Любая цивилизация и культура рано или поздно сталкиваются с тем, что религиозные или мифологические верования приходится «привязывать» к делам светским. Истории известны примеры, когда духовным и действительным лидером был один и тот же человек; впрочем, куда чаще церковь играла в государстве роль второй власти — и неизменно стремилась диктовать светскому правительству свои интересы, стимулируя лидеров кнутами и пряниками. Несмотря на то, что религиозно-философские течения в Азии отличаются от привычных нам форм христианства, на Востоке время от времени возникали подобные ситуации. И в этом контексте особенно интересна история безродного японского монаха Докё, который фактически стоял у власти на протяжении десяти лет. Быть может, звезда Докё не закатилась бы так рано, но буддист забыл о том, что лучшее — враг хорошего, и пожелал стать не только фактическим, но и официальным правителем, за что и поплатился…

ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОН

Японская императорская власть имеет многовековую и достаточно хорошо изученную историю, — впрочем, чем глубже мы пытаемся ее рассмотреть, тем очевиднее, что во тьме веков она тесно переплетается с мифологией. Считается, что императорский род восходит к богине солнца Аматэрасу, и этот факт нам, конечно, не проверить. Зато достоверно другое: во-первых, императорский род в Японии никогда не прерывался, поэтому у правителей нет фамилий, а эпохи обозначаются по местности, где в то время находился монарший двор; во-вторых, несмотря на то что члены императорской фамилии регулярно и жестоко выясняли, кому надлежит занять главенствующее положение, в эту гонку никогда не вмешивались те, кто не принадлежал к императорскому роду. Ну или почти никогда… Амбиции буддийского монаха Докё оказались сильнее здравого смысла и чуть было не привели к катастрофическим для страны последствиям.

Триумфальное восхождение Докё разворачивалось на интересном историческом фоне: отсталая Япония в начале VIII столетия проходила период модернизации, а императоры мечтали догнать образцово-показательный Китай. С этой целью из Поднебесной привезли буддийское учение, японские чиновники начали массово изучать китайский язык и слагать на нем стихи, а для переноса столицы в Японии построили идеальный город — Нару.

СТРОЙКА ВЕКА

Место для новой столицы выбирали, исходя из китайских представлений о грамотной организации пространства (сегодня они известны нам как фэншуй). Требовалось найти достаточно просторный участок, соблюдая ряд строгих условий: к востоку должна была протекать река, на юге располагаться равнина, а на севере — горы. С запада будущий город должна была окаймлять широкая дорога. Наконец такое место было найдено, и японцы приступили к строительству города, опираясь на четкий градостроительный план. Дворец за глинобитными стенами возвели на севере, — к слову, японские правители редко покидали его, считая, что подданные должны бегать вокруг них, а не наоборот. К югу уходил проспект, ширине которого позавидовал бы любой современный мегаполис: 67,5-метровый Судзаку назвали в честь мифической птицы, которой и поручили охрану южных рубежей.

По краям от проспекта вырыли каналы, высадили ивы и возвели дома знати. Продумали в Наре и систему орошения: ответвления от каналов проходили по земельным наделам, снабжая дворцы и поля водой. Впрочем, по воспоминаниям очевидцев, эти каналы доставляли немало дискомфорта, ведь в них сливали отходы, поэтому столица запоминалась приезжим не только небывалым величием, но и невыносимым смрадом.

Второстепенные улицы расчертили строго перпендикулярно друг к другу, а на 25 квадратных километрах общей площади города поселилось порядка двухсот тысяч жителей (семь тысяч из них составляли чиновники). Императорский двор переехал в Нару в 710 году.

Параллельно с жилыми зданиями крестьяне, которых согнали на строительство со всех концов Японии, возводили и величественные буддийские храмы — в своем стремлении догнать и перегнать Китай чиновники не знали устали. К этой эпохе относится строительство грандиозного храмового комплекса Тодайдзи на 90 га, — кстати, он и сегодня остается самым большим в мире деревянным зданием, хотя не раз страдал от пожаров. Еще одно напоминание о далеком прошлом — гигантская бронзовая статуя Будды, которая хранится в его главном святилище.

ПО ЗЕРКАЛЬНОМУ ПУТИ

Японские правители были очень благочестивы: комплекс построили по указу императора Сёма, чтобы буддизм «осчастливил десять тысяч поколений». Затем он отказался от трона ради дочери Кокэн, которая продолжила религиозные начинания отца. Примерно в это же время начал свою карьеру монах Докё, которому позже удалось стать ее главным советником.

Монах Докё, имя которого переводится как «зеркальный путь», родился в маленьком провинциальном городке. Его род Югэ не отличался знатным происхождением, а значит, у юноши не было шансов на роскошную жизнь: в те времена любые карьерные свершения в Японии были жестко детерменированы происхождением. Ребенок из знатного рода получал свои первые титулы при рождении — пока он рос, повышения по службе следовали даже без его непосредственного участия. Совершеннолетие в Японии ознаменовывал экзамен на звание чиновника, — впрочем, он был скорее формальным, как и школы во всех провинциях страны, где должны были обучать премудростям императорской службы.

У молодого человека незнатного происхождения, не имевшего тяги к земледелию, был альтернативный путь — уйти в монахи. Благо буддизм проник из Китая и Кореи и распространился в Японии в VI столетии, и практика отбора в монастыри за два века была уже налажена. Кстати, буддизм, в отличие от местного синтоизма, предполагал, что все люди равны, а благородное происхождение не имеет никакого отношения к истинному просветлению. Неизвестно, стремился ли наш герой к просветлению, однако ему удалось стать единственным человеком в истории Японии, который прошел путь от простого монаха до властителя страны. И помогла ему в этом именно религиозная служба.

Несмотря на то, что монахов становилось все больше, аристократия не опасалась за свою власть: во-первых, главенство потомков богов никто не подвергал сомнению, во-вторых, монахи давали обет безбрачия — а значит, не нужно было опасаться создания монашеских кланов и династий. Кроме того, монахи не только читали священные тексты, но и владели массой полезных навыков. Докё, который пополнил штат придворных монахов примерно в 750 году, славился в первую очередь как медик. Именно поэтому в 761-м его пригласили осмотреть заболевшую императрицу Кокэн.

ЛЕКАРСТВО И ВДОХНОВЕНИЕ

В то время Кокэн пребывала в статусе «бывшей»: придворные дрязги заставили ее отречься от престола, что считалось в Японии обычной практикой, так как порядок престолонаследия определялся чуть ли не случайным образом. На ее месте оказался император Дзюннин. Впрочем, экс-императрицу в результате этого мягкого переворота не подвергли никаким репрессиям. Казалось, Кокэн спокойно приняла свою участь — но только до судьбоносной встречи с монахом. Летописи не сообщают, чем болела бывшая императрица, но очевидно одно: пока Докё лечил Кокэн, ему удалось стать ее правой рукой. Как сообщают письменные источники того времени, Докё не только рассуждал с императрицей на религиозно-философские темы, но и делил с ней одну подушку, чтобы управлять страной в роли серого кардинала. Подданные императорского двора втихаря распевали песни фривольного содержания, намекая на выдающиеся мужские способности монаха-врачевателя.

После успешного лечения от былой кротости императрицы не осталось и следа: заявив о разногласиях с правящим императором, Кокэн удалилась в столичный буддийский храм с намерением принять монашество. Это обстоятельство не вызывало бы удивления, если бы императрица при этом не пожелала оставить за собой ряд светских полномочий: так, «мелкие дела» она великодушно позволила решать Дзюннину, а под свою ответственность вознамерилась взять крупные государственные вопросы. Император и его окружение с таким положением дел категорически не согласились.

Два года страна жила в юридическом противоречии, под гнетом противоположных указаний, которые исходили от обоих императоров.

В отчаянии доверенные люди Дзюннина даже прибегали к черной магии, но, видимо, Докё вылечил ее на совесть — экс-императрица упорно не желала больше ни болеть, ни тем более умирать. Дело закономерно кончилось кровопролитием: войско Кокэн одолело армию Дзюннина, императрица объявила о намерении снова единолично занимать трон, а бывшего правителя заточили в тюрьму, где он вскоре погиб при загадочных обстоятельствах (в некоторых источниках фигурирует попытка побега). Императрица в духе японских традиций приняла новое тронное имя — Сётоку, а Докё получил неожиданное назначение: специально для него изобрели новый титул «великий министр-монах». Главным направлением внутренней политики в стране на ближайшие несколько лет стало распространение буддизма и строительство величественных храмов, которым позавидовали бы и в Китае.

КУРС НА БУДДИЗМ

О глубине преобразований говорит уже тот факт, что с восшествием на трон Сётоку приказала поместить статую Будды в синтоистском святилище Исэ, которое было чем-то вроде домовой церкви правящего рода. Императрица и министр начали претворять в жизнь положения буддизма в собственном толковании, а монастырские территории выросли на глазах. Сельское хозяйство оказалось практически парализованным религиозными инициативами императрицы: вместо того чтобы обрабатывать землю, крестьяне в принудительном порядке строили все новые святилища.

Преобразования коснулись и административной иерархии: в стране ввели почетную должность ответственного за отпущение животных, птиц и рыб на волю. Государство тратило немалые суммы, выкупая живую рыбу у торговцев на рынке: ее церемониально выпускали в пруды, вырытые при многочисленных буддийских храмах. Считалось, что политика ненасилия поможет императорскому дому очиститься от многовековой скверны, накопленной за годы мятежей и борьбы за трон.

Положением дел по понятным причинам были довольны далеко не все, но императрица нашла способ справляться с настроениями подданных. После того как высокопоставленный придворный Фудзивара Накамаро развязал мятеж (который, впрочем, быстро подавили), императрица приказала вырезать из дерева миллион миниатюрных трехъярусных пагод высотой 21,5 см — в каждую из них вложили дхарани, текст с оберегающими буддийскими заклинаниями.

МОЛИТВЫ И ПОСТ

Тем временем Докё стремительно восходил по карьерной лестнице. Казалось бы, куда уж выше, но императрица придумала для него новый титул: в 766-м за монахом признали право называться «императором учения Будды». На этот шаг императрицу вдохновило настоящее чудо: в храм Сумидэра каким-то непостижимым образом попали мощи Будды. Вместе со статусом росло и состояние монаха; из провинций массово наезжали его дальние родственники и тут же обзаводились при дворе хорошими и необременительными должностями. Потомственные аристократы были на пороге бешенства, но заговоры и интриги не могли сдвинуть дело с мертвой точки.

Под чутким руководством Докё императрицу буквально кормили чудесами: тут и там видели загадочных животных сакрального белого цвета, да и сама Сётоку, как гласят летописи, наблюдала на небе пятицветные облака — сплошные знаки одобрения со стороны неба.

А вот реальное положение дел за пределами дворца грозило катастрофой: в стране свирепствовали голод и болезни. Против них правительство Сётоку боролось проверенными методами — молитвами и возведением новых ритуальных сооружений. Тут стоит отметить, что императрица — вполне в духе японского менталитета — обладала врожденной скромностью и винила во всех неприятностях исключительно себя: «Обладая малой добродетельностью, взошли Мы на трон по ошибке. Народ не ласкаем и не милуем, люди потеряли покой. Оглядываемся назад и плачем над содеянными грехами, страдаем, ибо не можем выбраться изо рва. И решили Мы, что пришло время провозгласить указ о великом помиловании в Поднебесной…» Раз за разом из тюрем выпускали преступников: считалось, что даровать прощение — один из самых эффективных способов очистить карму. Чистая карма правительницы обернулась очередным бедствием для народа: уровень преступности вырос в несколько раз. Вместе с тем императрица в один прекрасный день запретила подданным употреблять мясо и спиртные напитки, ведь буддизм запрещал затуманивать сознание.

Почему аристократам не пришло в голову избавиться от самозванца? Возможно, такие желания испытывал каждый второй придворный, но вот решиться его осуществить желающих, видимо, не нашлось. Близость к императрице наделяла монаха негласным статусом неприкосновенности, — в конце концов, он был одним из немногих, кому было дозволено входить в императорские покои.

Имперские амбиции

За восемь лет, проведенных рядом с императрицей, монах Докё отвык сдерживать свои аппетиты. Сётоку безоговорочно верила, во-первых, в приметы, во-вторых, во все, что говорил ее министр. И однажды Докё решил сыграть по-крупному.

В 769 году монах преподнес своей покровительнице неожиданную новость: ему было видение, что синтоистское божество Хатиман приказало Докё стать новым императором — не только духовным, но и действительным. Это была неслыханная дерзость: простолюдин еще ни разу не восходил на японский трон, однако монах ожидал, что покорная императрица согласится с ним так же, как делала это всегда. Но тут у Сётоку, вероятно, наконец сработала женская интуиция: она пожелала отправить придворного чиновника Вакэ Киёмаро на Кюсю, чтобы он еще раз поинтересовался истинной волей бога.

Непокорность императрицы не смутила Докё: не имея права оспаривать решения владычицы, он с глазу на глаз провел с ответственным чиновником серьезную напутственную беседу. Суть ее сводилась к тому, что великий бог Хатиман, очевидно, желает императорства для Докё, но чтобы Вакэ было легче нести эту весть, монах готов даровать придворному и его семье еще более высокие должности. Уверенный в успехе, Докё отправил Вакэ в долгое путешествие, а сам тем временем принялся осыпать почестями родственников посланца. Но чиновник вернулся вовсе не с тем результатом, на который рассчитывал Докё.

«Со времени начала нашего государства и до дней наших определено, кому быть государем, а кому — подданным. И не случалось еще, чтобы подданный стал государем. Трон солнца небесного должен наследоваться императорским домом. Неправедный же да будет изгнан», — гласил вердикт оракула.

Логично предположить, что после такого откровения императрица должна была задуматься о доверии, которое питает к Докё, но вместо того, чтобы выполнить волю бога, сослали самого Вакэ. Впрочем, оставаться «у руля» монаху пришлось недолго: уже в следующем году императрица умерла, а его самого изгнали из города. Через три года он скончался в отдаленном монастыре провинции Симоцукэ, а многочисленных родственников монаха, которых он успел перевезти в столицу, лишили всех постов и титулов.

Вакэ Киёмаро долгое время считали спасителем империи, хотя, если задуматься, становится очевидным, что за его словами стояла другая могущественная воля: то ли подданный действительно выполнял волю богов, то ли противники Докё посулили ему более солидный гонорар за ответ оракула.

ЗАБВЕНИЕ И УПАДОК НАРЫ

В Японии вроде бы воцарился мир под властью прежней аристократии, но возвышение Докё на самом деле имело для культуры далекоидущие последствия: новые императоры стали настороженно относиться к буддизму, помня о том, что регулярные молитвы чуть не разорили страну. В 794 году столица и двор переехали в Хэйан, и Нара, построенная потом и кровью, постепенно превратилась в сельхозугодья с несколькими уцелевшими храмами. Считается, что перенос осуществили как раз для того, чтобы выйти из-под влияния буддийских школ: ни один из монастырей не перевезли в новую столицу. Кроме того, новая власть ужесточила требования к потенциальным монахам, чтобы сократить их количество: Японии требовались рабочие руки, а не молитвы и суеверия, чтобы поднять почти разоренное хозяйство.

Буддизм, впрочем, продолжал развиваться параллельно течению синтоизма, а со временем религиозно-философские течения в стране сплелись в единую систему. Даже аристократы, перебравшиеся вслед за императорским двором в Хэйан, продолжали хоронить своих предков в соответствии с буддийским ритуалом сожжения.

С тех пор две религии так и продолжали развиваться параллельно. Буддизм оставался государственной религией Японии до 1868 года, хотя синтоизм не сдавал своих позиций и играл роль своего рода идеологической основы, объединяющей общество. Только в 1947-м, с принятием новой конституции под давлением американской оккупации, император признал свое земное происхождение и отказался от божественного статуса.