Более сорока лет назад впервые приехав в Ленинград из советского областного центра, я первым делом отправился в Эрмитаж. В Днепропетровске, где учился, был лекторий, куда приглашали искусствоведов из лучших музеев двух столиц. С шедеврами мировой живописи провинциальную интеллигенцию знакомили с помощью слайдов. В подлиннике они производили совсем другое впечатление. Наибольшее на меня, тогда студента третьего курса, произвело полотно Матисса с загадочным названием «Портрет ЛНД». Уже позднее на табличке появилась расшифровка таинственных инициалов: Лидия Николаевна Делекторская.

Она подарила России Анри Матисса, а Франции – Константина Паустовского. Ее жизнь сложилась и трагически, и счастливо. Оказавшись на чужбине, Делекторская долгие годы провела рядом с гениальным живописцем. Своей семьи так и не создала. На знаменитом кладбище Сен-Женевьев-де-Буа над пустой могилой стоит надгробие с надписью: «Лидия Делекторская 1910–» Прах ее, согласно воле покойной, захоронен в Павловске. На надгробной плите выбито: «Муза. Друг. Секретарь Анри Матисса». Чуть выше угадываемый силуэт одной из самых известных картин художника «Одалиска» и точное определение: «Матисс сохранил ее красоту для вечности».

Встреча в Ницце

Она родилась в Томске в семье земского лекаря и в 13 лет осталась круглой сиротой. В годы Гражданской войны эпидемии косили не только больных, но и врачей. Тетка увезла юную Лидию в Харбин, где образовалась в 20-е годы прошлого века большая российская колония. Ее основу составляли офицеры Белой армии, пытавшиеся (чаще всего безуспешно) найти себя в мирной жизни в чужой стране. За одного из них и выскочила замуж 19-летняя Лидочка. Вместе с мужем она отправилась во Францию, но супруг и там не нашел достойной работы. Очень быстро выяснилось, что, кроме языка и ностальгии по покинутой родине, их ничего не связывает.

Молодая эмигрантка из России оказалась в чужой стране совершенно одна, без средств к существованию, да и французским она владела весьма слабо. А вокруг шумела и развлекалась богатая Ницца. На автобусной остановке совершенно случайно Лидия прочитала объявление, из которого поняла только одно: какой-то художник ищет себе помощницу по хозяйству.

«До этого я живописью не интересовалась, – писала в своих воспоминаниях ЛНД. – Даже тот факт, что Анри Матисс, который и дал это объявление, был мировой знаменитостью, стал для меня откровением. Анри это видел, но в вину не ставил и не старался поучать. Он лишь поддерживал мой интерес к его работе».

К моменту знакомства Анри было 63, а Лидии – 22. Матисс уже прошел долгий путь к признанию и славе. Он родился на северо-востоке Франции в самой что ни на есть буржуазной семье. Отец – преуспевающий торговец, мать – его помощница в бизнесе. Своего первенца они видели продолжателем семейных традиций, но не слишком возражали, когда тот отправился в Париж учиться на юриста. Протест вызвало решение Анри стать художником.

Слава и признание пришли к нему не сразу. В 30 лет Матисс женился на Амелии Прейер, как принято говорить, девушке из хорошей семьи. К этому времени Анри еще учился в школе изящных искусств, но у него уже была внебрачная дочь Маргарита. После свадьбы Амелия настояла, чтобы она жила вместе с ними. Мать девочки не возражала.

Вскоре в семье художника родились еще два сына. Чтобы обеспечить своих домочадцев, Матиссу приходилось браться за любую работу. Он пытался торговать шляпами, но прогорел, оформлял декорации Всемирной выставки в Париже. Даже испытывая финансовые затруднения, Анри всегда приобретал картины коллег, которыми восхищался. На одном из его полотен изображена комната, в которой гармонично расположились бюст Огюста Родена, рисунок Винсенте Ван Гога, картины Поля Гогена и Поля Сезанна.

Решить финансовые проблемы Матиссу помогли российские меценаты. Крупный заказ французскому художнику сделал предприниматель и коллекционер Сергей Щукин. Для своего дома он заказал три декоративных панно, которые перед отправкой в Россию были выставлены в Париже. По приглашению Щукина французский художник посетил Санкт-Петербург и Москву, где ему был оказан восторженный прием. Картины Матисса приобрел и другой известный коллекционер, Иван Морозов. После визита в Россию Анри смог забыть о материальных затруднениях и посвятить свою жизнь творчеству.

Хотя годы лишений сказались на здоровье. После Первой мировой войны Матисс обосновался в Ницце. Он приобрел уютный дом, отрастил профессорскую бородку и писал портреты жены и детей. Исследователи творчества Матисса называли Амелию его опорой, другом и музой.

В эту идиллию совершенно неожиданно ворвалась – нет, все-таки деликатно вошла молодая русская эмигрантка с нансеновским паспортом, который французские власти рассматривали далеко не так, как нынешнее удостоверение беженца.

Превращение в музу

Поначалу ее роль сводилась к той, что была указана в уличном объявлении: помощница по хозяйству. Работала Лидия под пристальным взглядом супруги художника и вскоре получила расчет. Лидия вновь оказалась на улице. Правда, совсем ненадолго. Заболела Амелия, и ей потребовалась сиделка. Художник отыскал хорошо зарекомендовавшую себя помощницу, хотя, как потом признался, на это потребовалось немало усилий. В Ницце в ту пору тоже уже образовалась внушительная колония российских эмигрантов, готовых взяться за любую работу. С тех пор и до самой кончины художника, целых 22 года, Делекторская была рядом с Матиссом.

Французское законодательство той поры было очень жестким по отношению к беженцам. Ни о каких социальных пособиях и речи быть не могло. Да и перечень специальностей, по которым могли работать российские эмигранты, был крайне узок. Мужчины устраивались шоферами такси или рабочими на конвейер, а женщины – манекенщицами, нянями, натурщицами. К тому же Лидия по-французски говорила очень плохо.

Ей пришлось подрабатывать натурщицей, как она сама призналась, с голодухи. Это занятие было Делекторской в тягость. Раскованностью, которая была присуща увековеченным Тулуз-Лотреком или Модильяни моделям, воспитанная в интеллигентной российской семье девушка не обладала. Получив постоянную должность сиделки, она вздохнула с облегчением.

Не сразу Лидия стала музой художника. Поначалу Матисс ее почти не замечал. Он был настолько поглощен работой, что лишь изредка минут на 10–15 выходил из мастерской, чтобы выпить чашечку кофе и переброситься несколькими фразами с прикованной к кровати женой.

«Когда проницательный взгляд Матисса стал задерживаться на мне, значения этому не придавала, – писала Делекторская в своих воспоминаниях. – Анри сделал с меня три или четыре рисунка. В начале нашего знакомства мне и в голову не приходило, что когда-нибудь буду позировать для его картин».

Начиная с 1935 года Лидия почти ежедневно позировала Матиссу. Он написал, по меньшей мере, 90 картин, не считая многочисленных рисунков и эскизов. Образ прекрасной русской женщины, которая стала незаменимой для Анри, можно увидеть в лучших музеях мира. Естественно, законная жена и еще недавно единственная муза Анри смириться с таким положением не могла. В 1940 году Амелия поставила мужу ультиматум: я или Лидия. Услышав в ответ русское имя, подала на развод.

Еще недавно бесправная эмигрантка осталась в богатом доме в Ницце в качестве полноправной хозяйки, но бороться за статус официальной супруги даже не пыталась. «Всех интересует, была ли я женой Матисса, – писала в воспоминаниях Делекторская. – И нет, и да. Нет – в физическом смысле, да, и даже больше – в духовном отношении. Двадцать лет была «светом его очей», а он для меня – единственным смыслом жизни».

Рука художника

Готовившийся отметить 70-летие Матисс был полон планов, но им не суждено было сбыться. Началась война. Родные уговаривали художника переехать за океан, но он остался в Ницце. В эту суровую пору Лидия оказалась единственным человеком, который помогал Анри переносить все тяготы и невзгоды. Сыновья давно покинули дом на Лазурном берегу. Старший, Пьер, еще в 20-е годы переехал в США, где стал известным галеристом. Карьерному взлету во многом способствовала фамилия и организованная в Нью-Йорке выставка работ отца.

Второй сын, Жан, ставший скульптором, жил под Парижем. В столицу к приемной дочери Маргарите переехала и Амелия. В годы войны обе участвовали в движении Сопротивления. Выданная предателем Маргарита едва не угодила в лагерь смерти Равенсбрюк. Из тюрьмы близких художника освободила армия генерала де Голля.

Самого Матисса военное лихолетье, казалось, обошло стороной. В 1941 году он перенес тяжелую операцию на кишечнике. Ухудшение здоровья заставило художника изменить стиль. Он разработал технику составления изображения из обрезков бумаги, которая давала возможность добиться синтеза рисунка и цвета. Всю техническую работу взяла на себя Лидия.

Матисс, несмотря на состояние здоровья, работал до самой кончины. Его последней работой стал витраж церкви в штате Нью-Йорк, построенной еще в 1921 году Рокфеллером. Заказчик хотел порадовать прихожан шедеврами, написанными известным художником, но из десяти витражей французский мэтр успел создать только один. Остальные девять исполнил Марк Шагал.

Скончался художник в ноябре 1954-го в возрасте 85 лет. Рядом с ним в Ницце не было ни детей, ни Амелии. Была лишь Лидия. В последние годы она стала еще и руками художника, изготавливая знаменитые декупажи из окрашенного картона и поддерживая в угасающем художнике жажду жизни.

После смерти Матисса его муза, секретарь и друг совершила поступок, который был непонятен французам: собрала свои вещи и ушла из дома, где на протяжении многих лет была хозяйкой. На похороны ее не пригласили. Служение своему богу Делекторская продолжила и после ухода Матисса. Она написала две книги о его творчестве, третья осталась незаконченной.

Неоцененный дар

Мысль приобрести картины Матисса и подарить их родине возникла у Делекторской весной 1945 года. Это было удивительное время. Весь мир восхищался Советской Россией, одержавшей победу в кровопролитной войне. Эти чувства захлестнули и российских эмигрантов, для которых Франция так и не стала родиной. Она приняла их только в качестве дешевой рабочей силы.

Война практически не затронула Ниццу, где продолжалась курортная жизнь, а вести о победах Красной армии под Сталинградом и на Курской дуге жадно ловили лишь те, кто помнил о российских просторах. Как призналась Делекторская в своих воспоминаниях, ей очень хотелось послать в Россию букет цветов в знак признательности. Только это было невозможно. И тогда она решила сделать куда более ценный подарок: купить несколько рисунков Матисса и послать их в Москву. Даже то, что ради такой покупки придется влезть в долги, не смутило. Просить Анри подарить свои работы для передачи в СССР гордая Делекторская не хотела.

Тайком порывшись в картонных коробках с рисунками, Лидия отобрала семь работ, которые, по ее мнению, могли бы украсить экспозицию московского музея. После этого написала Матиссу короткое письмо. Она попросила художника продать ей свои работы по рыночной стоимости. Прочитав это послание, Анри совершенно не удивился. Он уже хорошо изучил свою помощницу и музу. Посмотрев рисунки, одобрил выбор и предложил еще один в качестве подарка. Понимая, что имеет дело не с женой миллионера, Анри все-таки снизил цену столь необычным образом.

Получив согласие на приобретение работ, ценность которых она прекрасно понимала, Делекторская отправила письмо в Москву. Она все-таки помнила о своем социальном статусе и сомневалась, согласятся ли в СССР принять дар от белогвардейской эмигрантки. Да и с оценкой творчества Матисса все было не так просто. После революции национализированные коллекции Морозова и Щукина составили экспозицию Музея западного искусства в Москве. Полотна французского постимпрессиониста заняли в ней достойное место. Только уже в середине 40-х музей стали называть «рассадником низкопоклонства перед упадочной буржуазной культурой», а в 1948-м закрыли. Экспонаты отправили в запасники Музея имени А. С. Пушкина и Эрмитажа. Можно сказать, что Делекторской повезло. Ее порыв пришелся на то время, когда Матисс еще не оказался под запретом как образец «упадочной западной культуры». Из Москвы пришел благосклонный ответ.

«Никто в те годы не рассыпался перед ней в благодарностях, начальников не трогал ее бескорыстный драгоценный дар, он доставлял только лишние хлопоты: не принять — нельзя, а принять и не выставить — вызвать разговоры, – очень точно оценил ситуацию хорошо знакомый с музой Матисса писатель Даниил Гранин. – Мы хотели избавить ее от неблагодарности, оскорбительного пренебрежения наших партийных чинуш, для которых Матисс был чем-то враждебным. Ведь Лидии пришлось с этим столкнуться. Лучше нее зная советскую действительность, мы были правы, но она была права иной, высшей правотой. Она верила в непобедимую силу гения, она знала про временность советского бескультурья, советской дикости, а может, и про временность советского режима».

Подарок Франции

После победы в кровопролитной войне и у партийных бонз, курирующих культуру, несколько изменилось отношение к оказавшимся на чужбине соотечественникам. Из Франции возвращались тысячи эмигрантов, а в Париж зачастили делегации деятелей советской культуры. К этому времени относится знакомство музы Матисса с Константином Паустовским. Несмотря на неприятие многого из советского образа жизни, в обосновавшейся во Франции российской колонии были знакомы с советской литературой.

Делекторская высоко ценила творчество Паустовского и во время приезда писателя в Париж принимала его в своем доме. Всегда стремившийся узнать жизнь во всех ее проявлениях, советский литератор напросился в гости. Он очень хотел посмотреть, как живут обычные французы, а не члены коммунистической партии, визит к которым был обязательной частью программы пребывания в стране.

«Мы пронеслись по бульварам мимо церкви Мадлен с ее знакомой по рисункам колоннадой, мимо здания Гранд-опера, похожего на торт с завитками из окаменелого крема, через мосты, по обочине Люксембургского сада и остановились у обычного парижского дома с узкой лестницей, – описал этот визит в очерке «Мимолетный Париж» Паустовский. – Все окна в маленькой квартирке были распахнуты настежь, хотя единственным ее обитателем оказался черный кот. Окна не закрывались все лето, и по комнатам бродил теплый ветер».

Гостя из Москвы поразило обилие картин, на многих из которых было написано: «Lidia». Все они принадлежали кисти практически забытого в СССР Матисса. К тому времени художник уже ушел из жизни и многие свои работы завещал помощнице, секретарю и музе. Часть картин Делекторская уже отослала в Эрмитаж да и те, с которыми не могла расстаться, видела в будущем только в музейных экспозициях СССР. На вопросы о Матиссе, судьба и творчество которого заинтересовали Паустовского, хозяйка квартиры отвечать не стала.

Очарованный новой знакомой писатель уже при первой встрече как бы мимоходом попросил: «Вы не могли бы перевести меня на французский?» К этому времени Делекторская уже владела языком страны, где прожила два десятилетия, свободно. После войны в Европе жадно ловили все, что было связано с СССР. Паустовский, не стремившийся в своих произведениях следовать принципам социалистического реализма и не писавший о руководящей роли партии, оказался близок французскому читателю. Практически все его значимые произведения были переведены Делекторской. Она любила повторять: «Я подарила России Матисса, а Франции – Паустовского».

Наедине с Матиссом

Писатель, которого советская интеллигенция считала своей совестью, часто звал ее домой. Для Делекторской это была больная тема. Та Россия, которую она покинула, существовала лишь в каких-то расплывчатых снах. Она несколько раз приезжала в СССР, привозила очередную партию работ Матисса, разбирала архивные записи, связанные с поездкой художника в Россию. После кончины своего бога даже обратилась к советским властям за разрешением вернуться в покинутую в юности родную страну. И получила отказ, хотя продолжала дарить, дарить и дарить все новые работы Матисса.

Чтобы купить одну из его скульптур и преподнести ее в дар московскому музею, Делекторская за полцены продала свою парижскую квартиру. Покупатель поступил намного благороднее советских партийных чиновников: разрешил бывшей владелице жить в ней. Максимум, что позволяли Лидии советские власти, так это беспрепятственно посещать Москву и Ленинград. Ее часто можно было видеть в залах Эрмитажа, причем о своих приездах она не сообщала администрации музея. «Мне просто хочется остаться наедине с Матиссом», – говорила она своим друзьям.

В Париже она охотно принимала гостей из СССР: своих друзей, друзей друзей и просто тех, кто вызывал у нее симпатию. Конечно, в ту пору поездка в гости во Францию была сродни полету на Луну, но гостеприимство ЛНД смогли оценить многие. Лишь в последние годы, будучи уже очень больным человеком, она сузила круг общения. Муза Матисса хотела, чтобы ее запомнили такой, какой она была изображена на его картинах.

Кроме работ, которые Лидия приобрела при жизни художника, у нее сохранилось немало подарков Матисса. Ежегодно художник преподносил своей музе два оригинальных рисунка, один – к Рождеству, другой – к дню рождения. Он хотел обеспечить будущее Делекторской, которая по-прежнему оставалась одинокой в по-прежнему не ставшей для нее родной стране.

Цену своих работ Матисс прекрасно понимал, хотя и не мог предположить, что самым дорогим лотом аукциона «Кристис» в 2007 году стал «Портрет дамы в голубом манто», для которого позировала Лидия. Другой ее портрет, «Одалиска. Голубая гармония», был продан на предыдущих торгах за 33 млн долларов. Сама Делекторская, получившая часть работ Матисса еще и по завещанию художника, также прекрасно понимала их ценность. Как-то, проезжая мимо одного из замков, она обратилась к гостье из Советского Союза: «Я могла бы купить его вместе со всеми угодьями, но мне это совершенно не нужно».

…Умерла Делекторская в 1998 году в Париже. Даже после всех перемен, произошедших в России, она не была уверена, что власти исполнят ее последнюю волю, и заблаговременно приобрела участок на знаменитом русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Опасения оказались напрасными. Урна с прахом была привезена на родину и покоится на кладбище в Павловске. Российские же музеи благодаря подвижнической деятельности Делекторской обладают едва ли не лучшей в мире коллекцией работ Матисса. Не знаю, читают ли сегодня во Франции Паустовского в ее переводах, но каждый раз, приходя в Эрмитаж, обязательно иду в зал Матисса, чтобы взглянуть на так поразивший сорок лет назад «Портрет ЛНД».