КРАСНЫЕ И БЕЛЫЕ
«Секретные материалы 20 века» №10(526), 2019
«Социализация женщин» – фейк Гражданской войны
Александр Путятин
писатель-историк
Москва
58986
«Социализация женщин» – фейк Гражданской войны
Владимир Ленин был очень обеспокоен сексуальными вольностями революционеров

В апреле 1918 года первые полосы европейских газет украсили хлесткие заголовки: «Полигамия по-советски», «Большевики ввели общность жен», «Совнарком узаконил проституцию», «Коммунисты отбросили Россию на задворки цивилизации» и так далее… В качестве подтверждения печатались разные варианты «Декрета об обобществлении российских дам и девиц», кое-где с указанием советских «первоисточников». 

Появление этих пугающих публикаций было не случайно. Главной их причиной стало революционное брожение в Европе. Чтобы отпугнуть рабочих от сочувствия российским большевикам, политики Старого Света использовали все возможные средства, включая и непроверенную информацию. Декрет об обобществлении женщин попался им на глаза очень кстати – благодаря ему большевиков можно было выставить еще и разрушителями семьи. И статьи на эту тему сработали на «отлично». После всего, что произошло в те годы в России на самом деле, можно было поверить в самые дикие слухи. Так что даже в прогрессивных кругах – среди известных писателей, композиторов и актеров – многие приняли эту выдумку за чистую монету. Что уж говорить о консерваторах! 

Но была ли у той газетной лавины реальная подоплека? Ведь позже историкам не удалось найти этот декрет Совнаркома ни в одном архиве. Что же случилось на самом деле? 

Анархисты обиделись 

«Декрет о социализации женщин» впервые появился на улицах Саратова 28 февраля 1918 года. Утром обыватели обнаружили, что этот текст расклеен по всему центру города. Как значилось в документе, его автором было Свободное объединение анархистов.

В то время декреты советской власти появлялись чуть ли не каждый день: о мире, о земле, о восьмичасовом рабочем дне, об упразднении сословий, о свободе совести, об отделения церкви от государства, о гражданском браке и разводе, о введении нового календаря… Их выпускали Всероссийский съезд Советов и его ВЦИК, сформированный на съезде Совнарком и появившийся чуть позже ВСНХ… Во многих уездах и губерниях декретами оформлялись постановления местной власти. Их печатали региональные структуры бесчисленных партий, съезды сельских советов и вообще – все, кому не лень… Документы были так революционны, провозглашали столько всего нового и необычного, что вскоре возможным стало казаться буквально ВСЕ!.. 

«Декрет о социализации женщин» был выполнен строго по «революционным лекалам» и точно выдержан по стилю. Он включал в себя преамбулу и 19 параграфов. В первых строках излагались мотивы издания документа: там было сказано, что вследствие социального неравенства и дореволюционных браков «все лучшие экземпляры женского пола» находятся в собственности буржуазии, чем нарушается «правильное продолжение человеческого рода». Чтобы устранить несправедливость, с 1 мая 1918 года всех замужних дам в возрасте от 17 до 32 лет полагалось изъять из частного владения и объявить «достоянием народа». 

Положения «декрета» детально определяли правила регистрации и пользования «экземплярами народного достояния». Распределением «отчужденных» женщин, как значилось в документе, должен был заняться саратовский клуб анархистов. Мужчины, как указывалось в «декрете», получат право пользоваться одной женщиной «не чаще трех раз в неделю в течение трех часов». Для этого им будет необходимо представить свидетельство от фабзавкома, профсоюза или местного совета о принадлежности к «трудовой семье». 

Дальше сообщалось, что у прежнего мужа будет внеочередной доступ к его «социализированной» жене, но в случае противодействия «декрету» он лишится права на секс с женщиной. Каждый «трудовой член», желающий пользоваться «экземпляром народного достояния», будет обязан отчислять за это девять процентов заработка, а мужчина, не принадлежащий к «трудовой семье», – 100 рублей в месяц. На эти деньги будет создан фонд «Народного поколения», из которого станет выплачиваться матпомощь женщинам в размере 232 рублей, пособие беременным и содержание на родившихся детей, которых будут воспитывать до 17 лет в приютах «Народные ясли», а также пенсии дамам, потерявшим здоровье на «сексуальном фронте». 

О реакции жителей на «эротический декрет» написали все местные газеты: «В центре Саратова у здания биржи на Верхнем базаре, где помещался клуб анархистов, собралась разъяренная толпа. Преобладали в ней женщины. Они неистово колотили в закрытую дверь, требовали пустить их в помещение. Со всех сторон неслись негодующие крики: «Ироды!», «Хулиганы! Креста на них нет!», «Народное достояние! Ишь, что выдумали, бесстыжие!». Толпа женщин взломала дверь и разгромила клуб. Анархисты бежали через черный ход».

Жертвы «бабьего бунта» провели расследование по горячим следам и выяснили, что автором «неудачной шутки» был Михаил Уваров, владелец соседней чайной. Для чего ему понадобилось придумывать «Декрет о социализации…», так и осталось тайной. Разъяренные анархисты устроили налет на чайную «шутника». Помещение разгромили, а самого Уварова убили – как «бесполезного члена общества». 

Анархистов привели в бешенство не только статьи декрета и последовавший за этим разгром клуба. Больше всего их возмутило другое – им, принципиальным противникам государственной власти, какой-то мерзавец приписал ВЛАСТНЫЕ действия! «Веками, везде и повсюду анархисты борются со всякими декретами и законами всяких властей, – писало руководство клуба в напечатанной на следующий день листовке, – так могут ли они сами выпускать декреты? Враги всякого насилия, – могут ли анархисты требовать или даже допускать принудительного отчуждения женщин?» Заявление выглядело логично: склонности к созданию законодательных актов за анархистами действительно не водилось.

Фейк оказался живучим 

Однако история «Декрета об обобществлении…» на этом не закончилась. Фальшивый документ разошелся по стране с необычайной быстротой. Весной 1918 года его перепечатали многие буржуазные газеты. Одни редакторы публиковали «декрет» как курьезный документ – чтобы повеселить читателей. Другие хотели дискредитировать анархистов, а через них и Советы, в состав которых те входили. А кое-где в глухих деревнях местные активисты принимали опубликованный в газетах «документ» за подлинный и пытались внедрить его положения в жизнь…

В архиве Екатеринодара сохранился некий «Мондат» – именно так, через букву «о», – отпечатанный на машинке с жуткими ошибками: «Предъявителю сего товарищу Карасееву предоставляется право социализировать в городе Екатеринодаре 10 душ девиц возрастом от 16-ти до 20-ти лет, на кого укажет товарищ Карасеев. Главком Иващев [подпись] Место печати [печать]». 

Газета «Владимирские вести», сообщая о декрете как о подлинном документе, сочла нужным расширить масштаб «социализации» и дополнила его текст словами: «Всякая девица, достигшая 18 лет и не вышедшая замуж, обязана под страхом наказания зарегистрироваться в бюро свободной любви. Зарегистрированной предоставляется право выбора мужчин в возрасте от 19 до 50 лет себе в сожители-супруги». 

Центральные и губернские власти не поддерживали эту «сексуальную революцию». Так, в Вятке губисполком уже 18 апреля 1918 года постановил закрыть газету «Вятский край» за публикацию «эротического декрета». Сотрудников редакции отдали под суд, и им грозило тюремное заключение, но все закончилось общественным порицанием. 

Во время Гражданской войны «Декрет об обобществлении…» стал важным пропагандистским оружием белогвардейцев. Естественно, авторство они приписывали большевикам. В советской России из-за нехватки продовольствия во многих городах происходили «голодные» бунты, так что ситуация была накалена до предела, и слухи о скорой «национализации женщин» грозили ухудшить ее еще больше. Милиция занялась поиском тех, кто распространяет «порнографическую и сексистскую продукцию».

Трехкомнатный «дворец любви» 

В Москве за попытку реализовать на практике положения «Декрета о социализации…» в июне 1918 года арестовали владельца мануфактурной лавки Хватова. На суде выяснилось, что он приобрел в Сокольниках избу из трех комнат, назвал ее «Дворцом любви коммунаров» и поселил там двадцать сторонников такой «любви», которые стали именоваться «семейной коммуной». В двух комнатах жильцы спали – по десять человек в помещении, мужчины отдельно от женщин. А в третьей комнате стояла двухместная кровать, на которой они уединялись парами для «свободной любви». Сексуальные утехи в «заветной комнате» длились с вечера до утра, вызывая активное недовольство соседей. Получаемые от «коммунаров» деньги Хватов присваивал. Кроме того, иногда он сам посещал «дворец», чтобы попользоваться часок-другой понравившейся «коммунаркой». Разумеется, бесплатно…

В отчетах о процессе над Хватовым московские газеты писали: «Услышав эти подробности, толпа присутствующих в зале юнцов и их подруг – отпрысков состоятельных родителей – завизжала от удовольствия. Замужние же женщины, которые явно были в меньшинстве, начали стучать о пол принесенными с собой штакетинами…» Откуда взялась основная масса сочувствующих, догадаться несложно. Защитником Хватова на процессе была известная большевичка, боровшаяся за женские права, – Александра Коллонтай, которая выступила там с пламенной речью в защиту «свободной любви». 

Однако триумф сторонников беспорядочных связей был сорван. Толпа разъяренных женщин, смяв охрану суда, ворвалась в зал. «Ироды! Богохульники! Креста на вас нет!» – кричали противницы разврата. В ход пошло «метательное оружие» – тухлые яйца, гнилой картофель, дохлые кошки… Досталось и судье, и Хватову, и его защитнице Коллонтай. Чтобы восстановить порядок, охране пришлось вызвать подкрепление – броневик с вооруженными матросами. Стремясь рассеять толпу, они дали несколько пулеметных очередей поверх голов. 

Выступление Александры Коллонтай на процессе Хватова не только спровоцировало столкновение в зале суда, но и снабдило противников советской власти доказательствами: все увидели, что известные руководители РКП(б) поддерживают идею «Декрета о социализации…» и защищают тех, кто проводит ее в жизнь. Это здорово подпортило большевикам репутацию. В европейских исследованиях, посвященных сексуальной революции 1920-х годов в России, сведения о взглядах Коллонтай до сих пор неизменно толкуются как доказательства подлинности скандального «декрета». 

Что же касается Хватова, то обвинение просило приговорить его к пяти годам тюрьмы с конфискацией имущества. Однако суд ограничился изъятием «Дворца любви» и обязал ответчика передать государству все деньги, полученные от «эротической» деятельности. Впрочем, вряд ли это можно считать актом милосердия… Уже на следующий день Хватов был убит в своей лавке «неизвестными лицами». А в выпущенной вскоре прокламации анархисты разъяснили, что это был «акт мести и справедливого протеста» против распространения «Декрета об обобществлении российских девиц и женщин» – порнографического пасквиля, позорящего их партию. 

Суд над Хватовым показал, что основная масса женщин стремилась совсем не к той «свободе чувств», которую проповедовала Александра Коллонтай. Они хотели иметь возможность выйти замуж за любимого человека – невзирая на разные социальные статусы, вероисповедание или уровень достатка. Им нужно было право принимать решения о свадьбе и разводе самостоятельно, вне зависимости от воли родителей, церкви, общества и государства. Богемное понимание свободной любви – как безграничного разврата – было им категорически чуждо. И потому таких, как Хватов, в то время можно было убивать спокойно – в центре города, при сотнях свидетелей. Лиц и примет участников расправы никто разглядеть «не мог» или «не успевал»...   

Ленин против свободной любви 

Второе дыхание саратовской фальшивке придало, как это ни странно, появление комсомола. По стране поползли слухи, что в Уставе РКСМ первым пунктом значится право членов союза на пользования женщинами. В Интернете и сейчас можно найти эту формулировку: «Каждая комсомолка обязана отдаться любому комсомольцу по первому требованию, если он регулярно платит членские взносы и занимается общественной работой, иначе она мещанка». Авторы статей на эту тему уверяют, что «секретный» пункт действовал вплоть до 1929 года, когда была принята вторая редакция Устава. Правда, ни одного оригинала «эротического документа» никто так ни разу и не представил.

Зато архивы сохранили ответ главы Совнаркома на жалобу, поступившую в феврале 1919 года из деревни Медяны Симбирской губернии, где местный комбед самовольно распоряжался судьбой молодых женщин, «отдавая их своим приятелям, не считаясь ни с согласием родителей, ни с требованием здравого смысла». В телеграмме на имя Симбирского губисполкома и местной ЧК Владимир Ленин писал: «Немедленно проверьте строжайше, если подтвердится, арестуйте виновных, надо наказать мерзавцев сурово и быстро и оповестить все население. Телеграфируйте исполнение». 

Симбирская губчека провела срочное расследование и установила, что национализация женщин в Медянах не вводилась, а составившие жалобу «активисты» живут в Петрограде и крестьянам неизвестны, о чем председатель ЧК телеграфировал главе правительства 10 марта 1919 года. Эта переписка опубликована в сборнике статей «В. И. Ленин и ВЧК».

Жесткая реакция председателя Совнаркома на письмо из Медян не случайна. В годы Гражданской войны «эротический декрет» широко использовали в своей пропаганде белогвардейцы, приписывавшие эту «похабную» инициативу большевикам. В таком виде уваровская фальшивка гуляет по Интернету до сих пор…

Отдельные перегибы на местах 

Вопросы о «декрете» в 1918–1920 годах задавали лидерам советской России все западные визитеры. Не стал исключением и английский писатель-фантаст Герберт Уэллс. На встрече с Лениным в 1920 году он пытался выяснить, действительно ли руководство РКП(б) обнародовало и воплощает в жизнь установки «Декрета об обобществлении российских девиц и женщин», о котором так много пишут в европейских газетах. Председателю Совнаркома удалось убедить собеседника, что центральные власти не имеют к скандальному документу никакого отношения. Вернувшись в Англию, Уэллс написал об этом в своей книге «Россия во мгле».

Когда наступили НЭПовские времена, в селах кое-где начали создавать трудовые коммуны. Это снова возродило угасшую тень скандального «декрета». Зажиточные крестьяне, которых большевики в это время душили налогами, стали распускать слухи, что коммунары спят под одним одеялом, а жены у них общие. 

При организации колхозов история, естественно, повторилась. Слухи об обобществлении жен казались крестьянам вполне логичными. Если уж у единоличников отобрали землю, согнали в общие стойла коров и баранов, а кое-где – даже кур, то почему бы не поступить так же и с главной «собственностью» сильного пола – женщинами и детьми?! Конечно же, их надо социализировать!..

«Ага, – усмехнется недоверчивый читатель, – сейчас мне скажут, что ничего подобного в СССР не было». Да нет, было! И в 1918 году, и позже… Один хватовский «Дворец любви» чего стоит! А в 1920-е годы начальник спецотдела ОГПУ Глеб Бокий организовал в Подмосковье «Дачную коммуну», где «социализация» поднялась до уровня группового секса со свободной сменой партнеров. Участвовали в оргиях многие работники отдела и родственники Бокия – в том числе обе его дочери. Что и говорить, принципиальный был человек! Но закончилась «Дачная коммуна», как и другие «сексуальные эксперименты», следствием и судом. Главными в деле Бокия и его соратников были, естественно, обвинения в шпионаже и антисоветском заговоре, но моральное разложение в перечне тоже присутствовало.

Однако вернемся к «обобществлению слабого пола». Да, нужно признать, факты такие после революции были. И факты вопиющие! Однако в целом по стране к концу 1930-х годов эротические эксперименты закончились. С принятием сталинской конституции главным в этой области стал лозунг «Семья – ячейка общества!». Сторонники «свободной любви» были вынуждены надолго уйти в подполье, поскольку аморальное поведение грозило им крахом карьеры. 

Что же касается общего положения женщин в России при большевиках, то за первые двадцать лет советской власти слабый пол получил все права, о которых мечтали перед революцией активистки женских движений. Право избирать и быть избранными, право получать образование наравне с мужчинами, право свободно создавать семью и свободно разводиться, право сохранить в браке девичью фамилию, право получать равную с мужчинами оплату за равный труд и так далее…

Эмансипация женщин в СССР была неизбежна, и она действительно стала большим шагом вперед в области реализации идей равноправия. Однако на практике, как и многие благие начинания, она сопровождалась перегибами и эксцессами. Авторы саратовского «декрета» низводили слабый пол до уровня неодушевленного предмета, инструмента для удовлетворения своих эротических фантазий. Александра Коллонтай, наоборот, мечтала превратить в закон желания и прихоти своих «прогрессивных» подруг и вознести женщину на «сексуальный пьедестал». Сделать ее центральной фигурой социума, которой станут подчиняться все – и в первую очередь мужчины. 

Однако обе эти крайности большинству женщин были одинаково чужды. И в конечном итоге именно их позиция определила вектор развития брачно-семейных отношений в СССР. А эксцессы и перегибы так и остались историческими курьезами.

Подробнее о событиях, приведших к Октябрьской революции см. книгу «1917 год. Очерки. Фотографии. Документы»


Дата публикации: 29 апреля 2019

Постоянный адрес публикации: https://xfile.ru/~dGrFK


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
11176013
Александр Егоров
1291076
Татьяна Алексеева
945635
Татьяна Минасян
474041
Яна Титова
278589
Светлана Белоусова
231084
Татьяна Алексеева
222959
Сергей Леонов
222168
Наталья Матвеева
205827
Валерий Колодяжный
203876
Борис Ходоровский
198978
Павел Ганипровский
177527
Наталья Дементьева
129008
Павел Виноградов
124743
Сергей Леонов
114062
Редакция
100662
Виктор Фишман
97617
Сергей Петров
93288
Станислав Бернев
88672