Ленин – револьвер революции
РОССIЯ
«Секретные материалы 20 века» №24(358), 2012
Ленин – револьвер революции
Яков Евглевский
журналист
Санкт-Петербург
3969
Ленин – револьвер революции
Ленин остается культовой фигурой и сегодня

Судьба новейшей России неотделима от имени Владимира Ильича Ульянова-Ленина, сына провинциального учителя физики и математики и одновременно Воспитателя огромных евразийских пространств. Его, пролетарского вождя, пожалуй, удачнее всего сравнить с мусульманским пророком Магометом: оба они выносили и выработали интернационально ориентированные законы, успев сделать их при своей жизни развернутым знаменем бесчисленных миллионов людей. Превратив холодные мертвые книжные параграфы в звонкий боевой клич, зовущий к вооруженной борьбе за справедливое преобразование мира. Сумев повоевать на полях брани, установить свое господство над бескрайними территориями и разгромить самых оголтелых и непримиримых супостатов…

Вообще все, всякие и всяческие попытки перемоделировать прошлое, сшив гипотетический парадный костюм, в котором «могло бы» и даже «должно бы» щеголять человечество, если бы, разумеется, оно всерьез хотело жить дружно и весело, являются и абсурдом в теории, и нонсенсом на практике. Не произнося избитых фраз о том, что история не терпит сослагательного наклонения, напомним: в обществе, как и в природе, царит открытый великим Дарвином безжалостный естественный отбор. А он, увы, всегда на стороне сильных и, желательно, умных. Василий Осипович Ключевский замечал, что история сама по себе ничему не учит, но строго наказывает за невыученные уроки, а Владимир Ильич Ленин, как бы продолжая сию мудрую мысль, уточнял, что история – мамаша суровая и в наказаниях не стесняется. То есть из фраз, которые сыплются, как горох, с разных сторон – и справа, и слева – можно сделать смелый вывод: победа – сластолюбивая женщина! – отдается только мускулистым и решительным, отважным и самоотверженным.

И беременная коммунизмом Россия выбрала своим возлюбленным готового свернуть горы большевика. Парадокс, однако, заключался в том, что Ленин и его гвардия, включая товарища Сталина, сыграли совсем не ту житейскую роль, которую начертал им сценарий, написанный на основе марксистской доктрины и их собственной партийной программы. Никакого социализма-коммунизма, тем паче в мировом и хотя бы в европейском масштабе, о чем грезили Ленин и Троцкий, они, конечно, не построили и построить не могли: утопии утопают (увы, не в воде, а в крови), как промокший плюшевый мишка, и тают, как Снегурочка у камина.

Нельзя – ни в государстве, ни в пробирке (invitro) – создать общество, в котором тысячи национальностей и племен сольются в один братский этнос, а чужие люди, забыв свои генетические пороки и предрассудки, отринув мысль о вражде («чтобы убить самое семя войны», как сказано на стеле Марсова поля), полюбят друг друга как самих себя или членов своих семей. Ни хозяйственный разворот (материально-техническая база), ни социальные реформы (общественные отношения между людьми), ни идеологический прессинг (воспитание нового человека) не дадут благих плодов. Где-нибудь и когда-нибудь (обычно на третьем-четвертом поколении) тропинка оборвется, а Вавилонская башня затрещит и обрушится.

Заслуга Ленина – а она, как ни странно, есть! – в ином: он заложил основы того секулярно-средневекового общества, в котором обязана была, по логике мировой и собственной истории, вывариться Россия – единственная крупная европейская держава, каковая не прошла, в ряд с близкими и дальними соседями, эпоху классического, милленаристского («тысячелетнего») средневековья – ласкового Царства Божия. Более молодая, более отдаленная от античного культурного круга и набравшая более поздний национально-государственный разбег, Россия не успела скоординировать свои институты с аналогичными европейскими звеньями и принуждена была «пробежать» средневековье – со всеми его добрыми атрибутами – уже в XX столетии.

Жизнь общества весьма похожа на развитие отдельного человека. Начинающему мыслить ребенку нужны элементарная забота и теплая поддержка семьи. Ему потребны гендерные игрушки, ибо без этих «бирюлек» – автомобилей или кукол – мальчик и девочка никогда не станут полноценными взрослыми, ни мужчиной, ни женщиной. В психологическом плане дети инстинктивно берут пример со старших – мамы или папы, бабушки или дедушки, если, правда, оные родственники не абсолютные мерзавцы. Подросток – иное: ему необходим уже некий отвлеченный идеал – ответ на вопрос, «делать жизнь с кого». Так появляются значки с лицами Феликса Дзержинского, портреты Юрия Гагарина, майки с Эрнесто Че Геварой или… иконы с ликами Иисуса Христа, Приснодевы Марии и святых отцов, в земле Российской просиявших. Без веры во что-то из подростка не будет путевого взрослого.

Средневековье – это романтическое отрочество, подростковый возраст рода людского. Время, когда остро – до сердечной боли! – ощущается социальный заказ на идеал и идеологию, канон и канонизацию, службу и служение. И, как показывает тяжелый, почти 75-летний опыт Советской власти, такие запросы и заказы не обязательно должны удовлетворяться потусторонними небесными доктринами. В отличие от Западной Европы VI – XVвеков русское «богоискательство» XXстолетия питалось и насыщалось – до поры до времени – вполне земными субстанциями. И Ленин открыл русскому обществу дверь в секулярное средневековье, без «отдыха» в коем его лихорадило, и оно не могло нормально дышать и идти вперед. Россия прошла сей путь по суровой, каменистой тропе…

Владимир Ильич не случайно шумел однажды на каком-то полуподпольном заседании ЦК РСДРП, грозя, что если «товарищи» откажутся поддержать курс на немедленное вооруженное восстание, то он, Ленин, сам пойдет к балтийским морякам, дабы поднять братишек на слом буржуазной государственной машины. Ильич действовал, как истый средневековый монах – ради своего кредо веры. Ради коммунизма, этого Царства Божия на грешной земле, но без Бога и ангелов, без серафимов и херувимов, без попов, но с партийными пропагандистами.

На матросских и красноармейских штыках Ленин принес весть о торжестве этого чудесного общества. Святую Троицу заменили три закона материалистической диалектики. Первый – единства и борьбы противоположностей – стал Богом-Отцом, истоком всего сущего. Второй –переход от количественных параметров к качественным подвижкам – обернулся Богом Святым Духом, мощным средством движения вперед. Третий – отрицания отрицания – воспринимался как Бог-Сын, некий итог развития. Партия нового типа оказалась зашоренным духовным Орденом (и товарищ Сталин – по словам Анри Барбюса, Ленин сегодня – не таил соответствующих оценок): она спаяла воедино дворянскую государеву службу и монашеско-церковное служение, превратив рядовых коммунистов в белое духовенство, а «ответработников» – в черное. Обкомы и горкомы стали епископствами, ЦК – папской канцелярией, Политбюро – собранием красных кардиналов и монаршим Коронным советом.

Партийный вождь (сия почетная функция постепенно перетекла от главы правительства, кем был Ленин, к генеральному секретарю ЦК, чья шестикрылая рать пошла от Сталина к Горбачеву) напоминал по сосредоточению властных полномочий, по речам, звучавшим, как истина в последней инстанции, и по бесстыдно воскуряемому фимиаму – только что не целовали туфлю! – католического римского папу. Русские православные митрополиты и патриархи на такие высоты никогда не поднимались. Генсеков, кстати, и выбирали, подобно папам, – на посмертном узком конклаве, сиречь сходке Политбюро. Председатель похоронной комиссии – вот она, реинкарнация! – возлагал на себя, когда обрывался, по команде, голос официальных плакальщиков и плакальщиц, бармы нового, очередного секулярно-атеистического идола.

Да и сама тропа большевистской партии, пробившейся к горнему Олимпу из подполья, тюрем, ссылок и эмигрантских кафе, напоминала «синусоиду» католической ветви мирового христианства, восставшей из древнеримских катакомб и арен языческих цирков, где дикие звери терзали на потеху толпе плоть христианских мучеников. Исмогла бросить вызов имперскому началу, заняв потом величавый Кремль, как некогда католический клир бросал вызов империи и кесарям, сделав своей родной резиденцией гордый и христианофобный Рим. Русское же православие, вышедшее «из шинели» князя Владимира, не ведало – до Петра и Ленина – сих страстей Господних и с первого дня, не претендуя на политическую власть, смиренно припадало к ступеням благодетельного монаршего трона…

Большевики торили свой путь. Плакаты и портреты заменили иконы и ладанки, флаги и знамена – священные хоругви, а шествия и демонстрации – крестные ходы. Собрания и юбилейные торжества – молебны и поучения, беседы с парторгами и «инструкторами» – сокровенные исповеди, коммунистические площадки на кладбищах – мысль о бессмертии.

Ленин, как и положено средневековому суверену, был ярым антиплюралистом – и в политике, и в экономике, и в идеологии, и в быту. Одна-единственная партия (без всяких внутренних фракций!), одна генеральная линия (без колебаний вправо или влево!), одна доктрина (без произвольно-сектантских толкований!), одно – одноукладно-социалистическое – народное хозяйство с крупными фабриками и заводами, с кооперированным селом. Унифицированная трехзвенная классовая структура: пролетариат, беднейшее крестьянство и советские служащие (интеллигенцию и упоминать не хочется – она, по Ильичевой ремарке, навоз нации). Жесткая одномерно-лапидарная пропаганда с опорой на монопольно-казенные средства массовой информации (буржуазные газеты ни к чему – народная власть не нуждается в «бомбах лжи»).

Стране, спору нет, необходима культурная революция, но нельзя забывать, что ее стержень – ликвидация массовой безграмотности и приобщение к полезным знаниям рабочих и крестьян, после чего, вероятно, отпадет потребность в профессиональных интеллигентах – носителях чуждых взглядов. Ведь вот – слушайте, мракобесы университетские! – как прекрасно писал в «Антидюринге» Фридрих Энгельс, гениальный ученый без буржуйских дипломов и аттестатов. На стройках будет царить гармония – человек с полчасика дает указания в качестве архитектора, затем берется мозолистыми ладонями за тачку и везет кирпичи к ближайшему объекту, а потом опять разъясняет окружающим сложные теоретические детали. И зачем нам, черви книжные, ваши профессорские кафедры?

Режим, заложенный Лениным и видоизмененный, по объективным и субъективным резонам, его преемниками, продержался, как и предсказывал в июне 1457-го Мишель Нострадамус королю Генриху II Валуа, 73 года. Знаменитый пророк добавлял: «и семь месяцев». В действительности оказалось девять с половиной (до краха ГКЧП), а если считать их число до распада Советского Союза и отставки Михаила Горбачева, то получится даже тринадцать с половиной, то есть 74 года и полтора месяца. Думается, однако, что из глубины более чем четырехсот тридцати лет это простительная статистическая погрешность. Тем паче, что система развалилась де-факто именно в августе, а в декабре наступили роковые геополитические последствия.

Режим Ленина, прогнавший Россию – по вящей воле Господней! – сквозь строй секулярного средневековья, выполнил свою важную специфическую задачу, не оставив после своей гибели зримых социально-экономических следов. Новая формация – якобы самая передовая и несокрушимая – рухнула под напором приватизационной (отсталой, буржуазной!) волны в считаные недели. Английская и Французская революции, разразившиеся, как и надлежит, по классическим схемам, в мирное время, подарили потомкам новые, дышащие по сей день, невзирая на все кризисы, хозяйственные уклады и «базисные» (по Марксу!) конструкции.

А русская керенско-ленинская революция (да не настоящая революция, а эмоциональная, вызванная прежними – от Петра! – обидами и несправедливостями вспышка), которая озарила страну в военное лихолетье, не создала поступательной необратимости и формационного иммунитета. Русское общество, наигравшись модными леворадикальными, под фанфары чекистского террора, лозунгами (как когда-то европейские народы – религиозным, с крестовыми походами и кострами инквизиции, фанатизмом), вернулось в свое «исходное» дореволюционное социально-экономическое состояние.

С позиций здравого смысла это была победа. С позиций эмоционального восприятия – поражение, особенно для ветеранской когорты. Но, по сути – без слез и лирики! – страна все равно шагала вперед, все равно решала свои проблемы. Западные народы, отринув классическое средневековье, перешли к первоначальному накоплению капиталов – как преддверию могучего капитализма, и Россия, отринув секулярное советско-партийное средневековье, тоже радостно занялась первоначальным накоплением. То есть «вернулась» к капитализму – но не к тому сусально-кукольному, что развалился сто лет назад, как карточный домик, при первом порыве свежего балтийского ветра, а к истинному, несокрушимому, который не будет уже зависеть от волнений на улицах и кадровых перемен в правительственных кабинетах.

Нынешний русский капитализм – пока убог и сер. Он – посредственность и хулиганистый троечник. Но он, болезный, крепко стоит на ногах, одет в костюм, он при штиблетах и галстуке, имеет за плечами – в отличие от царского, эмбрионального, «ложнобеременного» капитализма – нормальный исторический фон со всеми его обязательными (как у людей!) принадлежностями. Вот в этом, очевидно, основная заслуга кремлевского мечтателя Владимира Ульянова-Ленина. Вождь просто запутал себя и других мудрёными латинскими терминами вроде социализма, коммунизма и диктатуры пролетариата. И просто – невзначай! – пролил потоки горячей крови…


12 ноября 2012


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847