Советское государство и партийная вертикаль
СССР
«Секретные материалы 20 века» №2(336), 2012
Советское государство и партийная вертикаль
Виталий Милонов
депутат Государственной Думы
Санкт-Петербург
2813
Советское государство и партийная вертикаль
Сталин и его предшественник на посту главы правительства Молотов

Весной 1941 года, накануне Великой Отечественной войны, у нас произошло поистине знаковое событие – правящая партия, которую экс-семинарист Сталин называл в узком кругу новым Орденом меченосцев,  вышла из властного полуподполья. Впервые за 16-17 лет после смерти Ленина страна обрела «легального» руководителя: секретарь ЦК ВКП(б) Иосиф Сталин – вождь партии и народа – взвалил на свои плечи должность председателя Совета Народных комиссаров (премьер-министра). Вслед за тем установилась своеобразная традиция: все позднейшие руководители партии (а с октября 1952 года, с XIX съезда, она стала называться КПСС) тоже возлагали на себя административно-государственные бармы, но делали это не сразу, а чуть погодя, по закреплении на партийном Олимпе. Главным был не государственный, а партийный пост. Однако время от времени должность, порождаемая партбилетом, требовала формально-юридической «огранки» - по различным соображениям внутренней или внешней политики.

АЛЬЯНС ПАРТИИ И ГОСУДАРСТВА

Краткий экскурс поможет понять природу этих важных аппаратных метаморфоз. Владимир Ленин был вынужден стать осенью 1917-го премьер-министром, ибо он «менял» Александра Керенского именно как временного главу временного же правительства. Для среднего русского человека той поры понятие лидера партии не совпадало с понятием лидера государства – обыватель воспринимал только привычные административные должности, и большевикам, не успевшим еще обожествить свою партию, приходилось считаться на ранних этапах своего переворота с этой массовой психологией. Кроме того, Ленин не занимал в партии никакого формального эксклюзивного поста: он являлся членом ЦК (а там было много партработников) и членом Политбюро (из семи человек). Генсеком он никогда не был, поскольку данная номенклатурная единица (начальник партканцелярии) обозначилась в Уставе РКП(б) лишь в апреле 1922 года, после XI съезда партии. Должность генсека – позднее громкую и важную – занял, с подачи Ленина, Иосиф Сталин. А Ильич остался сакральным партийным вождем и главой правительства.

Скоропостижная смерть Ленина вызвала ожесточенную борьбу за власть и привела к резкому усилению партаппарата. Номенклатура руководствовалась идеологическими догмами и, видя отсутствие «пролетарской революции» в  странах Европы, выдвинула идею построения социализма в одной отдельно взятой стране, то есть в Советском Союзе. У нас установилась безжалостная всеохватная тоталитарная диктатура, чьи нити находились в руках партийной элиты, как когда-то, в средние века, всеохватная диктатура католической Церкви на Западе покоилась в руках кардиналов во главе с римским папой. И там, и здесь воцарился режим идеократии (власти, что основана на некритически воспринятых канонах идеологии: у них – религиозной, нацеленной на достижение Небесного рая, у нас – светской, нацеленной на построение земного безбожного рая). В обоих случаях эффективно «работал» карательный аппарат – соответственно, инквизиция и госбезопасность (ЧК – ОГПУ – НКВД). Любопытно: римский папа, повелевавший в иные времена полумиром, не имел никаких государственных должностей, так же как и советские генсеки или секретари ЦК (между XVII и XXIII съездами партии, с февраля 1934-го по апрель 1966-го, титул генсека не употреблялся; Сталина именовали просто секретарем ЦК, а Хрущева и Брежнева  - первыми секретарями; весной 1966-го звание генерального секретаря было восстановлено).

В XX веке такая система казалось кое-кому диковиной. В 1920-х годах английский премьер-либерал Дэвид Ллойд-Джордж (победитель в Первой мировой войне!) никак не мог взять в толк, как это в Советском Союзе власть и управленческие импульсы исходят не от правительства (Совета Народных комиссаров), а от священного партийного ареопага – Политбюро ЦК РКП(б), а затем – ВКП(б). С немалым трудом «крутые парни» из британской контрразведки разъяснили асу мировой политики азы советской идеократии (построение – под рукой всемудрой партии – бесклассового и безгосударственного идеального коммунистического общества, где будут жить и созидать идеальные, безнациональные, охваченные бескорыстно-коллективистскими чувствами и лишенные каких-либо пороков высокосознательные люди).

Привычка высших партийных бонз командовать парадом без обретения законных административных должностей сохранилась почти до последних лет большевистского режима. «Бессмертные» надевали на себя официальный мундир лишь тогда, когда это было удобно и выгодно. Ленин стал премьером в октябре 1917-го – по резонам внутренней политики. Сталин проделал ту же процедуру в мае 1941-го, после 16-17 лет «конспиралогического» правления - по причинам предвоенной внешней политики.

Никита Хрущев, пробыв четыре с половиной года (с октября 1953-го до марта 1958-го) Первым секретарем ЦК, нагрузил себя затем регалиями главы Советского правительства. Здесь преобладали расчеты внутриполитического свойства – надо было укреплять власть и громить внутрипартийных конкурентов. Хрущев «отодвинул» Николая Булганина, как Ленин – Александра Керенского (а вот Сталин, снизив в чинах Вячеслава Молотова, оставил его своим ближайшим замом и сохранил за ним должность народного комиссара иностранных дел). При четвертом красном вожде,  Леониде Брежневе, произошел очень интересный и значимый перевод кадровой стрелки. В июне 1977 года, после 13 лет пребывания на неконституционном посту Первого, а затем и Генерального секретаря ЦК КПСС, он обрел и государственную должность, став председателем Президиума Верховного Совета СССР. Впервые в советской истории лидер партии, желая укрепить официальный фундамент своей власти, обратил взор не на исполнительную, а на законодательную вертикаль, и превратился в главу государства – «президента» Советского Союза. Это было в какой-то степени выправлением уже не послеоктябрьской, а еще послефевральской конъюнктуры 1917-го года, когда страна – в сполохах революционного пожара – оказалась без законного верховного вождя (государя императора). Теперь генсек как бы занял его объективную статусную (но республиканскую) нишу. Однако определяющей, властеобразующей по-прежнему осталась партийная, а не государственная ипостась «дорогого Леонида Ильича». 

Данный – на пике разрядки, детанта – шаг был вызван соображениями внешней политики, хотя затронул и внутреннюю. Брежнев с начала 1970-х годов часто ездил за границу, и его принимали главы иностранных держав. Издревле существует международный дипломатический протокол, в котором учтены и высшие должности, и строгий порядок торжественных встреч тех, кто сидит в важных креслах. Пост генерального секретаря ЦК КПСС в сей золотой список не входил. И, например, во время визита товарища Брежнева в Париж осенью 1971-го обитатели Елисейского дворца ломали голову над тем, по какому «ранжиру» принимать такого нигде не поименованного начальника. Поразмыслив, решили: по высшему – как главу государства. В конце концов, Кремль пошел и на собственные кадрово-организационные шаги. Был уволен прежний председатель Президиума ВС СССР Николай Подгорный, но уволен тихо, спокойно и отправлен на достойную пенсию (тогда как Николая Булганина лишили, по совминовской отставке, маршальского звания и платили ему, жившему на казенной даче под Москвой, пенсию генерал-полковника). Вообще все высшие партийные вожди, приходившие на госдолжности по причинам внешней политики, лучше и мягче обращались со своими отстраняемыми предшественниками, нежели вожди, приходившие туда по внутриполитическим резонам.

Ну, а дальше причинность государственных назначений как бы отпала. Постбрежневские генсеки садились в кресло председателя Президиума ВС механически, в обязательном порядке, по заведенной традиции. Однако и такая последовательность не отменила  партийного примата над официально-конституционными функциями. Юрий Андропов, правивший страной с ноября 1982-го по февраль 1984-го, из 15 месяцев пребывания на кремлевском Олимпе, первые семь месяцев (половину срока!) не занимал «президентского» места и получил надлежащий мандат в июне 1983-го, за восемь месяцев до своей кончины. Его преемника, Константина Черненко, можно считать образцовым воплотителем новой традиции. Став генсеком 13 февраля 1984 года, он был «помазан» на главу Верховного Совета менее через два месяца – 11 апреля. Этого предпоследнего красного лидера, следует – в техническом смысле – уподобить Владимиру Ильичу Ленину: оба они практически сразу назвались государственными «именами». Прочие вожди помнили, в основном, о законах марксизма-ленинизма, а потом, в свой черед, спохватывались и вспоминали о юридических законах и параграфах.

Последний, седьмой «красный царь» Михаил Горбачев – оказался оригинальным деятелем во всех смыслах. Правда, не всегда по своей воле или вине. Это проявилось уже на начальном этапе его служения Отечеству. Вопреки восьмилетней традиции по слиянию постов генсека и председателя Президиума ВС он не занял высшей советской ниши, уступив ее (под нажимом кремлевской геронтократии, опасавшейся за свое благополучие) 76-летнему министру иностранных дел Андрею Громыко. С апреля 1985-го по октябрь 1988-го (более трех лет) Горбачев удовольствовался лишь партийно-номенклатурным постом. Стало быть, период перестроечной «завязи» опять-таки протекал под присмотром лидера, не имевшего никаких конституционных полномочий. В октябре 1988-го Горбачев обрел подобное право, а в мае 1989-го Президиум ВС был упразднен, и Михаила Сергеевича стали называть председателем Верховного Совета СССР. Он являлся таковым до 15 марта 1990 года, когда созванный в условиях перестройки Съезд народных депутатов вручил ему регалии президента СССР (а председателем ВС стал Анатолий Лукьянов). В качестве президента Горби и ушел из большой политики в декабре 1991 года, после Беловежских соглашений и фактического распада Советского Союза. Так закончился длительный эксперимент по совмещению высших партийных и государственных должностей. 

УМЕЛАЯ ТАКТИКА ДИКТАТУРЫ

Советская управленческо-самоуправленческая система менялась и видоизменялась на протяжении изрядного времени. Мы писали уже о том, что сталинская Конституция образовала советские структуры, формируемые в соответствии с нормами всеобщего, равного и прямого избирательного права при тайном голосовании. Были, конечно, факторы, делавшие сей процесс до боли бессмысленным: в бюллетене значился один кандидат, а кабина для волеизъявления стояла в стороне от урны, и члены избирательной комиссии «регистрировали» любого смельчака, заходившего туда, чтобы внести в бюллетень какое-то иное имя.

Но как бы то ни было, в декабре 1937 года был избран Верховный Совет СССР, а затем, позднее Верховные Советы союзных и автономных республик и местные Советы разных уровней. Очередные выборы Верховного Совета должны были состояться спустя четыре года, то есть в декабре 1941-го. Момент, понятно, оказался не подходящим для торжества демократии: полыхала битва под Москвой. Выборы пришлось отменить, и в течение всей войны они не проводились, а в конце каждого декабря публиковался указ Президиума Верховного Совета о продлении полномочий советского парламента еще на год. В итоге Верховный Совет и другие «выборные» органы власти проработали более восьми лет. Сталин рассудительно отказался от выборов до полной победы над врагом. Он хорошо помнил, какую печальную роль сыграла Четвертая Государственная дума в крушении царской власти весной 1917-го – в разгар Первой мировой войны. Он учитывал и уроки иностранных держав. Считавшийся отцом французской победы над бошами премьер-радикал Жорж Клемансо проиграл в августе 1920-го президентские выборы социалисту Александру Мильерану. А союзник Сталина Уинстон Черчилль («славный малый», как выражался гений человечества), зачем-то поспешив с парламентскими выборами во время работы триумфальной Потсдамской конференции летом 1945 года, неожиданно для себя  сдал командные высоты лейбористу Клименту Эттли. И хотя сэру Уинстону довелось в 1950-х годах вновь стать премьер-министром, он никогда не забыл и не простил британскому народу этой обиды и этого оскорбления. Старейшая в Европе демократия состроила победителю непонятную и капризную гримасу.

Иосиф Сталин учел грустные уроки истории. И хотя выборы не имели в Советском Союзе ни малейшего значения, отец народов решил подстраховаться. Избирательная кампания была назначена на февраль 1946 года. Позади остались война с Германией, ответственные трехсторонние переговоры в Потсдаме, разгром Японии, советизация Восточной Европы. Разворачивались масштабная демобилизация армии и конверсия промышленности. Результат выборов, как и следовало ожидать, был положительным и отрадным. За кандидатов «блока коммунистов и беспартийных» проголосовали: в Совет Союза Верховного Совета  - 99,18 процента всех принявших участие в выборах, а в Совет Национальностей Верховного Совета – 99,16 процента.

В марте открылась сессия вновь избранного парламента. Помимо таких задач, как принятие IV пятилетнего плана, были решены и вопросы организационно-государственного свойства. Совет Народных комиссаров переименовали в Совет Министров, а прокурор СССР стал отныне Генеральным прокурором СССР. С поста председателя президиума ВС ушел по своей немочи многолетний «всесоюзный» староста Михаил Калинин (товарищ Жданов доходчиво пояснил залу: «У него – болезнь глаз»). Новым «президентом» Советского Союза избрали председателя Президиума Верховного Совета РСФСР Николая Шверника (родившегося, кстати, в Петербурге). А вскоре, в июне, скончался «дедушка Калинин», чей прах был торжественно погребен у Кремлёвской стены.

РЕЖИМ ПОСЛЕ ОТТЕПЕЛИ

Смерть Михаила Калинина не повлияла на дальнейшее развитие советской системы. А вот кончина Иосифа Сталина в марте 1953 года отразилась на нем, но, так сказать, на косметическом уровне. Хрущевские «реформы» не коснулись Советов в той степени, как партийных звеньев (обкомов и райкомов), которые были разделены в 1962-м на промышленные и сельские, а после ухода Хрущева с его постов вновь объединены – в вящей радости партаппаратчиков. В отношении же безвластных Советов возобладал курс на красивые и многообещающие декларации. Вышли в свет такие перлы большевистской управленческой мысли, как постановления ЦК КПСС «Об улучшении деятельности Советов депутатов трудящихся и усилении их связей с массами» (1957), «О работе местных Советов депутатов трудящихся Полтавской области» (1965), «Об улучшении работы сельских и поселковых Советов депутатов трудящихся» (1967), «О мерах по улучшению работы районных и городских Советов депутатов трудящихся» (1971), совместное постановление ЦК КПСС Президиума Верховного Совета и Совета Министров СССР «О дальнейшем повышении роли Советов народных депутатов в хозяйственном строительстве» (1981). Появлялись и другие похожие документы.

Шуму вокруг них было много, а толку от них – мало. Провозглашая расширенные права Советов, ведомая КПСС командно-административная система «забывала» о главном. О том, чтобы обеспечить советские структуры материально-финансовыми, техническими и организационными средствами. И все нововведения «сыпались», как песок сквозь пальцы. Но в конце 1970-х годов появились надежды на то, что полумертвая Советская власть, придушенная крепким партийным лассо, обретет второе дыхание. В высшем руководстве СССР заговорили о принятии новой Конституции. Собственно, говорили о ней давно – еще с осени 1961 года, когда XXII съезд КПСС, на котором было решено вынести из Мавзолея гроб с телом Сталина, объявил о переходе к развернутому строительству коммунизма (в течение 20 лет, к 1981 году). О том же гласила и третья Программа КПСС, одобренная делегатами съезда и нареченная штатными пропагандистами Коммунистическим манифестом XX века. В этой связи предстояло разработать и очередную Конституцию, извещавшую о полной и окончательной, как писали тогда, победе социализма и нацеливавшую народ на построение коммунизма. Вскоре – на сессии Верховного Совета – была сформирована Конституционная комиссия о главе с Первым секретарем ЦК КПСС и председателем Совмина Никитой Хрущевым.

Однако, по обстоятельствам, дело затянулось. В октябре 1964-го Хрущев «пал» со своего Олимпа, и его должности были разделены между двумя сподвижниками по перевороту: Леониду Брежневу достался пост Первого секретаря ЦК, а Алексею Косыгину – премьер-министра. Затем –на сессии ВС - произошла смена караула в Конституционной комиссии: ее председателем стал Леонид Брежнев. Восторжествовала вопиющая несуразица: к подготовке к Конституции приступил человек, не занимавший никакой конституционной должности и имевший на это гораздо меньше прав, нежели отстраненный предсовмина Никита Хрущев. Текст Основного закона составляли долго: хотели утвердить его летом 1968-го, да помешали чехословацкие события. В Кремле побоялись, что принятие на таком фоне очередной Конституции с ее «либеральными» обязательствами перед гражданами будет смотреться как трусливая уступка Западу и диссидентам.

Плод созрел лишь в 1977-м: надо было отметить 60-летие Октябрьской революции каким-нибудь эпохальным политико-юридическим актом. Летом состоялось четырехмесячное всенародное обсуждение опубликованного в газетах проекта Конституции. А 7 октября внеочередная VII сессия Верховного Совета СССР (IX созыва) по докладу Леонида Брежнева (уже генсека и председателя Президиума ВС!), приняла – с учетом всех поправок и уточнений – третью общесоюзную Конституцию (не считая самого первого, российско-федеративного, Основного закона 1918 года). Конституция сохранила преемственность «классических» бумаг прошлого, но, естественно, обогатилась и новыми наработками.

ПО ДОРОГАМ «РАЗВИТОГО СОЦИАЛИЗМА»

Этот эвфемизм появился в 70-е годы, когда «обнаружилось», что ударное построение коммунизма за два десятка лет выглядит сущей утопией. Родился другой миф - о развитом социализме как непременном этапе на пути к сияющим вершинам коммунизма. Преамбула Конституции 1977 года сообщала, что в условиях развитого социалистического общества «социализм развивается на своей собственной основе (то есть без остатков капитализма, на базе которого вынужденно «строился» мир счастья и равенства в 1917-1936 годах – перед принятием сталинской Конституции – В. М.), все полнее раскрываются созидательные силы нового строя, преимущества социалистического образа жизни, трудящиеся все шире пользуются плодами великих революционных завоеваний».

С принятием документа резко возрастала роль монопольно правившей партии. В сталинском Законе сей вопрос трактовался только «под занавес» - в статье 126 главы X «Основные права и обязанности граждан»: «…Наиболее активные и сознательные граждане из рядов рабочего класса и других слоев трудящихся объединяются во Всесоюзную Коммунистическую партию (большевиков), являющуюся передовым отрядом трудящихся в их борьбе за укрепление и развитие социалистического строя и представляющую руководящее ядро всех организаций трудящихся – как общественных, так и государственных». В брежневской Конституции, утвержденной сорок один год спустя, этот судьбоносный пункт был перенесен с конца в самый «запев» - в раздел I «Основы общественного строя и политики СССР» (славный Закон 1977-го насчитывал девять разделов, тогда как в сталинском акте они отсутствовали вообще).

Партийная новелла, утратившая свой «гуманитарно-правовой» оттенок, обрела теперь жесткий политический смысл и попала в главу I «Политическая система». Ее 6-я статья извещала всех и каждого: «Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза. КПСС существует для народа и служит народу. Вооруженная марксистско-ленинским учением, Коммунистическая партия определяет генеральную перспективу развития общества, линию внутренней и внешней политики СССР, руководит великой созидательной деятельностью советского народа, придает планомерный, научно обоснованный характер его борьбе за победу коммунизма. Все партийные организации действуют в рамках Конституции СССР».

Наблюдались, впрочем, и иные подвижки. Так, депутатов трудящихся переименовали в народных депутатов, а национальные округа стали отныне автономными округами, и это понятие было впервые внесено в Основной закон. Трактовка Верховного Совета и Совета Министров не менялись. Зато народных депутатов избирали уже на более длительные сроки: в Верховный Совет СССР, Верховные Советы союзных и автономных республик – на пять лет («взамен» четырех), а в местные Советы – на два с половиной года (а не на два, как раньше). В остальном государственная машина сохранилась в незыблемом состоянии. Сумма перемен, произошедших в Конституции 1977 года по сравнению с Конституцией 1936 года, неизмеримо мала на фоне перемен, произошедших в Конституции 1936-го по сравнению с Конституцией 1924-го.

ЭПИЛОГ

Брежневский Основной закон стал своеобразным «кличем» застоя и нежелания переходить в новое, динамичное качество. Режим старался законсервировать свои сильные и слабые стороны, свои плюсы и минусы, дабы не вызвать опасных, тревожных потрясений. Кремлем владела реакционная левая утопия. Александр Солженицын в своем знаменитом «Письме вождям Советского Союза» отмечал, что сложившийся порядок не может быть вечным, и впереди – радикальные сдвиги. Свежий ветер действительно стучался в двери: о его порывах свидетельствовали бурные польские события 1980-1981 годов, когда поднял голову профсоюз «Солидарность» и вспыхнули массовые рабочие забастовки, а также социально-экономический поворот на Востоке, в громадном Китае, где после смерти Мао Цзэдуна развернулись, с ведома Компартии, грандиозные рыночные реформы, возникла частная собственность, расширилась многоукладная экономика, стал применяться наемный труд.

В этих условиях приверженность кремлевских старцев архаичным рецептам «красногвардейской атаки на капитал» казалась не только смешной и забавной, но вредной и губительной. Алхимия революции отступала перед властными велениями времени. На сцене должен был появиться молодой, динамичный лидер типа Михаила Горбачева, способный предложить обществу ускорение, перестройку, гласность, демократизацию и состязательные – с участием нескольких кандидатов на каждом избирательном участке – выборы в центральные и местные органы власти. Но вновь, как и за 80 лет до того, в начале XX века, при императоре Николае II, вставал сакраментальный вопрос: насколько народ, десятилетиями живший под Железной пятой красных повелителей, готов был - без особой раскачки! – перейти в царство свободы и демократии? И насколько как будто одумавшаяся элитная когорта была способна предложить ему внятную и четкую программу такого перехода?


5 января 2012


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8272115
Александр Егоров
931129
Татьяна Алексеева
764447
Татьяна Минасян
317801
Яна Титова
242597
Сергей Леонов
215421
Татьяна Алексеева
178475
Наталья Матвеева
175195
Валерий Колодяжный
169771
Светлана Белоусова
157005
Борис Ходоровский
155015
Павел Ганипровский
130489
Сергей Леонов
111895
Виктор Фишман
95540
Павел Виноградов
91996
Наталья Дементьева
91538
Редакция
84751
Борис Ходоровский
83124
Станислав Бернев
75731