Конституционные идеи Сперанского оказались на редкость заразительными, тем паче их подогревали итоги Отечественной войны 1812 года. Русские офицеры, можно сказать, впервые увидели Европу так близко и решили, что как победители они могут – и должны! – преобразить свою Родину. В том числе и конституцией.

Не будем касаться истории возникновения тайных обществ – Ордена русских рыцарей, Союзов спасения и благоденствия, которые со временем так или иначе превратились в собственно декабристские Южное и Северное общества. Остановимся только на конституционных устремлениях этих героических русских дворян, «разбудивших Герцена».

Вдохновленные идеями эпохи Просвещения, трудами Вольтера, Руссо и других знаменитых французов, они выступали за введение в России «естественного права». Оно считалось более совершенным, нежели «позитивное (то есть официально действующее) право», поскольку вытекало из природы человека, и потому было независимым от различных точек зрения.

На этом, можно сказать, единство и согласие между декабристами практически прекращались. Даже их взгляды на конституцию и будущее устройство страны расходились в основных пунктах.

РУССКАЯ ПРАВДА НЕМЦА ПЕСТЕЛЯ

Этот документ с пространным названием – «Русская правда, или Заповедная грамота для народов России, служащая заветом для государственного устройства России и содержащая верный наказ как для народа, так и для временного народного правительства» – создавался четыре года, но написали его только до половины – пять глав из предполагаемых десяти. Тем не менее «Русская правда» стала программным документом Южного общества.

Ее автором был Павел Иванович Пестель, родившийся в семье обрусевших немцев и крещеный как Пауль Бурхард, полковник, руководитель «южных» декабристов и, естественно, масон. Экономист и публицист Николай Иванович Тургенев, тоже декабрист, избежавший наказания, эмигрировав во Францию, назвал главы «Русской правды» Пестеля «социалистическими теориями».

Какой же видел Россию Павел-Пауль Пестель? Во-первых, только республикой – никакой монархии! Но и никакой федерации, так как есть много «общих невыгод федеративнаго образования Государства». Только крепкое правительство, которое «имеет обязанность распоряжать общим действием и избирать лутчия средства для доставления в Государстве Благоденствия всем и каждому; А по сему имеет оно Право требовать от Народа чтобы оный ему повиновался. Народ же имеет обязанность Правительству повиноваться; но за то имеет право требовать от правительства чтобы оно непременно стремилося к общественному и частному Благоденствию и только бы то повелевало что истинно к сей цели ведет и без чего не могла бы оная быть достигнута».

Довольно просто решал Пестель национальный вопрос многонациональной России: «...маленькие Народы между большими находящееся, служат всегдашним поприщем Военным Действиям раззорениям и гибельным Бедствиям всякаго рода. А посему лутче и полезнее будет для них самих, когда они соединятся духом и обществом с большим Государством и совершенно сольют свою Народность с народностью Господствующаго Народа составляя с ним только один Народ, и переставая безполезно мечтать о Деле Невозможном и Несбыточном». При этом он отказывал в самостоятельности практически всем «малым народам», входившим в состав Российской империи: «Россия есть Государство Единое и Неразделимое». Исключение он сделал только для Польши: «по правилу Народности должна Россия даровать Польше независимое существование».

Все население страны Пестель делил на три разряда: «Первой Разряд состоит из Кореннаго Народа Русскаго. Второй из племен к России присоединенных. Третий из иностранцев в России живущих». Довольно просто он решал и вопросы веры: «Законы Духовные могут разделены быть на Християнские и иноверные. Мы обязаны запрещать все те Действия Иноверных законов, которые противны Духу Законов Християнских; но все что Духу оных не противно хотя и с оными различно, дозволять по усмотрению мы можем».

Пестель вообще сносно относился к инородцам, за исключением цыган: «Что же до Цыган касается, то предоставить им право или оставить Россию или приняв веру православную распределиться по Волостям входя в общий Состав». Не питал он симпатии и к евреям, посвятив им довольно большую главу, в которой перечислил все их «недостатки», могущие нанести вред будущей республики. Решение «еврейского вопроса» в изложении Пестеля выглядело весьма «по-сионистски»: «Ежели все русские и Польские Евреи соберутся на одно место то их будет свыше двух миллионов. Таковому числу Людей ищущих отечество не трудно будет преодолеть все Препоны какия Турки могут им Противупоставить и пройдя всю Европейскую Турцию перейти в Азиятскую и там заняв достаточныя места и Земли устроить особенное Еврейское Государство».

Иностранцам же Пестель предлагал вступить в российское гражданство. В противном случае они лишались практически всех прав – как имущественных, так и политических. Призывал он и к борьбе с «аристокрацией»: «...исключительная Любовь к деньгам граничит к скупости а сей порок более всякаго другаго соделывает человека жестокосердым, почему и по всей справедливости сказать можно что Таковыя Сословия суть самыя безчеловечныя, до чрезвычайности умножают число Бедных и Нищих и основывают свое влияние на Народ не на общем мнении но на Золоте и Серебре посредством коих подавляют общее мнение как хотят и приводят народ в совершенную от себя Зависимость». Радикально решал он и вопрос крепостного права: «...не может долее в России существовать позволено одному человеку иметь и называть другаго своим крепостным. Рабство должно быть решительно уничтожено». Вместе с тем – «освобождение Крестьян от Рабства не должно лишить Дворян дохода ими от Поместий своих получаемых».

Увы, газетная площадь не позволяет более подробно рассказать о «Русской правде» лютеранина Пестеля, а простое перечисление предложенных им новшеств выглядит рутинно и даже скучно – читать надо в оригинале! Но нельзя забывать, что у Пестеля был сильный конкурент в лице Никиты Михайловича Муравьева.

КОНКУРЕНЦИЯ «СЕВЕРНЫХ»

Никита Михайлович, капитан Гвардейского Генерального штаба и масон, был наряду с уже упомянутым выше Тургеневым руководителем Северного общества. Семнадцати лет от роду он сбежал в действующую армию, участвовал в Отечественной войне, в Париже свел знакомство с философами, самостоятельно изучал общественные науки.

«Муравьевская» конституция, ставшая идеологическим руководством для Северного общества, была «мягче» «Русской правды» Пестеля. Хотя бы уже потому, что она сохраняла монархию, правда, сделав ее конституционной: «Император есть Верховный Чиновник Российскаго Правительства». Будучи таковым, он «не может однако же помещать в трактатах статей, нарушающих права и состояние Граждан внутри отечества. Равным образом не может включать в оные без согласия Веча Народнаго условия напасть на какую-либо землю, не может уступить никакого участка земель, принадлежащих России».

Первая глава конституции звучит весьма современно: «1. Русской народ, свободный и независимый, не есть и не может быть принадлежностью никакого лица и никакого семейства. 2. Источник Верховной власти есть народ, которому принадлежит исключительное право делать основныя постановления для самого себя».

А гражданином России мог стать человек, обладающий личной независимостью, владеющий русским языком, движимым или недвижимым имуществом и исправно платящий «общественные повинности», то есть – налоги. При этом двойное гражданство (в нашем нынешнем понимании) категорически запрещалось. Гражданства лишались и в том случае, «если гражданин без согласия Веча примет подарок, пенсию, знак отличия, титло или звание почетное, или приносящее прибыль от иностраннаго правления, Государя или народа». Напоминает некоторые современные законы, не так ли?

Гражданам, каковыми признавались все «русские», отвечавшие описанным выше требованиям, предоставлялось «право составить всякаго рода общества и товарищества, не испрашивая о том ни у кого позволения ни утверждения: лишь только бы действия оных не были противузаконными».

Глава VI гласила: «Народное Вече, состоящее из верховной Думы и Палаты народных представителей, облечено всей законодательной властью». То есть предполагалось создание двухпалатного парламента, очень напоминающего наш, современный! Только в палату представителей выбирали всего лишь на два года. Наверное, это было правильно... А в верховную Думу числом в сорок два члена назначались «правительственными сословиями Держав и областей» – говоря нынешним языком, руководством субъектов федерации. Наверное, составители ныне действующей Конституции Российской Федерации внимательно изучили труды Муравьева...

И еще одно важнейшее положение муравьевской конституции: «Вера, совесть и мнения граждан, пока оныя не обнаруживаются противузаконными действиями, не подлежат власти Народнаго Веча... Народное Вече не имеет власти нарушать свободы речей и книгопечатания».

Муравьев ставил перед управленцами серьезный барьер: «Всякой Чиновник исполнительной власти отвечает за каждое свое действие; никто не может оправдаться полученным приказанием, ибо в гражданском быту слепое повиновение не может быть допущено, и всякий исполнитель противузаконнаго веления будет наказан так, как и подписавший веление». Мало того: «Правитель, Наместник, Блюститель, Дьяк, Казначей и все гражданские чиновники могут быть лишены своих званий, если в следствии обвинения Палатою выборных будут уличены Думою и осуждены за измену, расхищение общественных денег, другия какия-либо преступления или порочное поведение».

Как видим, много полезных вещей можно почерпнуть и из документов почти двухвековой давности. Однако 14 декабря 1825 года заговорщики предпочли действовать по другому документу.

МАНИФЕСТ ТРУБЕЦКОГО

Свое слово в конституционном творчестве сказал и Сергей Петрович Трубецкой – отпрыск знатного дворянского рода, молодой полковник и член масонской ложи «Трех добродетелей». В войне 1812 года он отличился во многих боях, был ранен под Лейпцигом и уже в 1816 году вместе с единомышленниками пришел к выводу о необходимости создания тайного общества. Его члены стремились, по словам самого Трубецкого, «подвизаться для пользы отечества, способствовать всему полезному если не содействием, то хотя изъявлением одобрения, стараться пресекать злоупотребления, оглашая предосудительные поступки недостойных общей доверенности чиновников, особенно же стараться усиливать общество приобретением новых надежных членов, разведав прежде о их способностях и нравственных свойствах или даже подвергнув их некоторому испытанию».

Тридцатипятилетний полковник был избран членами Северного общества «диктатором», то есть человеком, который будет руководить ходом вооруженного восстания и захватом власти. Забегая вперед, скажем, что с возложенными на него обязанностями он не справился, хотя на словах был горяч и решителен. Выступал он и против физической ликвидации монарха, ибо подобный акт, по его мнению, привел бы в ужас общество и народ. Заговорщики в лице радикального Рылеева и более мягкого Трубецкого пришли к следующему согласию: если государь император не согласится с их требованиями, то его следует незамедлительно выслать за границу.

Незадолго до восстания Трубецкой составил, якобы от имени Сената, так называемый манифест – своеобразную программу действий декабристов, содержащую явно конституционные положения. Приведем первые шесть пунктов этого манифеста:

«1. Уничтожение бывшего правления. 2. Учреждение временного, до установления постоянного, выборного. 3. Свободное тиснение, и потому, уничтожение цензуры. 4. Свободное отправление богослужения всем верам. 5. Уничтожение права собственности, распространяющейся на людей. 6. Равенство всех сословий перед законом…»

В таком же духе были составлены и прочие пункты этого программного документа, во многом перекликающиеся с конституцией Муравьева. Дополнительно манифест предоставлял право «всякому гражданину заниматься чем он хочет, и потому дворянин, купец, мещанин, крестьянин все равно имеют право вступать в воинскую и гражданскую службу и в духовное звание, торговать оптом и в розницу, платя установленные повинности для торгов. Приобретать всякого рода собственность, как то: земли, дома в деревнях и городах; заключать всякого рода условия между собою, тягаться друг с другом пред судом».

СУДЬБЫ ТВОРЦОВ КОНСТИТУЦИЙ

Вот такую демократию сулили нам яркие личности в XIX веке. Чем они заплатили за свои прекрасные мечты?

Долгожителем стал и князь Сергей Трубецкой (1790–1860). Сохранением жизни он был обязан императору Николаю I, который пощадил знатного молодого человека, хотя царский гнев был ужасен: «Что было в этой голове, когда вы, с вашим именем, с вашей фамилией, вошли в такое дело? Гвардии полковник! Князь Трубецкой! Как вам не стыдно быть вместе с такою дрянью! Ваша участь будет ужасная!» Вместе с Трубецким в русской истории и литературе осталась его супруга Екатерина, урожденная Лаваль, увековеченная Некрасовым в поэме «Русские женщины».

Жизнь Никиты Муравьева (1795–1843) оказалась намного короче. В 1926 году он был приговорен к двадцати годам каторжных работ, чуть позже срок сократили до пятнадцати, а потом и вовсе до десяти. По отбытии каторги остался на поселении в сибирском селе Урик, где занимался сельским хозяйством.

Самая жестокая судьба постигла Павла Пестеля (1793–1826). За активное участие в подготовке восстания декабристов он – в полном соответствии с уголовным правом того времени – за подготовку цареубийства вместе с еще четырьмя друзьями был приговорен к… четвертованию! Варварская казнь была заменена «гуманным» повешением. Боевой офицер с тоской произнес перед казнью: «Ужели мы не заслужили лучшей смерти? Кажется, мы никогда не отвращали тела своего ни от пуль, ни от ядер. Можно бы было нас и расстрелять».

Да, к середине XIX века Россия еще не доросла до конституции. Однако работа над основным законом страны – сначала империи, потом республики, затем – СССР, а теперь и Российской Федерации – продолжалась. Вот и теперь она, эта работа, не прерывается ни на одну минуту. Законотворческий пыл в нашем народе со временем нарастает!