Война и любовь маршала Конева
ЖЗЛ
«СМ-Украина»
Война и любовь маршала Конева
Анна Василенко
журналист
Киев
5772
Война и любовь маршала Конева
Памятник маршалу Коневу в Праге

Иван Степанович Конев (1897-1973 гг.) вошел в историю как выдающийся военачальник, участвовавший в обороне Москвы, спасении Праги и взятии Берлина, а в послевоенное время — строитель Берлинской стены, дважды Герой Советского Союза, обладатель ордена Победы и многих других заслуженных наград.

МАРШАЛ ИЗ НАРОДА

Через много лет после окончания войны Иван Степанович Конев встретился с артистами МХАТа. Народная артистка СССР Ангелина Степанова, пораженная чистотой и богатством его речи, спросила маршала, откуда он родом.

Конев ответил: «Моя родина там, где не было крепостного права и не ступала нога завоевателя. Мы сохранили свободный и вольный язык славян, которые жили под Великим Устюгом».

Простой парень из семьи зажиточного крестьянина, который в годы Первой мировой войны в общем строю был призван в армию и стал унтер-офицером, вырос в одного из самых видных военачальников богатого на войны ХХ столетия и, мало того, стал тонким дипломатом.

Свою первую жену Анну Волошину 23-летний комиссар бронепоезда повстречал в Гражданскую во время ожесточенных боев на Дальнем Востоке. В одном из боев Конева тяжело ранило. Анна — молодая крестьянка из соседней деревни — выхаживала его. Полюбив юного комиссара, она решительно все порвала, бросила дом и мужа. Прожили они вместе 20 лет.

В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

Великую Отечественную войну Конев начинает в должности командующего 19-й армией в звании генерал-полковника. Трагические события первых месяцев войны были омрачены для него еще и расставанием с первой женой Анной, которую заподозрил в измене. На фронт Конев уходил со словами: «Береги детей».

Один только перечень постов Ивана Конева в годы войны впечатляет: командующий Западным, Калининским, Северо-Западным, 2-м и 1-м Украинскими фронтами, верховный комиссар по Австрии, главнокомандующий сухопутными войсками, первый заместитель министра обороны, первый командующий Объединенными вооруженными силами стран — участниц Варшавского договора.

И.С. Конев в ходе Корсунь-Шевченковской операции разбил лучшего фашистского военачальника фельдмаршала Манштейна, со своими воинами Иван Степанович очистил от фашистов Украину, освободил узников концлагеря Освенцим, нашел и спас Дрезденскую галерею, не позволил разрушить Краков и Прагу, первым вышел к американской армии на рубеж Эльбы. Именно этого маршала бросали после войны в Будапешт и в Берлин, где возникали политические мятежи. И именно Коневу давали первое слово и Сталин, и Хрущев, когда решалась судьба своенравного маршала Жукова.

Об одном таком случае вспоминает Наталия Ивановна: «В тяжелейшие дни защиты Москвы, во время операции «Тайфун», отец оказался во главе Западного фронта. Армиям грозило окружение. Вот в то тяжелое для нашей армии время он позвонил в Ставку. Трубку снял Сталин. Отец доложил, что необходим отход войск на Гжатский рубеж. В ответ на доклад Сталин ответил: «Товарищ Сталин не предатель, товарищ Сталин не изменник, товарищ Сталин — честный человек. Он виноват только в том, что доверился конникам». После чего положил трубку».

В ЖЕРНОВАХ ВЛАСТИ

«Я абсолютно убеждена, — рассказывает Наталия Ивановна, дочь маршала Конева, — что от участи, постигшей многих военных, моего отца уберегла судьба. В 37-м году он командовал дивизией в Белорусском округе под начальством Иеронима Петровича Уборевича, который был впоследствии репрессирован. Папа был одним из его любимых учеников. Именно при нем отец за удачное проведение учений с высадкой десанта получил орден. Отец понимал, что рано или поздно репрессии коснутся и его. Уже после его смерти я видела в личном деле донос на него. В нем говорилось о том, что якобы он неправильно и не к месту употребил имя Сталина. В том же году в штабе дивизии раздался звонок: «Иван Степанович, мы просим вас срочно выехать в Москву». Разумеется, этот звонок он воспринял неоднозначно.

Как позже рассказывал папа, ему в голову лезли самые тревожные мысли. При таких обстоятельствах состоялась первая встреча папы со Сталиным. Отец вспоминал, что у Сталина был пронзительный взгляд, словно он хотел просверлить его насквозь. Он разглядывал человека, при этом иногда задавая вопросы на совершенно посторонние темы.

К счастью, после этого разговора отца ждала командировка в пустыню Гоби. Когда он уехал в Монголию, Уборевич еще даже не был арестован. Позже на Дальнем Востоке он сменил командующего ДальВО Блюхера. Может быть, если бы не эта пустыня, папа бы не дожил и до начала войны. Отец получил назначение на Восток: во время Гражданской войны он сражался там, будучи командиром бронепоезда «Грозный». Конечно, монгольский «поход» с точки зрения комфорта был ужасающим. Папа рассказывал, что там даже дров не было».

Кинорежиссер Григорий Чухрай вспоминал, что в Берлине в мае 1945 года видел, как маршалы Победы Жуков и Конев трясли друг друга за грудки. И все знали, что за конфликтом стоял Хозяин, сидевший в Кремле. Однако в 1946 году, когда Сталин готовился репрессировать Жукова, на Военном совете первым взял слово маршал Конев и сказал о боевом товарище нужные и добрые слова. Сталин, почувствовав отпор генералов, отступился от Жукова и отправил его в Одессу.

ЖУКОВ И КОНЕВ

Сложными были отношения у Конева и с Хрущевым. В 1957 году уже Никита Сергеевич, устрашаясь популярности Жукова, который незадолго до этого спас первого секретаря от группировки Маленкова–Молотова–Булганина, заставил Конева выступить с разоблачениями министра обороны в газете «Правда». Ивану Степановичу прислали уже готовую статью на подпись. Он переписывал ее, менял формулировки, звонил наверх. Хрущев сказал: «Старайся, не старайся — все равно статья пойдет под твоей подписью». Дискредитировать Жукова должен был ближайший соратник, иначе нельзя. Жуков был смертельно обижен и, встретив Конева на улице, сказал: «Иван Степанович, напиши опровержение!» Конев ответил: «Георгий Константинович, никто не напечатает. Это решение партии, а в нашей стране это закон». На Пленуме ЦК, когда партийные лидеры требовали крови первого маршала Победы, Коневу слова не давали, называли его «дружком Жукова». И все равно Жуков не подарил боевому товарищу книгу своих воспоминаний, хотя, если бы не политики, Конев должен был бы получить первый экземпляр...

«В 1967 году (прошло около 10 лет после выхода той статьи) у отца был юбилей, который он сначала не хотел праздновать, — рассказывает Наталия Ивановна. — Писатели Константин Симонов и Борис Полевой убедили его все-таки собрать фронтовых друзей. Один из присутствующих гостей начал упрекать всех в том, что командующие фронтами ползали на брюхе по передовой. Это, мол, неправильно, ведь «Командующий должен находиться на командном пункте». Жуков сидел, краснел, потом не выдержал и сказал: «А я вот, будучи командующим фронтом, всю передовую исколесил». И в этот момент отец его поддержал, а потом они подошли друг к другу и обнялись. Все восприняли это как знаковое событие о примирении.

Кстати, хочу добавить, что одно время в прессе появились материалы о покаянном письме отца к Жукову, которое он доверил отнести одному человеку. А Георгий Константинович якобы ответил: «Бог простит».

Это неправда, такого письма отец не писал. Более того, когда папа умер, Георгий Константинович прислал нам с мамой очень теплые слова соболезнования. В то же время, когда он сам тяжело заболел, его жена Галина Александровна позвонила отцу: «Иван Степанович, спасите Георгия». И папа тут же бросился искать помощи у кремлевских медиков».

Константин Симонов о той последней встрече двух великих полководцев написал так: «Судьба сложилась так, что на долгие годы их отдалили друг от друга обстоятельства, носившие драматический характер для обоих. А если заглянуть еще дальше, в войну, то и там жизнь, случалось, сталкивала их в драматической обстановке. Однако при всем том в народной памяти о войне их два имени чаще, чем чьи-нибудь другие, стояли рядом. И когда на вечере оба эти человека обнялись впервые за многие годы, то на наших глазах второстепенное стало второстепенным с такой очевидностью, что нельзя было не порадоваться».

ДИПЛОМАТ НА ЭЛЬБЕ

В апреле 1945 года на Эльбе состоялась встреча советских и американских войск. Командующий американской группировкой генерал Омар Брэдли собрался с визитом к маршалу Коневу. Американские офицеры, чтобы не уронить честь флага, посоветовали ему выпить флакон масла, потому что все предыдущие сцены братания с русскими заканчивались тем, что джипы привозили домой в стельку пьяных американских солдат.

Конев поднял первый тост за здоровье Сталина, Черчилля и Рузвельта, не зная, что американский президент три недели как умер. Выяснилось, что больше одной рюмки маршал из-за язвы не пьет, и мучения Брэдли оказались напрасны. Но генерал был поражен русским ансамблем танца и выпытывал: где Конев раскопал таких красоток?

«Это обычные девушки, — скромно ответил маршал. — В Красной армии все девушки такие». Когда Конев приехал к американцам с ответным визитом, он был изумлен феноменальной игрой на скрипке худенького солдатика. «Потрясающе! — кричал маршал. — Где вы выкопали такого гения?» «Это рядовой американский солдат, — скромно ответил Брэдли. — У нас все такие». Рядовым солдатом был величайший скрипач Яша Хейфиц, которого американские офицеры, чтобы поразить Конева, на один день привезли из Парижа. А родом Яша Хейфиц из Одессы.

СПАСЕНИЕ ДРЕЗДЕНСКОЙ ГАЛЕРЕИ

«Уже спустя много лет после войны, — вспоминает Наталия Ивановна, — ...отец рассказал мне историю спасения этих полотен. В 1945 году отец побывал в штольнях, где его солдаты нашли картины из собрания Дрезденской галереи, испорченные грунтовой водой. В то время из Москвы была срочно вызвана группа реставраторов во главе с Натальей Соколовой. Они просмотрели находки и сказали, что их надо срочно эвакуировать. Среди них, кстати, была картина Рафаэля «Сикстинская мадонна» — любимое полотно отца.

Папа предложил:
— Давайте, я дам вам свой самолет. Женщина и сказала:
— Иван Степанович, это же страшно, — всплеснула руками реставратор.
— Почему страшно? Это очень надежный самолет. Я сам на нем летаю.
— Ну вы же маршал, а она Мадонна, — ответила Соколова.

После этого на фронте солдаты шутили, если надо было сделать что-то трудное: «Ну я же маршал, а не Мадонна».

БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА

«Хрущев, — говорилось в статье «Пять фронтов маршала Конева», — оказавшись очередным «партийным оком» на фронте, которым командовал Конев, услышал пренебрежительное: «Не мешайте, Никита Сергеевич, сами разберемся!» Такие эскапады политиками не забываются. После устранения Жукова Хрущев принялся за Конева, который возражал против стремительного сокращения армии и акцента исключительно на ракетно-стратегические войска в ущерб всем другим видам.

И.С. Конев писал: «А если восторжествует голос разума народов и ядерное оружие будет запрещено? Тогда решающую роль будут играть армии, оснащенные современной техникой».

Не надо быть военным стратегом, чтобы понять: история подтвердила правоту маршала Конева, и современная российская армия спешно наверстывает упущенное. Но Хрущев (в отличие от Сталина) слушать оппонентов не умел. На совещании Хрущев резко кричал на Конева: «Чего ты документ не подписываешь? Министр уже подписал!» Конев отвечал: «Я подписывать не буду, у меня свое мнение». Последний их разговор закончился обещанием Хрущева: «Я тебя поставлю на колени!» Таких слов овеянный боевыми победами маршал ни от кого в жизни не слышал...».

В 1961 году генералитет неприятно удивило решение Хрущева отправить на строительство Берлинской стены именно Конева. Для чего Никита Сергеевич даже предоставил ему личный самолет.

«Действительно, — считает Наталья Конева, — со стороны казалось, что это было странное решение. Между ним и Хрущевым лежали противоречия. В свое время Никита Сергеевич решительно проводил реформу армии, сделав упор на строительство ракет и подводных лодок. У отца тогда была своя точка зрения на реформы. К тому же папа уже находился в отставке, но, несмотря на это, его отправили в Берлин.

Как рассказывал папа, его отъезд из Москвы был внезапным. На приеме, который проводился в Кремле по случаю прилета космонавта Германа Титова, Хрущев не сразу подошел к нему: «Иван Степанович, собирайтесь, нужно лететь в Берлин». — «Когда нужно ехать?» — спросил отец. «Как можно быстрее, либо сегодня вечером, либо с утра», — ответил Хрущев.

Тогда Хрущеву потребовался человек в Берлине, который имел авторитет у союзников. Американскую сторону в том вопросе представлял генерал Кларк, которого отец, будучи командующим Объединенной группировкой войск в Европе, знал еще по Вене.
Хрущев называл это назначение папы в Берлин «сделать ход конем».

Впоследствии отец не раз говорил, что ситуация в Берлине была настолько накалена, что «если бы кто-нибудь случайно пальнул из пушки, могла бы начаться новая война».

Но Хрущев рассчитал все точно: главнокомандующим Сухопутными войсками США в Европе был хорошо знакомый маршалу генерал Омар Брэдли, и когда Конев прибыл в Берлин, танки развернулись и отошли на позиции.

ФРОНТОВАЯ ЛЮБОВЬ КОНЕВА

Историю любви родителей дочь Ивана Степановича Наталия Ивановна рассказывает так: «Познакомились они на войне. Мама — Антонина Васильевна — пошла добровольцем на фронт. Санитаркою попала в армию, которая входила в состав Калининского фронта под командованием папы. Мама вспоминала, что, когда вошла в штабную избу, увидела изможденного и очень худого человека. Мама рассказывала, что ей стало ужасно его жалко. Такая тяжелая работа, огромная ответственность, физические нагрузки. После этой встречи они больше не расставались. Мама переезжала с отцом с одного фронта на другой, будучи всегда рядом. В шутку папа называл ее своим ординарцем».
При этом отважного «ординарца» не смутила разница в 25 лет.

Такие фронтовые «романы» вызывали глубокое неудовольствие Сталина. В апреле 1942 к Коневу был отправлен Жуков. После знакомства с Тоней он ей сказал: «Я тебе пожелаю счастья. Смотри, расти, читай энциклопедию».

«Да, у моего отца была первая жена, — не скрывает Наталия Ивановна. — И несмотря на то, что они так и не расписались, в его личном деле записаны дети от первого брака: дочь Майя и сын Гелий. После революции многие военачальники имели гражданские браки. Он и с мамой-то официально зарегистрировал отношения уже позднее, в 60-е годы.

Что касается первой жены, то я думаю, что перед войной их отношения уже исчерпали себя. Об этом говорит поступок отца, когда, уходя на фронт, свой продаттестат он оставил моей старшей сестре. Кстати, когда мы в середине 50-х переехали в дом на улице Грановского, моя старшая сестра с мужем жили вместе с нами».

Иван Степанович знал, что его дочь Майя принадлежит к диссидентам и даже читал запрещенную литературу, которую она приносила. Но с Майей — специалистом по польской литературе — часто спорил, не находя общей точки зрения на политику. Гелий пошел по стопам отца и стал военным.

О жизни семьи в этом элитном доме Наталья Ивановна рассказывает: «В этом доме на Грановского, который когда-то был доходным домом графа Шереметева, жили не только партийные руководители: Хрущев, Молотов, Косыгин, но и военные. Над нами жил Рокоссовский. Квартира наша была семикомнатная, но это было служебное жилье. В ней даже мебель была казенная. Помню, на обратной стороне стульев и кресел стояла печать о том, что эти вещи служебные. Тогда еще этот дом обогревался печками. Газовые плиты появились позже. Когда мама стала уже пожилой, у нас появилась помощница по дому. Но это была уже инициатива Министерства обороны.

Через некоторое время мы поменяли эту квартиру на меньшую, но отец там уже не жил, потому что сильно болел. Ордер на новую квартиру мы получили незадолго до его смерти. Еще скажу, что государственная дача, как и семейству Жуковых, нам не досталась. После смерти маршалов их дачи были переданы Министерству обороны. В мае 1973 года папа умер, а уже в сентябре мы съехали с нее. Хотя прожили там более 25 лет».
Антонина Васильевна пережила мужа на 31 год. Ровно столько же лет они прожили вместе.

ЛЮБИМАЯ ДОЧЬ НАТАЛИЯ

Кажется, что дочь такого известного военачальника Наталия могла позволить себе многое. Но как она вспоминает: «Я «поздний ребенок». И не могу сказать, что в доме было много моих ровесников. Меня, как и других детей полководцев, воспитывали тогда, как обычных детей. Помню, в нашем классе появились девочки, которые стали носить очень красивые чулки, а у меня таких не было. Я сказала об этом маме. На что она мне ответила: «Наташ, большинство носят обычные, зачем тебе выделяться?»

Вообще папа очень любил мне повторять, что заслуги, о которых все знают, — это его заслуги. А я должна идти по жизни своим путем. Еще папе страшно не нравилось, когда, например, детей возили на субботник на государственных авто.

Что касается игр, то во дворе мы играли в обычные детские игры. Но временами мы становились очевидцами очень красивого зрелища. К дому подъезжали черные блестящие машины, из которых выходили генералы, все в орденах».

Но когда Ивана Степановича Конева отправили в Берлин строить стену, жене и детям не позволили уехать с ним. Посещать маршала было позволено только в школьные каникулы.

О том, как праздновали в семье Коневых День Победы, Наталия Ивановна вспоминает: «У нас всегда в этот день был торжественный обед, на котором присутствовали все члены семьи, включая детей от его первого брака. Утром папа очень рано уезжал на парад и торжественный прием в Кремле. Подарков ему никогда особо не дарили. Помню, на семидесятилетие Геля (старший сын Конева) подарил ему дорогую ручку и все время говорил: «Посмотри, папа, это же «Паркер»!» Тогда подобные вещи были редкостью. А отец относился к таким подаркам совершенно спокойно».

«Честно говоря, роскоши никогда особой не было, — развенчивает Наталия Ивановна миф о богатстве Конева. — Первый и главный подарок, который он мне сделал, — это медальон. Внутри находится его фотография и портрет мамы. Когда мне исполнилось восемнадцать, родители подарили мне кольцо с алмазом. Это единственный подарок из драгоценностей.

Самый дорогой подарок, который папа сделал маме, — бриллиантовые серьги, которые она надевала исключительно на какие-то официальные мероприятия. Второй подарок был на мамино сорокалетие — бриллиантовая брошь. Эти две дорогие вещи я храню в память о ней. Какой-то шкатулки с драгоценностями, постоянно пополнявшейся, у нас не было».

СВИДЕТЕЛЬ ЭПОХИ

Несмотря на все заслуги, друзей у маршала Конева было немного: писатели Борис Полевой и Константин Симонов, маршал Рыбалко и генерал Жадов. Объясняется это шоком, который испытал Иван Степанович, когда в качестве председателя комиссии по расследованиям преступлений Лаврентия Берия, прочел множество доносов на себя, написанных теми, кого он считал друзьями…
После командования Прикарпатским округом Ивана Конева отправили на пенсию.

«Конечно, отец переживал, — свидетельствует дочь. — Но ему было очень важно сохранить прежний ритм жизни, чтобы не остаться на ее обочине. Он не хотел чувствовать себя стариком. Надо сказать, что дома мы всегда его видели выбритым, подтянутым, никогда не ходил по дому в пижаме или, там, в стоптанных тапках. Всегда старался выглядеть молодцевато. За 9 пенсионных лет он написал две книги мемуаров и много времени уделял молодежи. Провел несколько комсомольских слетов в Бресте, Ленинграде и Москве. Разумеется, были и хобби — рыбалка и охота. Стрелял он, кстати, просто отлично.

В Германии министр обороны Гофман пригласил отца пострелять по тарелочкам. Мы с мамой тоже там присутствовали. Я тогда страшно волновалась, ведь папа давно не стрелял. Но переживания были напрасными, выяснилось, что он стреляет ничуть не хуже немца».
Иван Степанович долгие годы дружил с писателем Константином Симоновым, который иногда его просил лично приезжать на съемки.

Наталия Ивановна вспоминает: «Нередко просматривая фильмы, он отмечал: «Командующий фронтом так себя не мог вести». Но в то же время были фильмы, к которым он относился с особым чувством. Я помню одну такую картину — «Если дорог тебе твой дом». На съемках этого документального фильма о Московской битве он побывал сам. Симонов, снимавший это кино, вытащил отца и Жукова в Красновидово, где в войну был штаб Западного фронта».

В уже упоминавшейся нами статье «Пять фронтов маршала Конева» с печалью указывалось: «В Праге рассматривается вопрос о переносе памятника маршалу Ивану Коневу, который освобождал столицу Чехословакии от фашистов. Этот памятник может постигнуть судьба Бронзового солдата в Эстонии. В годовщину 100-летия легендарного военачальника был уничтожен его памятник в польском Кракове, хотя этот исторический город был спасен от разрушения благодаря действиям 1-го Украинского фронта. Конечно, каждый народ волен выбирать себе памятники. Но о народе, в том числе о нас самих, можно судить по тому, как чтим мы память людей, делавших историю».


13 марта 2020


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847