Молва о ее расцветающей красоте передавалась из уст в уста и быстро распространилась по всей Калифорнии. Мужчины, которым посчастливилось видеть это божественное создание, с восторгом рассказывали, что ее девичий стан строен, как стебель цветка, губы нежны, как лепестки, а глаза смотрят в душу, рождая желание встать на колени и просить руки. «Да! Мария де ла Консепсьон Марселла — самая красивая девушка Калифорнии и завидная невеста, — соглашались даже те, кто никогда не видел дочь дона Аргуэлло. — У Кончиты есть все: красота, славное имя и хорошее приданое. Что еще нужно для счастья?»

«ЮНОНА», ИДУЩАЯ НА АВОСЬ

Пятнадцатилетней девушке для счастья нужна любовь, нужен принц, лучше всего заморский. Окружающее скучно и обыденно: маленький военный гарнизон, казармы, каждый день одни и те же лица и одно новое платье в год! Строгие родители запрещали Кончите читать любовные романы, но она с жадностью поглощала все, что ей удавалось достать. Девочке открылся прекрасный мир за пределами крепости Сан-Франциско. Далеко-далеко, за морями и океанами, есть удивительные страны, не похожие на унылую Калифорнию. Там в золоченых дворцах живут прекрасные дамы. Они одеваются в платья, расшитые бриллиантами, а принцы странствуют в поисках заколдованных красавиц. «Я здесь! — хотелось крикнуть Кончите. — Где ты, мой принц!»

А принц уже приближался к берегам Калифорнии. Правда, для роли принца наш герой был несколько староват. Николаю Петровичу Резанову шел сорок второй год, а вот по всем остальным статьям он подходил полностью. Резанов носил высокое придворное звание камергера. Император Александра I поручил ему обустройство русских владений в Америке. Если учесть, что на территории Русской Америки могли свободно разместиться три Франции, то Резанова можно считать даже не принцем, а королем! Единственная незадача: Николай Петрович, как и вся Русская Америка, ужасно страдал от голода...

Ощущать недостаток продовольствия на Аляске русские американцы стали уже осенью. Резанов писал: «В конце ноября 1805 года перестала ловиться рыба, а сильные шторма беспрерывно продолжавшиеся, давно уже лишили возможности добывать морского зверя. В полнолуние освежались мы найденными ракушками. Они в это время бывают питательными, потом били орлов и ворон, словом, ели все, что попало, изредка попадались каракатицы. Иногда какая-нибудь рыба служила нам лакомством». За продовольствием был послан бриг «Елизавета», но он попал в шторм и затонул. Резанов купил у американского капитана Джона Вульфа шхуну «Юнона» с грузом. Тонна риса, 19 бочек соленой свинины, 11 бочек муки помогли продержаться до января 1806 года. В феврале цинга начала косить жителей города Ново-Архангельска, столицы Русской Америки. Резанов принял спасительное решение: «Я принужден предпринять путешествие в Калифорнию, пустясь с неопытными и цинготными людьми в море, чтобы или спасти область, или погибнуть». Бывалые моряки считали план Резанова безумной затеей. Они говорили, что в это время года корабли не смогут дойти до Калифорнии, но он никого не слушал.

25 февраля «Юнона» отправилась в путь и через месяц подошла к устью реки Колумбия. Три дня команда пыталась приблизиться к берегу, но поднимался штормовой ветер, и корабль уносило в море. В кают-компании собрался совет капитанов. Первым взял слово американский капитан Джон Вульф:

— Джентльмены! Я предупреждал, что Калифорния недостижима! Надо идти назад!

Резанов и русские капитаны Хвостов и Давыдов долго рассматривали карты и поняли, что смогут дотянуть только до испанского порта Сан-Франциско. Приняли решение идти вперед: авось повезет! Николай Петрович приказал открыть бутылку бренди, чтобы выпить за удачу. Корабельный врач Георг Лангсдорф добавил в стаканы немного сахарного сиропа. Это было невероятной роскошью. Так по воле ветров и судьбы «Юнона» направилась к порту Сан-Франциско. Однако шхуна ничем не напоминала корабль мечты под алыми парусами. Четверо моряков умерли, пятнадцать человек от слабости потеряли способность двигаться и не могли подняться с коек даже по нужде. Палуба была запачкана нечистотами. Паруса ослабили, чтобы ветер не разорвал их в клочья, и они висели, как серые тряпки.

В таком непрезентабельном виде 27 марта 1806 года «Юнона» подошла к мысу Святого Франциска Ассизского и этим нарушила закон, запрещавший иностранным судам приближаться к берегам Калифорнии. Плодородные калифорнийские земли находились под владычеством испанцев. Они осваивали американские владения с помощью слова Божьего, подкрепленного значительным количеством штыков. Монахи-францисканцы открывали католические миссии для просвещения местных индейцев, а рядом с церквями обязательно строились крепости с сильным военным гарнизоном.

Резанов лихорадочно размышлял, как добиться разрешения на стоянку в порту «Нашего неземного Отца Святого Франциска», как витиевато называли эту гавань испанцы. Николай Петрович решил действовать хитростью. Со времени кругосветного плавания на бриге «Надежда» у Резанова сохранились верительные грамоты, которые разрешали вход корабля во все порты мира в качестве дипломатической миссии. Он положился на русский авось и не прогадал: комендант крепости Хосе Аргуэлло находился в отъезде, и его замещал сын Луис. Молодой лейтенант мельком взглянул на верительные грамоты и вернул их Резанову. Николай Петрович понял, что юноша в документах не разбирается. Лейтенант Луис разрешил команде «Юноны» сойти на берег, распорядился прислать на корабль свежую провизию и пригласил офицеров на обед.

Посещение Калифорнии было отмечено одним примечательным событием. Резанов записал в дневнике: «Двое наших лучших людей Михайло Кальянин и Петр Поляков пошли на речку стирать платье и убежали. Испанское правительство дало мне слово найти их и выслать в Россию». Теперь нам известны имена первых невозвращенцев, которые предали Родину в надежде, что на американской стороне все толще и слаще... О дальнейшей судьбе Кальянина и Полякова ничего не известно...

ПЕРВЫЙ БАЛ КОНЧИТЫ

В трюмах «Юноны», купленной вместе с грузом, не осталось ни крошки продовольствия, но было полным-полно всякой всячины. Резанов приказал выбрать самые дорогие вещи для подарков испанцам. Он сказал: «Испанцы не должны понять нашей бедности». Он распорядился, чтобы офицеры для посещения крепости надели парадную форму. Сам облачился в мундир камергера. Правда, одежда болталась на Николае Петровиче, как на вешалке, лицо покрывала мертвенная бледность, но можно с уверенностью сказать, что он был неотразимо красив. Стоит вспомнить, что Екатерина II, которая прекрасно разбиралась в достоинствах мужчин, благоволила к Резанову и даже хотела сделать его своим фаворитом.

Лейтенант Луис Аргуэлло встретил русских очень радушно. Он представил гостям свою матушку донью Игнасию и двенадцать братьев и сестер. Дом коменданта крепости оказался очень скромным, стены побелены известкой, на полу лежала солома, но обед подали на серебряной посуде. Резанов немного изъяснялся по-испански, беседовал с Луисом о «прекрасном климате Калифорнии и избытке хлеба, в ней произрастающего», а офицеры глаз не могли отвести от сеньориты Кончиты, старшей из сестер Аргуэлло.

Вернувшись на корабль, Николай Петрович записал в дневнике: «Донна Кончита слывет красою Калифорнии». Доктор Лангсдорф оказался более многословным: «Она отличается живостью и неувядаемостью духа, глаза обвораживали, черты ее прекрасны. Таких красивых женщин можно сыскать только в Италии, Португалии или Испании, но очень редко».

Девушки в Калифорнии воспитывались так же строго, как в Испании. Священники внушали, что главная женская добродетель — религиозность. Матери неусыпно следили за нравственностью. Однако юная Кончита была умна и своевольна не по годам. Несколько богатых плантаторов предлагали сеньорите Аргуэлло руку и сердце, но ни один из претендентов ей не понравился. Резанов разительно отличался от мужчин, которых она привыкла видеть. Обычной одеждой калифорнийских испанцев было серапе, то есть кусок ткани с прорезью в середине для головы, на ногах высокие сапоги из оленьей кожи, на голове широкополое сомбреро. Камергерский мундир Николая Петровича блистал изысканной золотой вышивкой. Иноземец был высок ростом, широкоплеч, с приятной улыбкой и манерами благородного идальго — одним словом, принц. После первой встречи с Резановым Кончита провела бессонную ночь, полную романтических мечтаний, а наутро попросила брата Луиса разузнать о семейном положении иностранного гостя. К неописуемой радости практичной мечтательницы, русский принц оказался свободен! Резанов был вдовцом. Его дети, сын Петр четырех лет и двухлетняя дочь Ольга, воспитывались в семьях его близких друзей.

Николай Петрович еще дважды был гостем семьи Аргуэлло. Он беседовал с Кончитой в присутствии матери, рассказывал о блистательном Санкт-Петербурге, о великолепии русского императорского двора. Кончита была поражена: золотые дворцы и дамы в бриллиантах существуют на самом деле, а она прозябает в глуши! Когда Резанов принялся восхищаться красотами Калифорнии, девушка раздраженно заметила:

— Здесь в изобилии пшеничные поля и пастбища... И больше ничего...

К несчастью, приятное времяпрепровождение нарушил приезда отца Кончиты. Теперь Резанов вел с доном Хосе Аргуэлло долгие беседы на скучные темы: о выгодах торговли Русской Америки с Калифорнией, о защите от внешних врагов и прочей ерунде. Кончита недовольно поджимала губки: надо было придумать способ обратить на себя внимание гостя. Однако Резанов не замечал ни Кончиту, ни ее страстные взгляды — он был сильно расстроен. Дон Хосе заявил:

— Вы не можете себе представить, до какой степени запрещена здесь торговля. Я лишусь должности, если продам вам хоть одно пшеничное зерно!

Это была катастрофа! У Резанова остался единственный шанс: обратиться за разрешением на торговлю к губернатору Калифорнии дону Жозе де Ариллага. А пока русские ожидали ответа, Кончита не тратила время зря. Она уговорила родителей дать бал. Для танцев выбрали помещение в самой большой казарме. Стены украсили испанскими и российскими знаменами. Оркестр состоял из местных гитаристов и индейских музыкантов. На бал Кончита начала одеваться и причесываться с раннего утра.

В пять часов грянула музыка, а она еще не решила, какой гребень выбрать для украшения прически. Открыли бал Кончита в паре с Резановым, потом Николай Петрович прошелся в кадрили с дородной донной Игнасией, затем танцевал с сеньоритами Дельфиной, Каролиной, Изабеллой, Рафаэллой и снова с Кончитой.

— По вечерам бухта выглядит потрясающе, — сказала девушка, томно глядя в глаза.

Резанов понял. Он взял мантилью Кончиты, набросил ей на плечи, и они вышли на террасу. Кончита деловито сказала:

— Я знаю, что вы хотите торговать, но вы пошли неправильным путем.

— У вас есть на борту сукно?

— Есть сукно прекрасной английской выработки, а также вышитые муслин, шелк, хлопок, ленты, шали и украшения.

— Я скажу об этом дамам, а они сами найдут способ подействовать на губернатора, — засмеялась Кончита.

Они вернулись в бальный зал. Кончита что-то шепнула музыкантам. Зазвучала мелодия испанского танца хота. Гости расступились. Кончита вышла на середину зала. Деревянные каблучки ее туфелек выстукивали знойный ритм, широкий подол платья развевался вокруг стройных ног. Каждое движение, поворот головы, взмах ресниц рассказывали о любви и страсти...

ПОЛИТИКА В ЮБКАХ

Заманить испанских женщин на русский корабль оказалось очень сложной задачей. Испанцы, а тем более испанки боялись моря. У жителей Сан-Франциско не было ни одной лодки. Однако женское любопытство, подогреваемое рассказами Кончиты, сделало свое дело. На небольшой лодочке русские моряки переправляли испанок на борт «Юноны» для осмотра товаров. Было много шума, смеха и притворного страха. На борту «Юноны» Кончита распоряжалась как хозяйка и с видом опытной продавщицы расхвалила вещи. За посещением испанских красавиц последовал визит строгих монахов-францисканцев. Хитроумная Кончита на исповеди покаялась, что побывала на русском корабле и любовалась множеством товаров. Падре отпустил грех, узнав, что у русских моряков есть для продажи лопаты. Этот инструмент, необходимый для возделывания монастырских огородов, в Калифорнии было невозможно достать.

Резанов с благодарностью относился к усилиям Кончиты, говоря: «Мы проводим здесь политику в юбках». Наконец в Сан-Франциско прибыл губернатор Калифорнии Ариллага. Начались длительные переговоры о возможности торговли. Кончита оказалась прекрасным шпионом: она передавала Резанову каждое слово испанских чиновников.

Однако, несмотря на все усилия, дело не сдвинулось с мертвой точки. И тут следует предоставить слово Резанову: «Ежедневно куртизуя гишпанскую красавицу, приметил я ее предприимчивый характер и неограниченное честолюбие при пятнадцатилетнем возрасте. Я вселил в нее страстное желание услышать что-то определенное о наших отношениях. Я представлял ей Россию во всем изобилии, она согласилась у нас жить. Я лишь предложил ей руку и тут же получил согласие».

Резанов пишет, что он куртизует, то есть любезничает, с Кончитой. Эти строки трудно назвать признанием пылкого влюбленного. Они написаны мужчиной, вступающим в брак по расчету, причем расчету государственному. Резанов считал, что брак с дочерью коменданта станет гарантией мира, расходы на оборону сократятся. Русская Америка, Камчатка и Иркутск получат калифорнийское продовольствие, цены на пшеницу упадут, таможня получит новые доходы. Однако доктор Лангсдорф с присущей врачам внимательностью все же разглядел в Резанове признаки болезни, называемой любовью: «...ее яркие искрящиеся глаза околдовали его, запали ему глубоко в душу».

Резанов сделал предложение сеньорите Марии де ла Консепсьон Марселле после двух недель знакомства. Даже по современным меркам скорость космическая. Отец Кончиты выслушал Резанова и расплакался, донья Игнасия упала на колени и принялась горячо молиться. «Мое предложение сразило воспитанных в фанатизме родителей. Разность религий и разлука с дочерью были для них громовым ударом. Они прибегли к священникам, возили бедную Консепсию в церковь, исповедовали ее, убеждали к отказу». Кончита заявила отцу:

— Если я не выйду за этого человека, то я вообще никогда не вступлю в брак! Я стану монахиней!

Родители согласились, но с одним условием: Резанов должен получить разрешение римского папы и короля Испании на брак дочери с православным. Николаю Петровичу предстояло пересечь Сибирь, добраться до Петербурга, через Францию попасть в Мадрид, затем доехать до Рима, а оттуда на попутном судне идти в Калифорнию.

— Я вернусь настолько быстро, насколько корабль сможет меня нести, однако для путешествия понадобится два года, — заявил Резанов родителям невесты. — Если через два года я не вернусь, ваша дочь может считать себя свободной.

Резанов на правах жениха переехал с корабля в дом коменданта крепости: «С того времени я вел себя как близкий родственник и стал управлять портом. Губернатор удивился моему поведению и сказал, что чувствует себя так, словно очутился у меня в гостях». Кончита старательно изучала русский язык и быстро освоила правильное произношение фразы: «Я тебя люблю». Она расспрашивала жениха о русских обычаях и записала в книжечку рецепт приготовления «счей». Строгие законы о запрете торговли были забыты. Трюмы «Юноны» заполнились продовольствием, так необходимым Русской Америке. В день расставания с женихом Кончита надела белое платье невесты.

— Я буду ждать бесконечно! — пообещала она Резанову.

ОЖИДАНИЕ ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ

10 мая 1806 года в шесть часов пополудни «Юнона» снялась с якоря. Семья Аргуэлло махала вслед удаляющемуся кораблю белыми платками. Возвращение в Русскую Америку прошло без приключений, если не считать того, что несколько членов экипажа, в том числе и Резанов, заболели корью. Встречать «Юнону» вышли все жители Ново-Архангельска, которые еще могли ходить. Когда люди узнали, что в трюмах корабля вдоволь масла, пшеницы и соли, они встали на колени и молились.

Резанов отослал в Петербург донесение императору Александру I о своем шестинедельном пребывании в Сан-Франциско. Он предлагал «включить побережье Калифорнии во владения Российской империи» и представил подробнейший план, как осуществить это выгодное для России предприятие. О помолвке с Кончитой написал: «Ежели судьбе будет угодно благополучное окончание моего романа, который произошел не по пылкой страсти, в моих летах неуместной, а совсем из других побуждений, то я могу оказать услугу Отечеству личным обозрением американских гаваней и кинуть глаз на торговлю Американских Штатов, побывав в них».

Однако Резанову не суждено было вернуться в Калифорнию. Он покинул Аляску в августе 1806 года и прибыл в Охотск, где стал собираться в далекий путь. Николаю Петровичу советовали подождать до зимы, когда по льду безопаснее переправляться через многочисленные реки. Дразня советчиков, Резанов говорил, что десять тысяч верст до Петербурга он одолеет за четыре месяца и станет самым быстрым русским путешественником.

В путь двинулись в конце сентября. Осень стояла сухая, но ночи были очень холодными. Каравану приходилось идти по непроходимой тайге, огибать болота, десятки раз в день переходить вброд мелкие речушки, речки и полноводные реки. Самой опасной оказалась переправа через реку Очакана. Резанов направил коня в воду и угодил в сильнейший водоворот. С трудом удалось выбраться, но Резанов промок до нитки. Костер под проливным дождем разжечь не удалось. Николая Петровича бил озноб, он несколько раз терял сознание, но упорно шел вперед.

Через месяц добрались до Якутска, где можно было отдохнуть и набраться сил, но Резанов не хотел задерживаться надолго. С огромным трудом дошли до Иркутска. Николай Петрович пролежал две недели в жесточайшей горячке. Когда у него хватило сил сесть в седло, приказал двигаться к Красноярску. Прошли еще тысячу верст. Красноярск был совсем рядом, но Резанов обессилил, упал с лошади и получил удар копытом по голове. Николай Петрович умер 1 марта 1807 года. Две недели его тело не предавали земле, «потому что живописцы снимали с него портрет для отправки в Петербург, но тело усопшего никакому разложению не предавалось, лежал как живой».

А Кончита ждала своего принца. Правда, легенда о том, что она до конца жизни не знала о его смерти, не соответствует действительности. Управляющий делами Русской Америки Александра Андреевич Баранов в мае 1808 года прислал письмо, в котором извещал о смерти ее жениха. Кончита могла считать себя свободной, однако каждая женщина любит по-своему, поэтому и нет в мире двух одинаковых любовных историй. Часто любовь возникает из мелкого жизненного сора и вскоре задыхается от обыденности.

А есть страсть, по прочности подобная бриллианту: разрушить ее не может никто, с годами она лишь начинает блистать новыми гранями. Так любила Кончита. Она не вышла замуж, занималась благотворительностью и учила детей индейцев. В 1851 году в Калифорнии открылся женский монастырь. Кончита стала его первой послушницей...

За месяц до трагической гибели Резанов отправил письмо своему другу Михаилу Булдакову. В этом послании, ставшем последним в жизни Резанова, есть такие строки: «Мой друг! Не сочти меня ветреницей. Любовь моя у вас в Невском под куском мрамора, а здесь следствие энтузиазма и новая жертва Отечеству. Консепсия мила, как ангел, прекрасна, добра сердцем, любит меня; я люблю ее и плачу о том, что нет ей места в сердце моем».

«Под куском мрамора» в Александро-Невском монастыре покоится жена Резанова Анна Григорьевна. Как оказалось, его единственная любовь...