История этого связанного с династией Романовых монастыря началась в сумрачном ХIV веке. По преданию, татарскому мурзе Чете, бежавшему из Орды под покровительство Ивана Калиты, на пути в Кострому – в версте от нее – случилось видение Божьей Матери с предстоящими апостолом Филиппом и священномучеником Ипатием Гангрским. Мурза был настолько поражен увиденным, что по прибытии в Москву немедля принял православное крещение с именем Захарии. В дальнейшем род Четы дал стране ряд выдающихся деятелей, в числе коих следует назвать бояр Годуновых. А на месте, где приключилось чудесное явление, около 1330 года был основан Ипатьев-Троицкий мужской монастырь, в устроении которого Годуновы принимали деятельное участие и многим содействовали благолепию обители. В ризнице были собраны ценнейшие иконы XV–XVII веков, напрестольные серебряные кресты, шелковое, серебряное и золотое шитье, множество рукописных евангелий, других церковных книг и исторических документов.

РАЗВИТИЕ МОНАШЕСТВА

И все же главное, из-за чего Ипатьев монастырь приобрел всемирную известность, случилось в его стенах в 1613 году. Именно здесь юный Михаил Романов, пребывавший в те дни в обители, решился принять русский престол. С этого времени берет свой отсчет романовский этап отечественной истории, пресекшийся в начале 1917 года.

Но почему, собственно, спасительным ковчегом, позволившим русской государственности выплыть в бурных волнах смуты, стал монастырь? Была ли Ипатьева обитель неким феноменом? Какую роль вообще играли и сыграли монастыри в становлении, укреплении и развитии нашей страны?

Суть монашества состоит в уходе от мирской жизни и в посвящении себя Богу, но, кроме того, монахи всегда трудились и как обычные крестьяне – занимались земледелием, скотоводством, пчеловодством или рыбной ловлей, варили соль. Многие лавры и монастыри держали доходные дома, постоялые дворы, ямские станции, торговые лавки, гостиные дворы, житницы, бани. В женских обителях изготавливали предметы облачения священников, вышивали антиминсы, плащаницы, воздухи и другие ткани. В мужских монастырях наряду с кузнечным, кожевенным, гончарным и иными ремеслами особое место занимали книгописание, а также восстановление и переплет старых манускриптов. Так, к примеру, известна Пентикостария XVII столетия, имеющая ручную монастырскую реставрацию конца позапрошлого века. Практиковалась иконопись, общий стиль которой был первоначально перенят из Византии. При этом на Руси формировались и совершенствовались свои школы религиозного художественного письма. Великие иконописцы сделали русскую икону достоянием человечества и на весь свет прославили нашу страну и культуру.

Первый русский монастырь упоминается в Супрасльской летописи XI века. Это была обитель, основанная князем Владимиром Крестителем при Десятинной церкви в Киеве. Там же, в матери городов русских, и примерно в то же время был известен Софийский монастырь, сгоревший при пожаре 1017 года. Но особенно сильное развитие монашество получило с основанием в 1062 году Киево-Печерского монастыря. После этого монастыри, и не в единичном числе, появились почти во всех русских городах. За столетия владычества татаро-монгол, относившихся к русскому христианству, в том числе и к монастырям, с большим уважением, многие обители значительно укрепились. Значение духовного центра России получил со временем Троице-Сергиев монастырь, в середине XIV века основанный Сергием Радонежским.

Но не только древние русские обители внесли вклад в отечественную историю и культуру. Известно, что, к примеру, Иоанно-Предтеченский женский монастырь в Леушине был основан ранней осенью 1885 года и, просуществовав около сорока лет, был распущен, а впоследствии взорван и затоплен. Это была крайне молодая обитель, но, несмотря на столь короткую историю, память о Леушинском монастыре пережила само здание, ибо во все столетия русской жизни монастыри в России были особо почитаемы. С момента возникновения христианства монастыри на Руси выполняли специфические функции, большая часть которых была присуща и погубленному Леушинскому. Так, в Иоанно-Предтеченском монастыре трудилась иконописица монахиня Алипия, по некоторым свидетельствам, создавшая Леушинский образ Богородицы. При этом инокиней, очевидно, был заимствован уже существовавший иконописный архетип: Младенец с распростертыми дланями. В частности, схожая икона с XVIII века пребывала в петербургской Покровской церкви, снесенной в 1930-е годы. Однако некоторые покровские образа сохранились и в настоящее время пребывают в Никольском Морском соборе, где их нетрудно видеть в южной части иконостаса нижнего храма – в том числе и упомянутый прототип Леушинского образа. Но существовали в русской церкви и иные способы художественного воплощения.

Особо истовые иноки, считая обычные монашеские тяготы для себя не достаточными, всячески смиряли плоть ношением суровых одежд, власяниц, вериг, принимали обет молчания. В первой половине XVI столетия своими духовными подвигами прославился монах Нил, подвизавшийся в Столобенской пустыни на Селигере. Этот чернец изнурял себя тем, что жил в земляном скиту – и спал стоя или сидя. Для этого он изготовил себе специальные костыли и даже преставился, опираясь на них. После канонизации Нила в чине преподобного в народе начиная с XVIII века получила распространение вырезанная из дерева небольшая фигурка, изображающая святого старца в облачении схимника и на костылях. Такие фигурки в XVIII и XIX столетиях массово изготовлялись монахами Столобенской пустыни, да и местные жители, быстро сообразив выгоду, промышляли резьбой. Статуэтки Нила охотно раскупали многочисленные паломники, которые поклонялись изображению преподобного как иконе, хотя резные фигурки и не были каноническими.

Но широко известны и канонические иконы, написанные в честь основателей и покровителей монастырей. Сюжет таких икон схож: святой на фоне основанной им обители. Из этих образов мы можем, в частности, уловить общий архитектурный тип, присущий русскому монастырскому строительству.

ОБИТЕЛЬ ИЛИ КРЕПОСТЬ?

Как правило, русский монастырь имеет внешний вид городка – с соборами и церквями в центре, с келейными и трапезными корпусами, с многочисленными хозяйственно-бытовыми постройками. Часто такой городок, как, например, вологодский Спасо-Прилуцкий монастырь, обнесен высокой стеной, напоминающей крепостную. Мощные врата – на кованых запорах. И внешне такая обитель – оплот, крепость. Это не случайно: за многие века существования монастырей многим из них приходилось – и не раз! – исполнять роль военной твердыни. Известно, что князь Дмитрий Донской вывел русскую дружину на Куликово поле с благословения Сергия Радонежского, а троице-сергиевы иноки Пересвет и Ослябя в той битве показали себя умелыми и мужественными воинами.

В годы Ливонской войны в полосе боевых действий оказался Псково-Печерский монастырь, также выполнявший роль крепости. Однако царь Иван Васильевич IV остался недоволен дипломатичностью, которую в сложных условиях проявило руководство монастыря, а в строительстве высокой монастырской стены вместо дозволенной малой государь почему-то усмотрел измену игумена Корнилия. Разгневанный царь прибыл в псковскую обитель, и когда настоятель с братией вышли навстречу самодержцу, грозный властитель обнажил меч и без лишних слов отсек Корнилию голову. А тверской Отрочь монастырь известен тем, что в его стенах Малютой Скуратовым был замучен и убит Митрополит Филипп (Колычев), возвысивший голос против царских безумств и жестокостей.

Подобные случаи – тоже наша история. Однако это не означает, что нельзя давать нравственной оценки поступкам мирских владык. Тем более что монастырский уклад, сама жизнь обителей и иноков подчас давали примеры бескомпромиссной нравственности. Многие категории и нормы монашеской морали закрепил знаменитый Стоглавый Собор 1551 года. В частности, осуждалось монашеское бродяжничество, разврат или употребление хмельного питья. Правда, многие исключения делали данные запреты весьма условными. Тем не менее нравственные устои формировали облик монаха, делали его стойким и твердым при всех испытаниях.

И потому не случайно, что в смуту начала XVII века Троице-Сергиев монастырь держал – и выдержал – длительную осаду войск Лжедмитрия II, известного как Тушинский вор. Во время мятежа конца XVII столетия именно в Троице-Сергиевой лавре, словно в осажденной крепости, вместе с матерью спасался от политических недругов, затеявших восстание, молодой Петр Алексеевич, будущий император.

В течение 1580–1590-х годов не раз подвергался осаде шведских войск и успешно отбивал врага Соловецкий монастырь. Столетие спустя Соловецкая обитель, трепетно хранившая старую веру, оказалась неугодна никонианам. Восемь лет продолжалась осада обители, пока один из монахов не выдал осаждавшим потайной подземный ход. А в середине XIX столетия, в ходе Крымской войны, Соловецкий монастырь выдержал многодневную артиллерийскую дуэль с английским флотом, намеревавшимся высадить на святые острова десант. Встретив орудийное сопротивление братии, изумленный враг вынужден был вступить с монастырем в переговоры, окончившиеся для англичан безрезультатно.

С другой стороны, именно благодаря особенностям своей архитектуры, массивным стенам и башням с бойницами многие монастыри использовались как тюрьмы, причем охранять узников должны были насельники. В раннесоветские годы, когда в заключенных обратилось само монашество, во многих обителях, например в Соловецком, Спасо-Прилуцком монастырях, в Холмогорах, Новом Иерусалиме и других, были основаны концентрационные лагеря и колонии. В месте служения архиепископа Игнатия (Брянчанинова) – в стрельнинской Троице-Сергиевой пустыни, близ Петербурга, заботливо пестовала кадры школа милиции, за время функционирования которой обитель понесла невосполнимые утраты, а знаменитое монастырское кладбище, место упокоения многих великих сынов России, было безжалостно уничтожено.

Монахи-пустынножители уходили от цивилизации и избирали для своего поселения места, как правило, удаленные от человеческого жилья. Так, монастыри становились своего рода форпостами растущего государства, осваивали и за собой закрепляли новые его рубежи. А монахи продолжали покидать старые намоленные обители и уходили все дальше на север, к Ледовитому океану, и все дальше на восток – на неосвоенные земли. Но расширение монастырских земель одновременно означало и расширение государственных границ, способствовало колонизационной и миссионерской деятельности. Не следует забывать, что монастырские земельные владения утверждались, прежде всего, рескриптами верховной власти. Вотчинные права монастырей закреплялись жалованными грамотами правительства, то есть, по мере их приобретения, отписывались монастырям именем русского государства. Монастыри разрабатывали и облагораживали земли, ранее пустынные, сзывали на них жителей – переселенцев и коренных, заводили новые для тех мест формы хозяйствования. Даже вблизи самых малых монастырей со временем создавались поселения, часто выраставшие в город, иногда крупный. Так, Устюг возник возле Гледенского монастыря, Ветлуга – подле Варнавинского, Кашин – неподалеку от Калязинского. Из монастырских стен выходили златоусты-проповедники, которые, подчас рискуя жизнью, шли к язычникам, нередко настроенным враждебно. История донесла имена первых христианских монахов-миссионеров: Авраамий среди булгар, Кукша в земле вятичей, Герасим в Вологодском краю, Исайя – в Ростовском.

НЕМНОГО О ПРОСВЕЩЕНИИ

Первой отечественной книгой считается «Слово о законе и благодати», созданное писателем-монахом – митрополитом Киевским Иларионом. Именно талант этого выдающегося архиерея положил начало великой русской литературе, красотой и силой которой последние три столетия восхищался мир. А история? Первая русская летопись под названием «Повесть временных лет» в начале XII века была написана в Киево-Печерском монастыре иноком Нестором. Основание отечественной литературы не было бы возможным, если б не труды двух монахов – Кирилла (в миру Константина) и Мефодия (Михаила), в 863 году составивших славянскую азбуку. Книги на славянском языке были рукописные и изготовлялись в обителях. Первой печатной книгой был «Апостол» (Москва, весна 1564 года) – богослужебное издание, включавшее в себя часть Евангелия (Деяния Апостолов и избранные Соборные Послания) и тексты церковных служб. Сам первопечатник Иван Федоров был не монахом, а дьяконом кремлевской церкви Николы Гостунского, но трудился он с благословения и под патронажем митрополита Московского Макария. Новаторская деятельность московского владыки и первопечатника вызывала понятную ревность сторонников прежней рукописной культуры, и типография Федорова неоднократно поджигалась. В итоге легендарный первопечатник вынужден был оставить Москву и перенести типографское производство в Великое княжество Литовское, а затем во Львов. Но начало печатному делу на Руси было положено.

И более чем хорошо известно, какое значение придавали монастырям великие русские писатели. Оптину пустынь в своих духовных исканиях и сомнениях посещал Лев Толстой, а Достоевский в беседах с оптинскими старцами находил нравственную опору для создания великих своих романов.

Христианская вера не знает государственных границ. Например, примечателен тот факт, что Жития Савватия и Зосимы Соловецких составлялись не только Соловецким игуменом Досифеем и не только иноками Кирилло-Белозерского монастыря. Дело не продвигалось, пока наконец за него не принялся знаменитый афонский старец Аникита Лев Филолог, и уже из Греции Русь получила то Житие Соловецких начальников, которое известно и ныне.

В разгар Смуты, в 1610 году, многочисленное шведское войско под предводительством Якова Понтуса Делагарди, оккупируя Новгородские земли, вышло к Белому морю. Однако шведам пришлось вступить в переговоры с Соловецким монастырем, которому сначала Марфой Посадницей, а затем, по ликвидации новгородской независимости, и Москвой были жалованы многие северные земли. Во время этих переговоров Соловецкий игумен Антоний, проявив незаурядный дипломатический талант, сорвал планы Делагарди по захвату Кольских и Кемских владений монастыря и тем самым способствовал сохранению русского государства. И точно так же в середине 1850-х годов переговоры мужественных Соловецких иноков с английскими неприятелями вынудили вражеских флотоводцев снять блокаду монастыря и с попутным ветром убраться восвояси.

Многие столетия именно монастыри были в нашей стране единственным рассадником просвещения и знаний. Светское образование стало развиваться лишь с XVIII века, а до того просвещение в стране было только церковным. Во всяком случае, первый русский академик Ломоносов получил именно такое образование. В деле просвещения монастыри долгое время играли главную роль. И это не удивительно: там осуществлялись переводы с греческого и болгарского языков, именно в монастырях писались книги, составлялись библиотеки. И уж понятно – где книга, там и знания, там культура.

Известно, что, например, в Леушине действовала монастырская школа, память о которой жива в народе и по сей день. Особую заботу о школе проявляла настоятельница монастыря игуменья Таисия (Солопова), прославившаяся также как всесторонне образованная монахиня, духовная поэтесса, сподвижница знаменитого Иоанна Кронштадтского и истовая поборница русского православия.

Укрепление хозяйств и, как следствие, увеличение монастырских богатств способствовали благотворительной деятельности монастырей. Например, в один из голодных неурожайных годов XVII столетия Кирилло-Белозерский монастырь кормил ежедневно до 600 душ, а Пафнутьев – до тысячи.

При монастырях существовали странноприимные дома, гостиницы, больницы и богадельни. В 1970-е годы в Ленинграде при возведении гостиницы «Москва» – по-советски безликого цементно-серого здания из бетона и стекла – властями было решено снести старинные дома призрения, некогда принадлежавшие Александро-Невской лавре. Только активное вмешательство городской общественности спасло тогда монастырские здания от бульдозеров. К сожалению, в настоящее время подобное вмешательство уже не спасает, а ревнителей нашей истории и культуры мало кто слушает.

ХРАНЕНИЕ ЗАВЕТА

На протяжении веков русская церковь, ее монастыри были основными хранителями памяти, народных реликвий, отечественной истории, традиций и самого национального духа. Подлинно народной святыней является могила Пушкина в Святогорском монастыре, что на Псковщине. Неподалеку от Вологды, на кладбище Спасо-Прилуцкого монастыря, находится могила поэта Константина Батюшкова. И целое созвездие русских имен обнаружим мы в Александро-Невской лавре Петербурга, на ее Лазаревском, Тихвинском и Никольском погостах. Помимо лиц царствовавшей династии, там покоятся Суворов, Ломоносов, Глинка, Достоевский, Чайковский и многие, многие великие.

Особым почитанием пользовались в народе святые мощи, трепетно хранимые обителями. В 1920 году советским государством было принято постановление о повсеместной ликвидации каких бы то ни было мощей. И вообще, монастыри как хранители народной памяти, вся наша церковь, как и вся русская история, отныне подлежали уничтожению.

Первые удары были нанесены по наиболее значимым русским обителям. В Троице-Сергиевой лавре варварски вскрыли мощи Сергия Радонежского, с последующей передачей их в один из московских музеев. В Петрограде аналогичным образом поступили с мощами Александра Невского. Но музейным экспонатом здесь стала богатая серебряная рака благоверного князя, лишь чудом избежавшая перечеканки в советские полтинники. Угроза нависла и над именами, церковно не прославленными. В 1932 году решением властей был взорван склеп Багратиона, кости полководца разбросаны по округе, а многие погребальные ценности разграблены.

Но некоторые реликвии правдами и неправдами удавалось спасти, как, например, мощи князя Даниила Александровича, сына Александра Невского. В 1930-е годы последний представитель дворянского рода Аничковых был водворен в Сыктывкар – в ссылку, где его духовным отцом стал другой репрессированный, в сане епископа. Перед смертью архиерей передал на сохранение Аничкову ларец с мощами святого князя Даниила. По возвращении в Ленинград Аничков хранил ларец у себя дома, на Греческом проспекте, – разумеется, тайно, поскольку при Советах хранение святых мощей могло быть приравнено к шпионской или диверсионно-террористической деятельности, со всеми вытекающими отсюда последствиями. В 1970-е годы, незадолго до смерти, Аничков передал ларец академику Лихачеву. Дмитрий Сергеевич тоже держал заветный ящичек подальше от чужих глаз, в глубине книжного шкафа, покуда сам не угодил в число неблагонадежных. После налета на квартиру Лихачева (месть за свидетельства о лагере на Соловках) и попытки ее поджога академик признал свой дом местом для хранения святой реликвии не надежным. По приезде в Ленинград из США священника Иоанна Мейендорфа Лихачев передал ларец ему, также без лишней огласки, в передней собственной квартиры – уж такие были времена. Но в те же самые времена и досмотр в аэровокзалах был не столь строгим и тщательным, как нынче. Отец Иоанн благополучно вывез святые мощи князя Даниила в Джорданвилль, откуда уже в наши дни они вернулись в Россию. В Америке осталась их малая частица.

Мы назвали лишь некоторые черты русского монашеского уклада, вспомнили только немногие события из истории святых обителей для того, чтобы стало понятно, что потеряла наша родина с утратой, например, одного лишь Леушинского монастыря.

В нынешних условиях монашеский старинный уклад воспринимается российскими гражданами как некий атавизм, нонсенс. Взращенные на развлекательном кинематографе, мы вспоминаем о Бетюнском монастыре, куда веселые забавники-мушкетеры с хохотом и песенками, «пока-покачивая», скачут, чтоб спасти мадам Бонасье, и с огромным трудом преодолеваем в себе последствия атеистического воспитания. Но все же следует помнить, что за Бетюнский монастырь с его кармелитками здесь, в России, можно не переживать: их никто не взорвет и не затопит. С тем монастырем, как и с Францией, как и со всей католической церковью – все в порядке.

Зато нас, с нашими загубленными святынями, кто спасет? Кто прискачет на выручку нам? Кроме нас самих – кто?