На новоселье в купленном князем Алексеем Борисовичем Куракиным у потомков генерал-полицмейстера Чичерина «доме с колоннами», что на углу Невского проспекта и набережной Мойки, был весь светский Петербург. Дом сиял огнями, гремела музыка, гости от души веселились, но хозяин был грустен. Ведь на торжестве не было его любимого старшего брата князя Александра. Причина отсутствия была веской: императрица Екатерина Алексеевна настрого запретила князю Александру Куракину пребывание в обеих российских столицах. Чем же провинился он перед государыней?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо вернуться в 1752 год. 18 января у девятнадцатилетнего гофмейстера высочайшего двора князя Бориса-Леонтия Александровича Куракина и его красавицы-жены семнадцатилетней Елены Степановны, урожденной графини Апраксиной, родился первенец, которого назвали в честь деда Александром.

Это была одна из наиболее родовитых дворянских семей Российской империи. Прадедом новорожденного был видный государственный деятель Петровской эпохи и свояк Петра Великого князь Борис Иванович Куракин, бывший в 1715–1722 годах послом в Париже. Его дед, князь Александр Борисович Куракин, тоже занимал ряд высоких должностей в царствование императриц Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны, в том числе и должность российского посла в Париже. Дед по материнской линии граф Степан Федорович Апраксин был генерал-фельдмаршалом.

Естественно, малютку записали с рождения в элитный лейб-гвардии Семеновский полк, основанный самим Петром Великим, да не просто рядовым, а сразу сержантом. А чин сержанта гвардии в то время котировался весьма высоко. К девяти годам «малютка», сам того не ведая, дослужился до подпоручика гвардии.

В 1764 году умер отец, который к тому времени успел произвести на свет кроме Александра еще Степана, Ивана, двух Николаев (старшего и младшего), Алексея и Дмитрия. Не зря пожил человек на белом свете.

Воспитанием детей занялись попечители-родственники Никита Иванович и Петр Иванович Панины – личности, оставившие яркий след в истории России XVIII столетия. Поскольку Никита Панин был воспитателем наследника престола Павла Петровича, его внучатые племянники князья Александр и Алексей Куракины стали друзьями детства наследника, вместе с которым они получили весьма неплохое образование под руководством будущего академика Штрубе де Пирмота, а также талантливых педагогов Полетики и Модераха.

В 1766 году князя Александра Куракина прикомандировали к российскому посольству в Копенгагене в качестве дворянина при посольстве. Была тогда такая должность для молодых дворян. Имелось в виду, что молодые люди будут приобретать определенный дипломатический опыт, ведь учебных заведений типа МГИМО тогда не существовало. Чем конкретно занимался князь Александр Куракин на этой службе, неизвестно, но известно, что он был пожалован в кавалеры одного из датских орденов и совершил путешествие по германским княжествам.

В 1769 году князь вернулся в Петербург. Здесь он сотворил какие-то шалости, результатом чего стала отправка князя Никитой Паниным в славный университетский город Лейден, что на юге Голландии. В тот период в Лейдене существовала своеобразная колония русских аристократов. Здесь в университете получали образование представители самых родовитых русских фамилий – Шереметевы, Гагарины, Румянцевы, Юсуповы, Нарышкины, Апраксины. Свое образование они дополняли путешествиями по Европе. Обучение и путешествия русские аристократы почему-то совершали под псевдонимами. Так, граф Шереметев именовался Мещериновым, князь Гагарин – Пензиным. Не стал нарушать этих традиций и князь Александр Куракин – он стал студентом под фамилией Борисов. Лейденский университет в то время был одним из лучших в Европе. Здесь русские аристократы изучали латынь, математику, философию, физику, историю, право, а также совершенствовались в европейских языках, фехтовании, танцах и рисовании. Три последних предмета были в те времена крайне необходимы в дворянском образовании.

После университета Александр Куракин и его приятель граф Шереметев отправились путешествовать по Европе. В течение пятнадцати месяцев они, помимо Голландии, побывали в Великобритании и Франции. Это удовольствие обошлось князю в тринадцать тысяч рублей. Во время путешествия Александр Борисович был извещен о пожаловании ему чина камер-юнкера.

Вернувшись весной 1773 года в Россию, Куракин стал вместе с графом Разумовским и Салтыковым одним из наиболее близких наследнику престола Павлу Петровичу людей. Все трое принимали деятельное участие в свадебных торжествах в конце сентября этого же года по поводу бракосочетания наследника с принцессой Гессен-Дармштадтской Вильгельминой-Луизой, принявшей в православии имя Натальи Алексеевны.

В том же 1773 году петербургские масоны приняли князя Александра Борисовича в ложу «Капитулум Петрополитум». Это была ложа тамплиерского ордена, отличавшаяся особой пышностью обрядов, украшений храмов и орденских одеяний, что соответствовало укладу жизни князя, любившего роскошь во всем. Кроме того, во главе масонства стояли многие европейские монархи, и масонские рыцарские степени давали возможность занимать высокие государственные административные должности.

В 1776 году супруга наследника престола великая княгиня Наталья Алексеевна почила в бозе, и мать-императрица озаботилась подбором наследнику новой спутницы жизни. На сей раз избранницей русской императрицы стала принцесса Вюртенбергская София-Доротея-Августа-Луиза, принявшая православие с именем Марии Федоровны. В июне 1776 года Александр Куракин сопровождал наследника в Берлин на встречу с будущей супругой, а в октябре был отправлен в Стокгольм с официальным известием о бракосочетании наследника русского престола. Там, в шведской столице, князю Александру Борисовичу пришлось задержаться на целых три месяца. Во-первых, у него случился бурный роман с красавицей-графиней Фрезен, страстно влюбившейся в очаровательного русского князя. Во-вторых, Куракин по поручению петербургской ложи провел переговоры со стокгольмскими масонами об организации в Петербурге лож шведской системы. Наконец, в начале января 1777 года Стокгольмская королевская академия избрала его своим членом.

Здесь уместно вспомнить о том, что незадолго до отъезда из Петербурга он был избран членом другой научной организации – Вольного экономического общества. Таким образом, князь Куракин получил признание в научных кругах. Правда, при прекрасном образовании научной работой он не занимался, зато имел солидное состояние и был вхож в самые высшие сферы российского общества. В 1778 году князь жалуется камергерским чином, а петербургские дворяне избирают его своим предводителем.

В 1781–1782 годах наследник с супругой отправились в путешествие по Европе под именем графов Северных. По просьбе Павла Петровича в состав его свиты был включен Александр Борисович. Путешествие проходило в прекрасной обстановке, великий князь и его супруга были довольны. По прибытии же в пределы родного отечества князю Куракину было высочайше повелено удалиться в свое имение в Саратовской губернии, то есть отправиться в ссылку. Павел Петрович и Мария Федоровна, считавшие Куракина своим лучшим другом, были искренне огорчены. Ведь он был не только приятным собеседником и обаятельным компаньоном их досуга, но и частенько выручал великокняжескую чету материально.

Официальной причиной отставки Куракина была его переписка с флигель-адъютантом полковником Бибиковым (его сослали в Астрахань), в которой корреспонденты нелицеприятно отзывались о правлении в России. Фактической же причиной ссылки многие исследователи считают недовольство императрицы связями Куракина с масонами и внушением им наследнику масонских идей.

Наследник Павел Петрович обратился к матери с просьбой позволить князю Куракину хотя бы раз в два года навещать великокняжескую семью в их загородных резиденциях, на что было получено высочайшее разрешение. В остальное время наследник вел с другом постоянную переписку, называя его в письмах своею «душою».

Князь Александр Борисович удалился в свое саратовское имение, которое переименовал в Надеждино, намекая этим на то, что его не покидает надежда на скорейшую возможность вновь оказаться рядом со своим другом-наследником. Портретные изображения Павла Петровича имелись в каждом жилом помещении усадьбы Куракина.

В имении князь сотворил нечто похожее на двор царствующей особы. У него в штате состояли шталмейстеры, церемониймейстеры и другие «придворные» чины, которых он нанял из обедневших дворян. Среди прочих у него служил один отставной майор, единственной обязанностью которого было ходить перед князем с «жезлом» в руке, когда тот шествовал в свою домовую церковь. Ежедневно за обедом у князя играл его собственный оркестр из крепостных. Воскресные и праздничные дни сопровождались церемониальными выходами хозяина имения. Иногда князь в сопровождении свиты совершал поездки по своим вотчинам.

В доме князя всегда было полно гостей, многие из которых жили здесь по нескольку месяцев. Для них Александр Борисович составил особые «Обряд и правила для здешнего образа жизни в селе Надеждине», гласившие:

«1. Хозяин, удаляясь от сует и пышностей мирских, желает и надеется обрести здесь уединение совершенное, а от оного проистекающее счастливое и ничем непоколебимое спокойствие духа.
2. Хозяин почитает хлебосольство и гостеприимство основанием взаимного удовольствия в общежитии. Следовательно, видит в оных приятные для себя должности.
3. Всякое здесь деланное посещение хозяину будет им принято с удовольствием и признанием совершенным.
4. Хозяин, наблюдая предмет и пользу своего сюда приезда, определяет в каждый день разделять свое время с жалующими к нему гостями от часу пополудни до обеда, время обеда и все время после обеда до 7 часов вечера.
5. Хозяин, по вышеуказанному наблюдению, определяет утро каждого дня от 7 часов до полудни – для разных собственных его хозяйственных объездов, осмотров и упражнений, а вечер каждого дня, от 7 до 10 часов, определяет он для уединенного своего чтения или письма.
6. Хозяин просит тех, кто может пожаловать к нему на один, или два дня, или на многие дни, чтобы, быв в его доме, почитали себя сами хозяевами, никак не помня о нем единственно в сем качестве, приказывали его людям все подобные для них услуги и, одним словом, распоряжались бы своим временем и своими упражнениями от самого утра, как каждый привык и как каждому угодно, отнюдь не снаравливая в провождении времени самого хозяина, который через то с новой к ним благодарностью получит всю свободу им приятное безостановочно и с продолжительным тщанием выполнять.
7. Хозяин никогда не ужинает, но всякий день, в девять часов вечера, будет у него ужин готов для всех прибывших к оному, и он, прося дозволения, от оного всегда отлучается, просит также своих скучающих гостей, несмотря на его отсутствие, за оный садиться и за оным самим хозяйничать».

Таким образом, «Правила» предоставляли каждому полную свободу и не стесняли хозяина. Для гостей во дворе имения всегда были готовы экипажи, верховые лошади, а на прудах – шлюпки с гребцами.

Куракин мог себе позволить подобную роскошь, ибо, помимо значительных средств от имений, имел монополию на всю торговлю с восточным берегом Каспийского моря.

Княжеское изгнание длилось до кончины императрицы Екатерины. По восшествии на престол Павел Петрович тотчас призвал своего друга в столицу, где тот поселился у брата Алексея в «доме с колоннами». Куракин был осыпан царскими милостями. Его пожаловали гофмаршалом, вице-канцлером, членом совета при императоре, кавалером ордена Святого Андрея Первозванного. Кроме того, он получил 150 тысяч рублей, 4300 крестьянских душ в Псковской и Петербургской губерниях. Вместе с братом Алексеем ему пожаловали двадцать тысяч десятин земли в Тамбовской губернии и рыбные ловли в Астраханской губернии.

Император Павел поручил Куракину разборку архива своей матери. Здесь князем были обнаружены секретные мемуары императрицы о закулисных сторонах жизни ее двора. С дозволения императора Александр Борисович снял для себя копию с этих записок.

Князь Куракин при императоре Павле активно занимался государственной деятельностью. Он возглавлял Департамент уделов, был канцлером Российского кавалерского ордена, принимал участие в заключении конвенции о принятии русским императором под свое покровительство Мальтийского ордена. В 1798 году Академия наук избрала его своим членом.

Быть любимцем императора непросто. Павел Петрович отличался переменчивым, непредсказуемым характером. Однажды князь Куракин давал бал в своем дворце. Император Павел обещал быть на этом балу. Вечером перед балом государь был не в духе. Ему вдруг показалось дерзким, что Куракин ждет его на бал. Все более раздражаясь, император ходил по комнате и вдруг велел позвать великого князя Константина. «Этот дурак думает, что я поеду к нему на бал? Поезжай к нему сейчас же и скажи ему от меня, что он ж..а, ж..а и ж..а… Понимаешь?.. Так и скажи ему три раза, что он ж..а, ж..а и ж..а!» Константин Павлович, не смевший, как и другие братья, перечить отцу, поехал исполнять это странное поручение. Передав князю слова отца, Константин развернулся и отбыл. Гости тотчас разъехались, а Александр Борисович впал в состояние отчаяния.

Вскоре в результате придворных интриг других императорских любимцев, Кутайсова и Ростопчина, князь Александр Борисович был уволен от должности вице-канцлера. Случилось это 9 сентября 1798 года. Куракин вновь уехал в имение.

Незадолго до кончины император Павел вновь призвал Александра Борисовича к себе. 20 февраля 1801 года его назначают вице-канцлером Российской империи, но уже 1 февраля он принимает участие в церемонии освящения Михайловского замка. Присутствовал князь и на последнем ужине императора перед жестоким убийством 11 марта.

Новый император Александр Павлович повелел Александру Борисовичу заняться разбором бумаг покойного императора. Среди прочих князь с удивлением обнаружил документ, согласно которому Павел завещал ему звезду ордена Черного Орла, принадлежавшую ранее прусскому королю Фридриху Второму и подаренную им наследнику престола Павлу Петровичу, а также шпагу, принадлежавшую графу д’Артуа (будущему французскому королю).

Император Александр Павлович благоволил к другу своего покойного отца. Сначала он поставил Куракина во главе Коллегии иностранных дел, затем назначил канцлером Капитула императорских орденов, пожаловав ему при этом орден Святого Владимира 1-й степени. При создании Государственного совета князь Александр Борисович был назначен его членом и постоянно сохранял свое место среди первых сановников государства.

В 1806 году государь отправил Куракина в Вену в ранге посла, где князю, помимо всего прочего, пришлось заниматься подбором жениха для царской сестры – великой княжны Екатерины Павловны. Суженого в Вене так и не нашли. Женихом изъявил желание стать Наполеон Бонапарт, но Екатерина Павловна заявила, что скорее выйдет замуж «за последнего русского истопника, чем за этого корсиканца».

В 1808 году Куракин переводится послом в Париж. Здесь 1 июля 1810 года на празднике, данном австрийским послом князем Шварценбергом по случаю бракосочетания Наполеона с эрцгерцогиней Марией-Луизой, с ним произошло несчастье. В самый разгар торжеств возник пожар. Все бросились к дверям. Князь галантно пропускал дам вперед. Обезумевшая толпа повалила его на пол. Обгоревшего и затоптанного князя вынес из помещения доктор Кфеф с помощью французских офицеров. Тлевшее платье Куракина стали тушить водой из лужи. В то же самое время некие темные личности срезали с его мундира, шитого золотом, бриллиантовые пуговицы, коих было похищено на 70 тысяч франков. Князь сильно обгорел, у него совсем не осталось волос на голове. До самой смерти он так и не смог совершенно поправиться, часто болел. Впрочем, могло быть и хуже. Во время этого пожара погибло двадцать человек, в том числе и супруга австрийского посла.

Начиная с 1810 года Куракин регулярно информировал своего государя об угрозе войны с Францией. В одном из сообщений он писал: «…не может оставаться сомнения, что в мыслях Наполеона эта война окончательно решена». Александр Борисович рекомендовал заручиться поддержкой Австрии и Пруссии или добиться их нейтралитета, заключить мир с Турцией и Швецией и вступить в союз с Великобританией. В одном из писем к императору он предлагал в предстоящей войне избегать генерального сражения, используя тактику «малой войны», затруднять снабжение французской армии после ее вторжения в Россию. Впоследствии эту тактику применяли сначала Барклай де Толли, а затем Кутузов. Обязанности посла Куракин сложил с себя 27 апреля 1812 года после отъезда Наполеона к армии.

По возвращении в Петербург князь Александр Борисович по состоянию здоровья почти не занимался государственными делами, состоя тем не менее членом Государственного совета. Более того, он дважды «утруждал» государя прошениями о повышении в чине, а ведь выше его были только канцлер и фельдмаршал. Помимо ущерба здоровью, причиненного пожаром, князь страдал еще от подагры, которая «вошла в правую руку и заняла обе ноги».

Куракин купил особняк на Миллионной улице, где давал пышные пиры и блистательные балы. На балах разыгрывались лотереи в пользу светских красавиц. Лотерейные билеты были бесплатными, а призы дорогими. Частой гостьей на балах в доме Куракина была вдовствующая императрица Мария Федоровна, которая высоко ценила князя как одного из ближайших друзей своего покойного супруга. В свете Александра Борисовича называли «бриллиантовым князем» за его манеру одеваться. Он носил бархатный, шитый золотом кафтан. Одни только кружевные манжеты и жабо на нем стоили около тридцати тысяч рублей. Пуговицы на кафтане, камзоле и пряжки на кюлотах (панталоны до колен) были бриллиантовыми. Также бриллиантами были украшены перстни, шпага, орденские знаки и шляпа. Одеяние дополняли шелковые перчатки, чулки и башмаки с серебряными пряжками, украшенными стразами. До последних дней жизни «бриллиантовый князь» сохранил привычку ездить в вызолоченной восьмиоконной карете, запряженной цугом. Впереди кареты ехали двое верховых, прокладывавших дорогу, позади бежали два скорохода. На козлах сидел форейтор, а на запятках стояли два лакея и один скороход. Надо заметить, что в свое царствование Александр I ездил в экипаже с одной лошадью.

Известный мемуарист Вигель писал о нем: «Смолоду князь Куракин был очень красив и получил от природы крепкое, даже атлетическое сложение. Но роскошь и сладострастие размягчили телесную и душевную его энергию, а эпикуреизм его виден был во всех его движениях, и лучезарное тихонравие его долго пленяло и уважалось, но в новое царствование, с новыми идеями, оно дало повод сравнить его с павлином».

Впрочем, Александр Борисович имел доброе сердце. Часть его крепостных еще в начале XIX столетия получили свободу. В своем саратовском имении он устроил для крестьян богадельню, больницу и школу. В Москве на средства братьев Куракиных содержался странноприимный дом. Отличался князь и способностью быть благодарным за всякое благодеяние.

В 1817 году «Санкт-Петербургские ведомости» сообщили: «По случаю отъезда его сиятельства князя Александра Борисовича Куракина на целебные воды за границу отдается внаем на два и на три года собственный дом его, состоящий… в Большой Миллионной, со всеми находящимися в оном украшениями, как то: шелковыми в двух покоях обоями, с окнами, украшенными драпериями, зеркалами, люстрами, картинами, столовыми часами, с вызолочеными из красного дерева с бронзою и без бронзы всякого рода мебелями… с конюшнею на 22 стойла, сараями на 8 карет, с разными погребами и особым для виноградных вин…»

Вернуться в этот дом князю не довелось. Он скончался 25 июля 1818 года в немецком городке Веймаре. Его прах привезли в Петербург и похоронили в Павловске. Вдовствующая императрица Мария Федоровна повелела установить на могиле памятник с надписью: «Другу супруга моего». Неподалеку от могилы брат Алексей построил богадельню для инвалидов.

Князь Александр Борисович не был женат, и его состояние перешло к брату Алексею. В то же время, будучи человеком любвеобильным, князь имел от многочисленных связей около семидесяти побочных детей. От него ведут свое начало бароны Вревские, получившие фамилию по псковскому владению Куракина Врев, а баронский титул от австрийского императора.