими местечка Срибне. Поэтому у второго города — сильной крепости Конотоп, где во главе 4–5 тысячного отряда казаков оборонялся наказной гетман Левобережной Украины Григорий Гуляницкий, — русскому войску пришлось задержаться, как шведам под Полтавой — до подхода основных сил гетмана. За два месяца Выговский собрал казацкие войска Правобережья, нанял отряды иноземцев (вместе около 60-тысяч человек) и дождался крымского хана Мухаммед-Гирея IV с 40-тысячным войском.

28 июля, подойдя к речке Сосновка недалеко от осажденного Конотопа, войско Выговского с ходу ударило на 15-тысячный русский отряд, оборонявший переправу. Драгуны оттеснили русских за реку, а конница продолжила преследование до Конотопа. Крымское войско осталось за речкой Сосновкой, в засаде. Нанеся преследуемому русскому отряду значительные потери, казаки вступили в бой с полками князя Семена Пожарского, пришедшими на помощь отступающим. После этого Выговский распорядился отступить за речку, изображая бегство. Князь Пожарский и другие воеводы с главными русскими силами начали преследование. Когда основная часть царских ратников переправилась через Сосновку, их атаковала 40-тысячная татарская конница. Тем временем казаки разрушили переправу и загатили саму речку, из-за чего вода разлилась и обратная переправа стала невозможной.

К вечеру погибло около 40 тысяч русских и еще 15 тысяч (в том числе около 50 воевод) попали в плен. Казаков и иноземцев погибло 4 тысячи человек, татар — 6 тысяч. Князь Семен Пожарский, горячность которого в значительной степени и привела к поражению, не изменил себе и в плену. Он, как пишет Величко, «…разгоряченный гневом, обругал хана московским обычаем (матерно. — Авт.) и плюнул ему между глаз. Хан разъярился и велел тут же перед ним отсечь князю голову»…

Многие современные читатели считают казаков превосходными конниками. В действительности они были речной и, нередко, морской пехотой, часто перемещавшейся на лошадях, и еще саперами, превосходно действовавшими в условиях, которые предоставляли им расположенные среди рек и озер местности. За спиной каждый из казаков носил, кроме прочего, кирку или лопату, подтверждая в новых и новых сражениях слова сказанные скифами персидскому царю Дарию: «Мы будем биться с вами землей и водой».


25 марта 2020


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847