Все знают историю Клары Цеткин и Розы Люксембург, благодаря которым женщины вот уже почти столетие отдыхают от кухонных забот и прочих радостей быта один раз в году. А вот имя Эммелин Панкхерст почти никому ни о чем не говорит, хотя эта ярая суфражистка из Великобритании родила в браке пятерых детей (а потом еще четверых усыновила) и стала основательницей одной из самых агрессивных социально-политических организаций своей страны. Вы спросите, как можно успеть и то, и другое? Очень просто — с ранних лет привлечь к борьбе за права женщин всех своих дочерей, создав таким образом целую династию суфражисток. В 1999 году журнал «Тайм» включил Панкхерст в список ста самых выдающихся людей ХХ века с пометкой: «Она создала образ женщины нашего времени, перенеся общество в новое измерение, откуда нет возврата». И, хотя историки до сих пор спорят о том, принесла ли ее деятельность хоть какую-нибудь практическую пользу делу борьбы за права женщин, нельзя не признать, что энтузиазма миссис Панкхерст было не занимать.

Наравне с мужчинами

Решимость Эммелин Панкхерст исправлять малейшую социальную несправедливость, за которую цеплялся взгляд, доводила ее противников до исступления. Так, во время борьбы за улучшение условий в Манчестерском работном доме один из оппонентов миссис Панкхерст взял за правило всегда носить с собой записку с текстом: «Держи себя в руках!» — на случай, если встретит Эммелин. Поскольку она выступала разом и за права женщин, и за снижение уровня безработицы, и за самоуправление в Ирландии, то противников у Эммелин всегда хватало. Между тем от пламенных речей ярая суфражистка и ее сторонницы постепенно перешли к вандализму, голодовкам и поджогам, а их оппоненты из нервных муниципальных чиновников превратились в первых лиц государства, которые вынуждены были бороться с воинственными дамами так же, как с правонарушителями мужского пола…

Эммелин Панкхерст, по всей видимости, бывала в тюрьме чаще, чем в театре, неоднократно подвергалась нападениям, пережила голодовки и пытки. Но самое страшное испытание ждало ее впереди: уже в преклонном возрасте почтенная мать семейства вдруг обнаружила, что ее дочери — не просто инструменты для продолжения великого дела социальных реформ, а живые и самостоятельные люди, которые могут выбрать иные политические взгляды, свернуть с указанного властной рукой пути и — о, ужас! — пренебречь теми ценностями, за которые она сама боролась всю жизнь.

Несмотря на суровый нрав Эммелин и ее радикальный подход к общественным преобразованиям, романтические порывы были ей не чужды. Метрика гласит: Эммелин Гульден (это девичья фамилия ярой суфражистки) родилась 15 июля 1858 года в пригороде Манчестера Мосс Сайде. Однако сама госпожа Гульден утверждала: она появилась на свет 14 июля, в день взятия Бастилии, а потому не видела иного выбора, кроме как посвятить себя борьбе за гражданские права. Ее любимой книгой до конца жизни оставался трехтомник Томаса Карлайла «История французской революции»; этот монументальный труд Эммелин называла своим главным источником вдохновения.

Стоит отметить, что читать наша героиня научилась в возрасте трех лет и еще в детстве осилила «Одиссею» — в отличие от наших современников, которые с трудом воспринимают античное произведение, даже оказавшись на университетской скамье.

Родители Эммелин, люди весьма образованные и социально активные, с ранних лет водили старшую из пяти дочерей по собраниям и митингам — встречали в Манчестере американского аболициониста Генри Уорда Бичера, посещали благотворительные распродажи, средства от которых шли на помощь освобожденным рабам США. Не удивительно, что Эммелин быстро разобралась в том, что такое хорошо и что такое плохо, и при первой же возможности бросилась насаждать справедливость в насквозь прогнившем обществе.

Увы, София Джейн и Роберт Гульдены не готовили дочь к карьере активистки за права представительниц прекрасного пола, искренне полагая, что роль женщины — беречь домашний очаг. В отличие от братьев, которые имели возможность получить полноценное образование, Эммелин удалось уговорить родителей только отправить ее в Париж для обучения в педагогической школе. Гульдены всерьез обсуждали перспективы учебы для своих сыновей и при этом активно стояли за предоставление женщинам избирательных прав, но почему-то были уверены, что их собственные дочери никогда не встанут на одну ступень с мужчинами по уровню развития. Однажды вечером, когда Эммелин уже засыпала, в комнату тихо вошел отец и долго глядел на нее. «Как жаль, что она не родилась мальчиком!» — тихо пробормотал он и вышел, а Эммелин получила душевную травму, от которой ей предстояло лечиться всю жизнь, доказывая, что она ничем не хуже мужчин.

Семейная идиллия

Следующую рану на сердце Эммелин оставил сбежавший жених. Ее французская подружка Ноэми вышла замуж за швейцарского художника и подыскала для Эми подходящую партию во Франции, чтобы будущей суфражистке не пришлось больше бесконечно колесить между двумя берегами Ла-Манша. Но тут выбор дочери раскритиковал Роберт Гульден и отказался выделить дочери приданое, после чего жених растворился в пространстве, будто его никогда и не было.

Впрочем, Эммелин плакала недолго. В 1878 году, в возрасте 20 лет, она познакомилась с главной любовью своей жизни и будущим мужем — 44-летним Ричардом Панкхерстом, который, в отличие от родителей, поощрял желание Эммелин вести активную социальную жизнь. Ричард Панкхерст был к тому времени адвокатом очень высокого уровня и решал вопросы, связанные с избирательными правами, свободой слова и социальными реформами. А еще он слыл убежденным холостяком, так как еще в юности пообещал себе не заводить семью, чтобы не отвлекаться от борьбы за гражданские права. Эммелин была готова отказаться от регистрации их отношений, чем приводила в ужас всю семью, но точку в спорах положил сам Роберт, когда чуть ли не силой повел возлюбленную под венец. Господин Панкхерст считал, что двусмысленное семейное положение Эммелин может помешать ей сделать блестящую политическую карьеру… Когда на свет один за другим стали появляться дети, глава семьи нанял служанку, чтобы жена смогла оторваться от пеленок и погрузиться в общественную деятельность.

Для начала Эммелин бросилась в водоворот инициатив Женского суфражистского общества, в то время как Роберт рассорился с ее родственниками по политическим мотивам и открыл маленький магазин тканей, так как адвокатская деятельность не давала достаточных средств, чтобы содержать стремительно растущую семью. Вскоре чета переехала в Лондон, где у Эммелин появилась возможность открыть двери дома для передовых мыслителей своего времени.

Ей были совсем не чужды маленькие женские радости. Миссис Панкхерст с удовольствием оформляла семейное гнездо в азиатском стиле, пышно наряжала детей и искренне считала, что все важные политические решения должны приниматься в уютных интерьерах. В доме на Рассел-сквер прошло и первое учредительное собрание нового общества, которое чета Панкхерстов собрала собственными усилиями. Лига за избирательные права женщин, весьма радикально настроенная организация, защищала идеи равенства в брачно-семейных отношениях, например, в вопросах развода и наследования имущества. Правда, существовать ей пришлось недолго — большинство членов новоявленной Лиги вскоре покинули ее, осознав, что бороться за всеобщее счастье учредители намерены зубами и кулаками. А вслед за этим выяснилось, что у семьи Панкхерстов далеко не все гладко, и конец идиллии был не за горами…

Шаг в одиночество

Магазин тканей почти не приносил прибыли — лондонскую публику было трудно чем-то удивить. Ричард вынужден был подолгу отлучаться из дома, отправляясь в деловые поездки, но материальное положение семьи становилось все более шатким. В конечном итоге супруги приняли решение вернуться в Манчестер.

Ричард в очередной раз безуспешно пытался баллотироваться в парламент, в то время как Эммелин меняла партии одну за другой в поисках настоящих единомышленников. В конце концов она устроила митинг с однопартийцами из Независимой лейбористской партии и таким образом впервые нарушила закон. Ричард взялся отстаивать интересы обвиняемых в суде с твердой уверенностью, что для него это привычное дело. Однако возраст диктовал свои правила… Несмотря на то что Эммелин не получила никакого наказания, а митинги партии все же были санкционированы, здоровье Роберта серьезно пошатнулось после этой истории. К 1897 году язва желудка сделала из него почти беспомощного инвалида, и семья в очередной раз переехала, на сей раз в сельскую местность, в надежде, что благоприятный климат поправит здоровье Ричарда. Поначалу так оно и вышло, и Эммелин со спокойно душой отправилась в поездку в Швейцарию. Некролог о внезапной смерти мужа она прочитала в газете по дороге домой… С этого дня постоянным спутником Эммелин стало одиночество. А еще — горы проблем, политических и семейных, которые теперь приходилось решать ей одной.

Не на жизнь, а на смерть

В 1903 году поиск точки применения амбиций завершился для Эммелин Панкхерст созданием Женского социально-политического союза. Не скованная больше необходимостью направлять все силы на охрану благополучия семьи — дети подрастали и начинали сами интересоваться политикой, — Эммелин наконец озвучила то, что давно было у нее на уме. Цивилизованные методы борьбы с системой ни на сантиметр не подвигали «женский вопрос» к решению. Парламент рассматривал законопроекты о предоставлении женщинам избирательного права в 1870, 1886 и 1897 годах, но ни один из них так и не был принят. И тогда новообразованный Союз решил идти ва-банк.

«Поступки, а не слова, — вот что должно быть нашим постоянным девизом», — писала Эммелин Панкхерст, и поначалу под «поступками» понимала проведение митингов и женских собраний. Женский социально-политический союз выпускал бюллетень «Голоса для женщин», а его участницы стремились попасть на официальные приемы к первым лицам государства. Но, даже если им это удавалось, в ответ суфражистки получали лишь бесконечные обещания.

Три дочери миссис Панкхерст принимали деятельное участие в акциях протеста, которые постепенно приобретали все более агрессивный и неженский характер. Старшую дочь Кристабель арестовали, когда она плюнула в лицо полицейскому на митинге Либеральной партии в 1905 году; младшие, Адела и Сильвия, попали в места лишения свободы в 1906-м после протестов у здания парламента. Сама Эммелин оказалась запертой в тюрьме на шесть недель в 1908 году после неудачной попытки ворваться в парламент. Свой первый визит в тюрьму она описала как «превращение человека в дикого зверя» — миссис Панкхерст негодовала по поводу антисанитарных условий содержания и «пытки тишиной». Ее многочисленные соратницы уже вовсю били окна в домах чиновников и, выражаясь современным языком, оказывали сопротивление при задержании. Вскоре они додумались объявлять в тюрьме голодовку, и ответом администрации стали так называемые акции принудительного кормления. В рот жертвы вставляли металлический кляп и специальную трубку, через которую поступала пища. Болезненная процедура вызывала негодование не только у революционно настроенных суфражисток, но и у профессиональных медиков. Тем не менее подобные акции в тюрьмах стали обычным делом.

А участницы Женского социально-политического союза тем временем решили включить в арсенал своих методов поджоги. В 1912 году суфражистские активистки попытались взорвать премьер-министра Асквита после того, как он посетил Королевский театр в Дублине, но от приведения взрывного устройства в действие получилось больше дыма, чем вреда. В тот же день агрессивно настроенные дамы пытались попасть топором в экипаж, в котором следовал Асквит. Сама Эммелин утверждала, что не имеет отношения к террористическим актам, однако действия соратниц одобряла. Суфражистки выжигали кислотой лозунг «Право голоса для женщин» на полях для гольфа, где бывали члены парламента, а одна из членов Союза в 1914 году порезала полотно Веласкеса «Венера с зеркалом» в Национальной галерее в знак протеста против очередного ареста Панкхерст.

На Эммелин все чаще нападали на улицах — и бывшие соратники, которых радикализм нашей героини превращал в противников, и представители правопорядка во время уличных столкновений. Последние уже не стеснялись бить суфражисток камнями и дубинками, зная, что по-другому их не взять. Дошло до того, что Эммелин начала изменять внешность, чтобы не быть узнанной в толпе. А еще Союз создал специально тренированный отряд женщин, владеющих джиу-джитсу, чтобы защищать Эммелин.

Весть о том, что женщинам предоставили избирательные права, настигла миссис Панкхерст внезапно. Вернувшись из поездки в революционную Россию, она узнала о предстоящей отмене имущественного ценза для мужчин и предоставлении права голоса женщинам старше 30 лет. Что ей оставалось делать, когда цель жизни была достигнута? Конечно, продолжать борьбу, причем почти радикально поменяв убеждения и вступив в ряды Консервативной партии. Жить по-другому Эммелин Панкхерст не умела.

Генерал армии суфражисток

Между тем некогда могущественная семья Панкхерст разваливалась на глазах. В 1910 году от воспаления спинного мозга скончался сын Эммелин Генри. Но, в отличие от некролога о муже, который Эммелин прочла по дороге домой, сообщение о смерти сына не стало для миссис Панкхерст неожиданностью. Денег на лечение все равно не было, и потому Эммелин решила поехать в США, чтобы провести агитационный тур. Вскоре после ее возвращения Генри не стало.

Постепенно от Эммелин отвернулись ее младшие дочери. Адела вышла из рядов Союза, так как осуждала радикальные методы борьбы, и уехала в Австралию, чтобы никогда больше не увидеться с матерью. Сильвия, некогда преданно защищавшая интересы семьи, разошлась с матерью и старшей сестрой в политических воззрениях, а вдобавок еще и родила ребенка вне брака, и этого Эммелин ей так и не простила.

До последнего рядом с матерью оставалась лишь старшая дочь Кристабель, да и она в конце концов обратилась в религию. На склоне дней Эммелин Панкхерст переселилась в дом престарелых и скончалась 14 июня 1928-го в возрасте 69 лет. На похороны пришло столько народу, что издание Daily Mail сравнило похоронную процессию с «проводами умершего генерала армии в трауре».

6 марта 1930 года в парке возле башни Виктории появилась статуя Эммелин Панкхерст. Сбором средств для ее возведения занималась Кэтрин Маршалл, бывшая телохранительница главы Союза. Она же запретила Сильвии, единственной из детей Эммелин, присутствовавшей на открытии мемориала, произнести речь, так как считала, что именно она ускорила своим «аморальным» поведением смерть матери. Вместо этого собравшимся зачитали телеграмму Кристабель, которая в это время бороздила просторы Соединенных Штатов с очередной агитационной программой…