С портретов они смотрят гордо и невозмутимо. Седые волосы, золотые адмиральские эполеты на плечах. Их паруса пронесли славу России по всем океанам света. «На полярных морях и на южных, по изгибам зеленых зыбей, меж базальтовых скал и жемчужных...» вели они свои корабли. Им не просто было расставаться с домом, но они уходили, чтобы вернуться с другой стороны земного шара, чтобы лорды британского адмиралтейства встревоженно поводили париками, узрев становление новой морской державы.

В Санкт-Петербурге стоит памятник первому русскому «плавателю» вокруг света Ивану Федоровичу Крузенштерну. Ответьте, адмирал Крузенштерн, что побудило вас, еще будучи капитан-лейтенантом, составить план первого кругосветного плавания, целью которого были берега Русской Америки?

– Малая обширная деятельность российской торговли занимала многие годы мои мысли. Желание способствовать хотя бы несколько тому, чтобы видеть ее в некотором усовершенствовании, было безмерно... В сем начертании представил я, от каких выгод отказывается Россия, предоставляя всю непосредственную торговлю свою иностранцам... На сей конец предложил я, чтобы послать из Кронштадта к Алеутским островам и северо-западному берегу Америки два корабля...

Неужели ничто не удерживало вас на берегу, когда последовало долгожданное утверждение проекта?

– Более полугода уже прошло, как я разделял счастие с любимой супругой и ожидал скоро именоваться отцом... Но от сего надлежало теперь отказаться и оставить жену в сугубой горести. Но адмирал Мордвинов объявил мне, что если не соглашусь быть сам исполнителем своему начертанию, то оно будет вовсе отставлено. Я чувствовал обязанность к Отечеству в полной мере и решил принести ему жертву. Мысль сделаться полезным, к чему стремилось всегда мое желание, меня подкрепляла; надежда совершить путешествие счастливо ободряла дух мой, и я начал всемерно заботиться о приготовлении в путь, не испытанный до сего россиянами.

Много позднее первой отечественной кругосветки болезнь глаз помешала вам возглавить экспедицию в антарктические дали. Выбор начальника полностью зависел от вашей воли. Чем вы руководствовались в своем решении?

– Наш флот, конечно, богат предприимчивыми и искусными офицерами, однако из всех тех, коих я знаю, не может никто, кроме Головнина, сравняться с Беллинсгаузеном.

Шлюп «Камчатка» под командованием капитана второго ранга Василия Михайловича Головнина в то время огибал земной шар.

Вам тоже не сиделось в Петербурге, Василий Михайлович! Ужели мало приключений позади? Кругосветное путешествие на шлюпе «Диана». Три года в плену у японцев. Вы, верно, позабыли, что есть красные дни в календаре! Будьте любезны, припомните, как доводилось встречать Новый год в ваших странствиях.

– Декабря 2-го я и господин Рикорд отправились на собаках из Петропавловской гавани (Петропавловск-Камчатский) в Петербург. Новый, 1814 год встретили мы в той безлесной, пустой, необитаемой степи, простирающейся с лишком на 300 верст, которая в здешнем краю называется Парапольским долом, где в часто случающиеся здесь бури и метели нередко погибают путешественники. (Не обойтись без примечания. Парапольский дол, или, по-местному, просто Парапола, — естественная граница между собственно полуостровом Камчатка и материком. Зимой его можно принять за степь, но это в основном кочковатая, а порой и болотистая тундра. — О. Д.)

А на сей раз, на шлюпе «Камчатка»? Если не ошибаюсь, вы проходили мыс Горн, после Атлантического океана глазам открывался Тихий, или Великий?

– Время, употребленное нами для обхода мыса Горн, не только было крайне беспокойно для нас, ибо по причине частых бурь и внезапных порывов мы почти беспрестанно должны были находиться наверху, но и чрезвычайно скучно: кроме моря и неба, ничего не было видно, и шлюп качало ужасным образом. Одни лишь альбатросы... летали около нас...

Все-таки как же отметили 1818 год вы и ваш экипаж?

– Новый год встретили мы у мыса Горн... Для сего дня унтер-офицерам и рядовым была дана лишняя порция вина; а между тем и жалованье раздал я им, в первый еще раз в сие путешествие, по двойному окладу... Матрос I статьи вместо 4 рублей 32 копеек, получаемых им в России, получил здесь около 30 рублей; это вместе доставило им большое удовольствие, и они сверх обыкновенных праздничных веселий нашего простого народа вздумали еще играть комедию собственного их сочинения, что и было охотно им позволено и дано еще изобретателям сего спектакля небольшое вознаграждение. Ничто так не способствует к сохранению здоровья служителей, как веселое расположение их духа: сим правилом всегда должно руководствоваться, а особливо в трудных походах.

Потомки вспоминают вас не только как прославленного мореплавателя, но и как одного из гуманнейших людей своего времени. Еще восемнадцать месяцев продолжаться вашему плаванию. Мы знаем, что оно закончится счастливо. Удача будет сопровождать и многих ваших спутников. Вы словно поделились с ними дерзостной страстью к познанию неведомого. Посмотрим, куда направились они через четыре года, в 1822 году…

Федор Литке, бывший на «Камчатке» мичманом, уже лейтенант, начальник экспедиции, «определенной для исследования берегов Новой Земли и Белого моря». Лейтенант Фердинанд Врангель «начальствует экспедицией, занимающейся открытием Северополярных земель с устья реки Колымы», Мичман Федор Матюшкин, лицейский друг Пушкина, — в той же экспедиции. Вы воспитали немало славных моряков, спасибо вам за это. А мы обратимся к будущему адмиралу, тогда еще капитану второго ранга Фаддею Фаддеевичу Беллинзгаузену, возглавившему экспедицию на шлюпах «Восток» и «Мирный», открывателю Антарктиды. Итак... что занимало вас, капитан Беллинсгаузен, накануне 1819 года в леденящем Южном океане?

– Шлюп «Мирный» шел у нас в кильватере, великий снег продолжался; по причине часто встречавшихся ледяных островов и мелких льдин были расставлены люди кругом по бортам, чтобы прислушиваться к шуму буруна, разбивающегося о льды... Снега ложилось на паруса столько, что, дабы стряхнуть оный, часто приводили шлюпы круче к ветру...

В первый день нового года мы пожелали друг другу счастливо выйти из опасного положения и, окончив предлежащее нам затруднительное плавание в Ледовитом, океане, увидеть любезное Отечество.

Не всем достаются адмиральские эполеты. Исследователь Аляски и Алеутских островов Лаврентий Загоскин, к примеру говоря, так и остался лейтенантом, хотя вклад его в изучение самой дальней из российских земель мало с чьим сопоставим. Другое дело, что над бывшими нашими владениями ныне развевается отнюдь не дружественный флаг и, видимо, поэтому имя отважного исследователя до 2008 года, когда отмечалось 200-летие со дня рождения Загоскина, вспоминали намного реже, чем он того заслуживает.

Дорога Лаврентия Алексеевича в Русскую Америку не была торной. Удачно начав службу на Каспии, он впоследствии разжалован в матросы по обвинению в том, что недоглядел по службе и допустил катастрофический пожар на борту своего судна. В таких случаях иной раз доходило до самоубийства, однако погоны ему довольно скоро вернули, хотя о карьерном взлете можно было и не мечтать. Одни неудачники в подобных обстоятельствах уходили в отставку и отбывали в родные деревни, а он предпочел перейти в Российско-Американскую компанию и отправиться в неведомые дали...

Расскажите же Лаврентий Алексеевич, как начиналась ваша аляскинская эпопея?

– Петербург оставил я 30 декабря прошедшего года (имеется в виду 1838 год. — О. Д.) в два часа пополудни. Метель приветствовала мой въезд в Новгород. В Крестцах у станционного смотрителя соловей поздравил меня с Новым годом. Римлянин счел бы это хорошим предзнаменованием, но меня соловей остановил, усыпил, и только на рассвете самовар своим злобным шипением разбудил к дальнейшей дороге.

Между постоялым двором неподалеку от столицы и зимовками на Аляске разница велика. Притом в начале пути вы предпочли празднованию сон, а «на том свете» — по вашему собственному выражению — удавалось и повеселиться. Или я что-то путаю?

– Три с половиною недели мы питались одними налимами, по малой величине которых не могли лакомиться лучшим куском этой рыбы, печенью. Наконец в исходе декабря погода смягчилась, небо заволокло, пошел снег, и стрелец мой, отправясь 27-го в тундру, возвратился наутро с оленем. Того же числа из Икогмюта привезен пузырь белужьего жиру. Праздники проводили сытно, следственно, весело. Вечер 30 декабря мы провели у туземцев на вечеринке; под Новый год мы угощали их у себя; охотники до сальных свеч, напрасно пытаясь войти во вкус восковых, решили, что это сало негодно для пищи. В промежутках между различных туземных плясок и русского казачка я потешал публику, зажигая в снегу камфару, давая нюхать мокрый табак, нашатырный спирт и прочее. В заключение, к общему удовольствию и удивлению, пущено было несколько ракет.

Но вот снова Санкт-Петербург и в судьбе Загоскина весьма благотворную роль сыграл Фаддей Фаддевич Беллинсгаузен, возглавивший к тому времени Русское географическое общество. Благодаря адмиралу увидели свет записки Загоскина, он позаботился о том, чтобы путешественник выступал с докладами перед светилами тогдашней науки…

В этой связи я вновь обращусь к Беллинсгаузену c просьбой поведать о чувствах, с которыми он в канун 1821 года вновь попытался как можно дальше проникнуть в никем еще не посещаемую южную белизну?

– Во время сего вторичного плавания в Южном Ледовитом океане только что нам удалось в пятый раз войти за полярный круг, вдруг опять встретили препятствия; мы крайне сожалели... Встречая беспрестанное препятствие к продолжению пути на юг, я положил: при первом благополучном ветре идти к востоку... и ежели там встречу также невозможность продолжать плавание к югу, то, по крайней мере, идти путями, еще не испытанными, и тем облегчить мореплавателей, которые впредь покусятся быть счастливее меня.

Ответы знаменитых путешественников на вопросы корреспондента «СМ» были найдены последними среди пожелтевших страниц старинных книг и рукописей.

Дата публикации: 2 января 2017