Те, кто в Советское время изучал историю КПСС обращал на особое положение I съезда партии, который вполне мог бы получить название «нулевого». Он как бы был, но его как бы и не было.

«СОЮЗ БОРЬБЫ» НАЧИНАЕТ АТАКУ

1890-е годы были, вероятно, самым спокойным десятилетием в новейшей истории России. Самым заметным событием стала кончина императора Александра III Миротворца (1894). Никто, разумеется, не мог предположить, что его занявший престол сын Николай II окажется последним самодержцем Всероссийским. Случившуюся на коронационных торжествах на Ходынке массовую давку многие сочли дурным предзнаменованием, но никто не думал, что это принесет ТАКОЕ…

Признаки будущих смут угадывались лишь очень проницательными наблюдателями или теми, кто эти смуты готовил.

В обеих столицах и крупных промышленных центрах, студенты и прочая образованная интеллигентская публика создавала нелегальные кружки для ознакомления рабочих с марксистской теорией.

Деятельность эта велась в основном на голом энтузиазме конкретных персонажей и никем особо не координировалась, хотя связи между отдельными кружками существовали. В конце концов, требовалась запрещенная литература, которую следовало отпечатать за границей и нелегально доставить в Россию.

Здесь многое зависело от деятельности эмигрантских организаций, таких как группа «Освобождение труда» созданная первым российским марксистом-теоретиком Георгием Плехановым (1856–1918).

Успех пропаганды зависел от наличия средств, которых, разумеется, не хватало. Людей, увлекающихся марксизмом, среди интеллигенции было немало, но публика эта была не богатая. Состоятельные предприниматели выражали недовольство самодержавием, желая урвать свой кусок от пирога власти, но к марксизму тоже относились с опаской: ведь марксисты собирались освободить мир и от самодержавия, и от капиталистического угнетения. И, называя себе социал-демократами, подчеркивали: социальная революция должна идти параллельно с демократическими преобразованиями. Да и в качестве передового общественного авангарда они рассматривали не капиталистов, а трудившихся на их заводах и фабриках пролетариев. В общем, под такое могли давать деньги только отдельные романтики вроде Саввы Морозова.

Субсидии от иностранных спецслужб, заинтересованных в раскачивании ситуации в России, были ненадежны, поскольку слишком зависели от геополитической конъюнктуры. Представители еврейского капитала предпочитали помогать соплеменникам, об угнетенном положении которых в державе Романовых постоянно стенала пресса Америки и Европы. В 1897 году представители еврейских марксистских организаций западных областей империи собрались в Вильно (Вильнюс) и создали «Всеобщий еврейский рабочий союз в России и Польше», более известный под названием Бунд («союз» на идише).

Понятно, что потенциальные спонсоры с большей готовностью помогали бы не разрозненным кружкам, а политической партии, готовой при необходимости взять власть в свои руки. И поскольку империя все же именовалась Российской, такой партии следовало быть не чисто еврейской, а многонациональной.

Одним из первых к таким выводам пришел выпускник юридического факультета Петербургского университета и брат несостоявшегося цареубийцы Владимир Ульянов. Он с группой соратников организовал «Союз борьбы за освобождение рабочего класса».

Замах был внушительным, поскольку даже изначально Ульянов претендовал минимум на то, чтобы возглавить всех петербургских марксистов, каковых в столице и крупном промышленном центре было немало. Ему удалось сформировать общегородской комитет «Союза борьбы» и три районные группы, однако буквально через пару недель столь активной деятельности Ульянов оказался под арестом. Еще через месяц полиция арестовала пытавшегося продолжить его дело Юлия Цедербаума и других соратников. Однако кое-кто еще оставался на воле, а брендом «Союза борьбы» стали пользоваться марксистские кружки Москвы, Киева, Вильно, Нижнего Новгорода и других городов.

Судьбы тех, кто создавал Союз борьбы, сложились очень по-разному. Петр Запорожец (1873–1905) был арестован позже других, получил пять лет, находясь в тюрьме, сошел с ума и умер в психиатрической лечебнице. Анатолий Ванеев (1872–1899) скончался в ссылке от туберкулеза. Единственный среди руководящего состава пролетарий Иван Бабушкин (1873–1906) находился в ссылке, когда началась первая русская революция, и был расстрелян за то, что пытался организовать снабжение оружием рабочих дружин Читы и Иркутска. Отличный инженер-электрик Глеб Кржижановский (1872–1959), угодив в ссылку, пришел к правильным выводам и по возвращении в Петербург сделал хорошую карьеру по основной специальности. Когда большевики придут к власти, он снова превратится в революционера и войдет в историю прежде всего как руководитель плана ГОЭЛРО, позволившего восстановить отечественную экономику. Другой инженер, Алексей Малченко (1870–1930), тоже предпочтет революции профессиональную деятельность и станет работать на речном транспорте. Его расстреляют как вредителя, а изображение Малченко сотрут с фотографии руководителей «Союза борьбы», публиковавшейся в советских учебниках.

Что до Ульянова и Цедербаума, то их партийно-идеологические романы только начинались, но фигурировать в последующих главах они будут под псевдонимами Ленин и Мартов.

ЗУБАТОВ БЬЕТ ТРЕВОГУ

В 1896 году, вслед за петербургским «Союзом борьбы» в Первопрестольной был ликвидирован «Московский рабочий союз». Занимавшийся им начальник Московского охранного отделения Сергей Зубатов (1864–1917) допрашивая арестованных рабочих, с удивлением обнаружил, что они попросту не чувствуют за собой никакой вины. В преподаваемом «образованными господами» учении Маркса – Энгельса они видели руководство к улучшению своего материального положения, но никак не подрыв основ самодержавия. А вот сами «образованные господа» вину не отрицали, и перед Зубатовым со всей ужасающей ясностью предстал их замысел: увлечь пролетариев борьбой за экономические преференции и плавно подвести к выводу, что улучшить свое положение они смогут только сменой политического строя. Допустим, пролетариев в России было не так уж много, но концентрировались они в «столицах» и при определенных обстоятельствах в качестве организованной силы действительно могли ниспровергнуть всю государственную систему.

В качестве контрмеры Зубатов начал создавать легальные рабочие организации, по сути представлявшие собой профсоюзы, и помогал им выбивать из своих фабрикантов вполне конкретные экономические уступки.

Влияние марксистов в рабочей среде начало падать, что стало еще одним аргументом в пользу того, чтобы попытаться организовать разрозненные кружки в партию.

Теоретический базис под этот проект решил подвести сверстник и коллега Владимира Ульянова приват-доцент юридического факультета Петербургского университета Петр Струве (1870–1944). Вообще можно сказать, что партию создали молодые петербургские юристы.

Посвященные знали, что именно Струве написал имевшее широкое хождение открытое письмо Николаю II. К тому же в 1896 году он съездил в Лондон на конгресс II Интернационала и даже помог подготовить доклад самому Плеханову. Наконец, в 1898 году из-под его пера вышел «Манифест Российской социал-демократической рабочей партии». Оставалось создать собственно партию.

Между марксистами разных городов активизировалась переписка и закурсировали посланцы. Сначала съезд хотели созвать в Вильно, рассчитывая, что географическое расположение станет дополнительным плюсом, который позволит привлечь представителей уже существующих национальных партий – Бунда и польских социалистов. Однако последние считали, что главным смыслом революции должна быть не столько победа социализма, сколько восстановление Речи Посполитой, да еще с Украиной и Белоруссией.

Зато Бунд был готов к сотрудничеству. Предварительные переговоры о съезде проходили на нейтральной территории – в Цюрихе с участием уцелевших представителей петербургского «Союза борьбы», «Московского рабочего союза», киевских социал-демократов, марксистов-эмигрантов, а также новорожденной литовской социал-демократической партии.

Тот, кто определял повестку дня будущего съезда, естественно, определял и состав его делегатов. И здесь дали о себе знать личные счеты. Участники цюрихского совещания решили не приглашать представителей достаточно многочисленных и, главное, состоявших в основном из рабочих марксистских организаций Иваново-Вознесенска, Одессы и Николаева как «не вполне устойчивых и недостаточно конспиративных». Питерцы настояли на том, чтобы не звать своих земляков из группы «Рабочее знамя». Харьковчане, вероятно сообразив, что их голос мало что значит, сами отказались от участия в будущем съезде.

Но самое большое впечатление произвел демарш литовских социал-демократов, изначально претендовавших на ведущие позиции. Им сразу сказали жесткое «нет», попутно решив перенести место съезда из Вильно.

Надо полагать, помимо идейных разногласий здесь сказались и опасения, что литовцы и поляки, считавшие Вильно своей вотчиной, обидевшись, могут сдать товарищей марксистов царской полиции.

«ОТЦЫ-ОСНОВАТЕЛИ»

Съезд решили проводить в Минске в деревянном доме на Захарьевской улице, в квартире железнодорожного служащего Петра Румянцева. Открылось историческое мероприятие 1 марта 1898 года, в очередную годовщину убийства царя Александра II, что, конечно, имело символический смысл. Марксисты, делавшие ставку на пропаганду среди рабочих, демонстрировали свое преклонение перед террористами из «Народной воли», а значит, не исключали и возможность применения террористических методов.

От кружков, группировавшихся вокруг сильно побитого охранкой, но еще дышавшего «Союза борьбы», прибыли четыре человека: Степан Радченко представлял Петербург, Александр Ванновский – Москву, Казимир Петручевич – Екатеринослав (современный Днепропетровск) и Павел Тучапский – Киев. Бунд прислал трех делегатов: Шмуэля Каца, Арона Кремера и Абрама Мутника. Борис Эйдельман и Натан Видгорчик представляли киевскую «Рабочую газету».

Так девять человек, фамилии которых сегодня почти ничего не говорят даже специалистам-историкам, приступили к созданию самой, пожалуй, влиятельной в будущем столетии политической партии. Собирались они всего четыре дня, проведя шесть заседаний.

Поскольку протоколы в целях конспирации не велись, на бумаге фиксировались только итоговые резолюции. Из их содержания следует, что новообразованная Российская социал-демократическая рабочая партия (РСДРП) возникла в результате слияния трех марксистских организаций – имевшего отделения в четырех городах, но замыкавшегося на Петербург «Союза борьбы», группы киевской «Рабочей газеты» и уже существовавшей еврейской партии Бунд. Каждая из этих организаций кооптировала своего представителя в Центральный комитет (ЦК), которому следовало осуществлять руководство текущей деятельностью партии в период между съездами.

Членами ЦК стали петербуржец Радченко от «Союза борьбы», Эйдельман от киевлян и Кремер от Бунда. За отсутствием других печатным органом партии объявлялась киевская «Рабочая газета». Эмигрантский «Союз русских социал-демократов за границей» признавался иностранным представительством партии, но никто из его членов в состав ЦК не вводился. Логика первых русских «эсдеков» (так часто называли социал-демократов) заключалась в том, что тактику и стратегию партии должны определять те, кто работает в самой России, а не прохлаждается в эмиграции.

Предусматривалось обнародование написанного Струве манифеста партии. Его автор в съезде, кстати, не участвовал, считая себя скорее теоретиком, а не практиком и вообще предпочитая не ввязывать в вещи, за которые можно было угодить за решетку. Между тем с точки зрения уголовного законодательства создание политической партии тянуло на срок весьма немалый. Другое дело, если бы государь дал на это свое высочайшее соизволение. Но государя, разумеется, никто не спрашивал.

Манифест и резолюции съезда в апреле 1898 года были отпечатаны в бобруйской подпольной типографии Бунда, но поначалу не вызвали особого резонанса.

Главный партийный орган «Рабочая газета», успевшая выйти только два раза, была разгромлена полицией, захватившей и уже готовый к печати третий номер с принятыми в Минске документами.

Буквально за два следующих месяца были арестованы и восемь из девяти участников съезда. Полиция вышла на них через Эйдельмана, за которым следила от самого Харькова. Оставшийся на свободе Радченко был сослан в Вологду позже, в 1904 году.

Зубатов, суммировав всю полученную в связи с арестами информацию, сообщил о Минском съезде начальству, но особого значения этой информации, ни он сам, ни его руководство не придали.

Действительно, среди участников съезда не было ни одной крупной фигуры, пользовавшейся широким авторитетом среди борцов против самодержавия, не говоря уж о всероссийской известности.

Следы Тучапского, Каца, Кремера и Мутника вообще затерялись в анналах истории. Радченко отошел от революционной деятельности и умер в 1911 году.

Казимир Петрусевич стал преуспевающим адвокатом, после развала Российской империи жил в Польше, защищая на судебных процессах коммунистов и других «левых». Естественно, с окончанием Второй мировой войны он удачно вписался в новые коммунистические реалии и умер в 1948 году, вскоре после награждения высоким государственным орденом.

Борис Эйдельман, которого полиция считала главным организатором съезда, побывав в ссылках, получил диплом врача. При советской власти писал воспоминания о своем участи в революционном движении, получив статус персонального пенсионера. Умер в 1939-м.

Медиком стал и Натан Видгорчик. В 1924 году он организовал и возглавил Ленинградский институт по изучению профессиональных болезней. Умер в 1954 году в почете и уважении.

Парадоксально сложилась судьба Александра Ванновского. Он очень ярко отметился в революционных битвах, написав своего рода учебные пособия «Тактика уличного боя», «Тактика милиции», «О подготовке к вооруженному восстанию».

А потом как отрезало. По собственному признанию, «через Шекспира перейдя от Маркса к Христу», он стал истово верующим и вышел из РСДРП. В рядах инженерных войск храбро сражался на фронтах Первой мировой войны. В 1917 году написал два памфлета против большевиков и в конце концов заболел нервным расстройством.

Отправившись на лечение в Японию, он остался в Стране восходящего солнца. Преподавал студентам русскую литературу и творчество Шекспира, увязывая произведения великого британца с японскими сказаниями о привидениях. Писал воспоминания, размышляя о том, почему благие побуждения революционеров привели к трагедии.

В годы Второй мировой его, как и других иностранных преподавателей, уволили из университета, так что материальное положение резко ухудшилось. Однако возвращаться после войны в Советский Союз Ванновский не захотел, поскольку от него требовалось написать статью о прислуживании русских эмигрантов японским милитаристам.

Впрочем, потом жизнь наладилась, поскольку Япония изменилась. Советская власть тоже не мешала ему переписываться с родными. Перспективы возрождения он связывал с обновлением христианства, но в своих размышлениях никогда не заходил настолько далеко, чтобы опровергать каноны православия. Скончался в 1967 году, незадолго до торжеств, приуроченных к 70-летнему юбилею I съезда.

В общем, если соотнести четырехдневные совещания девятерых русских марксистов в Минске с последующими катаклизмами, то получается, что их историческое значение было совсем ничтожным. Партия, обретя только название, не получила программы и устава, а ее руководство и печатный орган сразу же вышли из строя.

Так что главным результатом I съезда стало то, что он двинул в определенном направлении мысль находившегося в ссылке Владимира Ульянова, который с 1901 года подписывал свои статьи псевдонимом Н. Ленин. Отсчитывая дни до окончания срока, этот деятель уже грезил новым съездом, где собирался решить вопрос и с программой, и с уставом, и с газетой, и, главное, с руководством. Разумеется, в свою пользу.