Кастрат Петра великого
ИСТОРИЯ ЛЮБВИ
«Секретные материалы 20 века» №12(528), 2019
Кастрат Петра великого
Наталья Дементьева
журналист
Санкт-Петербург
19349
Кастрат Петра великого
Концерт Филиппо Балатри играет на цимбале

«Плюньте мне в лицо, если я сказал хоть слово неправды!» – писал в биографической книге «Плоды мира» итальянский певец Филиппо Балатри. Подражая герою моего рассказа, я без ложной скромности скажу так: «Плюньте мне в лицо, если хоть кто-нибудь в России сможет рассказать о Филиппо Балатри больше, чем я!» Сверхсекретные материалы, извлеченные из бездонных книжных глубин, поведают о невероятных приключениях итальянца в России...

Петр и его коллекция людей

С раннего детства Петра окружали придворные карлики, ставшие его живыми игрушками. Интерес к необычным людям у царя остался на всю жизнь. Он стал страстным коллекционером, обожал всевозможные редкости и приобрел множество необычных вещей, ставших экспонатами Кунсткамеры, первого в России общедоступного музея. Кроме неодушевленных предметов в музее были и живые диковинки: ребенок с тремя ногами, мальчик, у которого глаза находились под носом, и карлик Фома ростом 126 сантиметров. На его руках и ногах росло всего по два пальца, похожих на клешни рака. Петр не видел различия между человеком с редкой физической аномалией и каким-нибудь камнем необычной расцветки. Живых «монстров», как и другие редкости, показывали посетителям музея.

В 1718 году Петр привез из Франции великана Николя Буржуа. Рост Петра был 204 сантиметра, а Буржуа – 227 сантиметров! Великан Буржуа стал выездным лакеем, то есть стоял на запятках царской кареты. В холодной России французский великан запил и умер от апоплексического удара.

Придворные стремились угодить царю и пополнить его коллекцию необычными экспонатами. Князю Петру Алексеевичу Голицыну повезло. В 1698 году он находился в Италии и гостил у великого герцога Тосканского Козимо III Медичи. Герцог мечтал через русские территории проникнуть в Китай и напрямую закупать китайские товары, а для этого надо было наладить дружеские отношения с царем Петром. Летом 1698 года итальянцы с нетерпением ожидали прибытия русского государя в Венецию, которая была последним пунктом путешествия Петра по европейским странам. Царь провел за границей полтора года, чтобы «в Европу прорубить окно». Глядя в прорубленное окошко, Петр понял, что под его мудрым руководством Россия должна догнать и перегнать Европу, а европейцы, в свою очередь, посмотрели на русского царя и были немало удивлены его странным поведением. О работе Петра плотником на голландских верфях всем известно. Для нашего рассказа интереснее, что во время пребывания в Англии, царь «призывал к себе женщину-великана, четырех аршин ростом, и под ее горизонтально вытянутую руку прошел, не нагибаясь».

Герцог Козимо III Медичи размышлял, как ему завоевать расположение во всех смыслах высокого гостя. Конечно, лучше всего сделать подарок, но какой? На помощь герцогу пришел князь Петр Голицын. Князь приметил интересного паренька, певца-кастрата Филиппо Балатри. Семнадцатилетний юноша пел так громко и звонко, что в ушах звенело. Для Петра певец будет прекрасной забавой: кастратов в царской коллекции еще не было. Герцог Козимо III Медичи немедленно расторг договор с придворным певцом Филиппо Балатри, а князь Голицын, наобещав парню золотые горы, подписал «долгосрочный контракт с вышеназванным певцом для поездки в Московию».

Теперь пора рассказать о жизни Филиппо Балатри до того, как он стал презентом для русского царя.

Резать! Резать! Резать!

«Я, Филиппо Балатри, гражданин Пизы, виртуоз великого герцога Тосканского Козимо III Медичи, родился 21 февраля 1682 года, римско-католической веры, прекрасно крещенный, причащенный и даже кастрированный.

В детстве, рассказ о котором я предпочел бы обойти мрачным молчанием, было установлено, что мой голос был драгоценным металлом, гибкость пассажей великолепна и вся манера пения от природы приятна. На основании сих критических суждений друзья моего батюшки и, в особенности, мой учитель синьор Маэстро посоветовали:

– Резать! Резать!
– Резать! – наперебой закаркали святые отцы ордена Святого Стефана, что повлекло за собой решение моего батюшки и его приказ:
– Резать!

И вот я был послан в Лукку к хирургу Аккорабмони, продержавшему меня в своем доме два месяца, дабы я подвергся там наиприятнейшему времяпрепровождению, которое было настолько восхитительно, что стал я кастратом. И теперь я уже наверняка не услышу того сладкого словечка, которое иначе смог бы услышать в один прекрасный день, мне никто не скажет:
– Папа!»

Если вы думаете, что отец Филиппо Балатри был каким-то чудовищем, поскольку согласился кастрировать своего сына, то ошибаетесь. В XVIII веке, в эпоху безумного увлечения хоровым пением и оперой, более четырех тысяч итальянских мальчиков подвергались кастрации, чтобы остановить возрастную мутацию голоса. Секрет сохранения детского голоса в мужском теле был известен с древних времен. Если мальчика оскопить в возрасте 7–10 лет, то его голос не «ломается», а остается высоким, полудетским-полуженским. Родители певцов-кастратов считали, что поступают правильно, что дают сыновьям верный кусок хлеба на всю жизнь. Если талант был так себе, средненький, то всегда можно было пристроиться в церковный хор. 

Лишь немногие кастраты обладали голосами уникальными, божественными: «Представьте себе голос, в котором сочетаются сладость флейты и живая мягкость человеческого горла, голос, который льется и льется, светло и непринужденно, подобно голосу жаворонка, порхающего в небе. Одним словом, голос, от одного звука которого душа воспаряет в бесконечность». Певцы-кастраты с такими бесподобными голосами, становились кумирами оперной публики. Они получали обожание зрителей и огромные гонорары.

Филиппо Балатри, ставший в юном возрасте придворным певцом тосканского герцога, несомненно, был талантлив, иначе он не получил бы это место. Новым взлетом его карьеры стал двухгодичный контракт при дворе русского царя. Балатри не отличался скромностью и любил саморекламу. Он писал: «Петр, великий царь, повелевавший Скифией, хотел оплодотворить Московию науками и изящными искусствами и искал людей, хорошо разбиравшихся в подобных вещах. Я был именно таким человеком». Радостное ожидание приезда русского царя закончилось грустным известием о начале стрелецкого бунта. Петр не поехал в Венецию, он срочно возвратился в Москву.

В ноябре 1698 года князь Голицын и Филиппо Балатри покинули Италию и направились в Московию. Перед отъездом герцог Козимо III Медичи имел тайную беседу с певцом. Герцог строго наказал Балатри делать подробные заметки о нравах народа, об устройстве войска, а главное, о характере и привычках царя Петра. Таким образом, Балатри оправился в Москву не только как певец, но как землепроходец и немножечко шпион.

Филиппушка

Дорога была очень дальней. Князь и певец добирались до Москвы четыре месяца. Считается, что князь Петр Голицын был первым русским человеком, свободно владевшим итальянским языком. Это пошло на пользу Балатри. С помощью князя он научился немного говорить по-русски. 

В Москве Балатри поселился в доме князя Голицына и сразу полюбился всем домочадцам. Характер у Филиппо был легкий. Он на все смотрел с юмором: «Есть итальянская пословица: кто рождается сумасшедшим, тот никогда не исцелится. Мне нравится всегда быть в хорошем настроении, и я буду смеяться до самой смерти».

После первой встречи с царем Балатри занес в свою записную книжку описание его внешности: «Царь Петр Алексеевич высокого роста, скорее худощавый, чем полный, волосы у него густые, короткие, темно-каштанового цвета, глаза большие, черные, с длинными ресницами, рот хорошей формы. Выражение лица прекрасное, с первого взгляда внушающее уважение. При его большом росте ноги очень тонки, голова его часто конвульсивно дергалась вправо».

Поющий, болтающий и всегда улыбающийся чудо-юноша соответствовал петровскому интересу к необычным людям. Кастрация меняла не только голос мальчика, но и его тело, манеру двигаться и говорить. Портрета Балатри в молодости не сохранилось, но в мемуарах Джакомо Казановы есть описание певца-кастрата: «Благодаря отлично сшитому корсету талия у него была, как у нимфы. Самое удивительное, груди его по форме и по красоте не уступали женским. Достаточно было из любопытства бросить взгляд на его бюст, и вы уже не могли устоять против невообразимого очарования, и, еще не поняв этого, вы были безумно влюблены. Его походка была величественной и в то же время развратной; а нежный и скромный взгляд его черных глаз рождал восторг в сердце».

Царские милости посыпались на кудрявую голову итальянца. Петр стал ласково именовать певца Филиппушкой. Более того, по словам Балатри, «этот монарх был очень добр и снизошел до того, что назвал меня сыном». Как только придворные заметили расположение царя к иностранцу, они начали заискивать перед ним, осыпать подарками, умилялись его шалостям и позволяли подшучивать над собой. Только сын Петра, царевич Алексей смотрел на Балатри с неприязнью. «К счастью, царь не спросил меня, что я думаю о царевиче, потому что в ответ он услышал бы, что я увидел в нем не живого человека, а ходячую статую».

Балатри получил почетный чин спальника. Спальники – нечто среднее между лакеями и охранниками: они дежурили в комнате государя, помогали ему одеваться и сопровождали во время поездок. Эта придворная должность доставалась только отпрыскам богатых и знаменитых боярских семей. Родовитые спальники постоянно ссорились с иностранцем. Иногда словесные перепалки доходили до драки. Однако карьерный рост не интересовал Балатри. Он хотел петь: «В настоящее время я спальник Его Величества царя Петра, а также певец придворный, салонный, камерный, певец всех комнат и комнатенок, лестничный, кухонный и чердачный». Филиппушка грустил, что не может блеснуть талантом перед почтенной публикой. На Руси еще не было оперного театра. Первое оперное представление состоится в Петербурге через 36 лет.

Надо сказать, Петр был не чужд музыке. Царь неоднократно «сам изволил на клиросе с певчими певать, ибо Его Величество до греческого напеву великую охоту имел, а голос содержал теноровый». На многочисленных праздниках и вечеринках Петр любил подпевать собутыльникам, предпочитая распевное русское пение. Музыкальные выкрутасы, которыми славилось пение кастратов, Петр не любил. Филиппушка освоил русский репертуар, чтобы угодить благодетелю. Хитом сезона стала народная песня «Сорока-белобока кашу варила».

Любовь кастрата

Балатри пользовался в Москве полной свободой и бывал в места, недоступных для других иностранцев. Одной из таких запретных территорий была женская половина дома. Певца удивил затворнический образ жизни, который вели русские женщины. Жена князя Голицына Дарья Лукинична жалела молодого парня, оказавшегося далеко от родного дома. Она относилась к Филиппушке с материнской заботой. Балатри подолгу засиживался на женской половине, где он беседовал с Дарьей Лукиничной. Филиппушка рассказывал, как свободно живут женщины в Италии, что сарафанов там никто не носит, а в моде французские платья с большим декольте. Дарья Лукинична сокрушалась:

– Неужели на старости лет я должна ходить по Москве с непокрытой головой, плечами и грудью, демонстрируя каждому мужику то, что я и мужу в полной мере не показываю?

Дарье Лукиничне был всего тридцать один год, но по меркам того времени она считалась старухой. Балатри убеждал княгиню, что она женщина в расцвете сил, но княгиня осталась при своем мнении.

Балатри был гостем на брачных пирах и на похоронах, мылся в русской бане и наблюдал за казнью на Лобном месте. Отношение итальянца к московитам представляет собой смесь презрения к «варварскому и примитивному народу» с восхищением религиозностью, незлобивостью, терпением, с которым люди переносили тяготы жизни. Москвичи иностранцев тоже не жаловали, называя всех без разбору басурманами. Балатри поразила скудость обстановки в большинстве московских домов. Он удивлялся, как можно жить без ковров, тканей, хорошей мебели, часов и музыкальных инструментов.

Балатри считал, что русские напрасно держатся за отжившие традиции. Он был уверен, что, как только жители Руси познакомятся с европейскими ценностями, они тут же откажутся от замшелых обычаев. В этом Балатри был полностью солидарен с Петром, который однажды сказал певцу: «Я не для того заставил их снять московские одежды, чтобы увидеть чучел, разряженных по французской моде, но чтобы освободить их от старых и никому не нужных привычек, которые смешны и мне противны. Я езжу по другим странам не для того чтобы знакомиться с их религией и обрядами, а для того, чтобы найти то, что из книг не вычитаешь. Для души я у них ничего не прошу, а для жизни политической и общественной нахожу у них то, что мне нужно».

Балатри видел, что русские сопротивляются петровским реформам: «Воюя с другими народами за пределами своей страны с помощью армии, он одновременно ведет войну со своим народом с помощью интеллекта». Балатри не написал, что кроме интеллекта Петр широко употреблял кнут. 

Петр, любивший редкие экземпляры человеческой породы, сам был полон противоречий. Филиппо не переставал удивляться странностям петровского характера. Однажды певец присутствовал при наказании преступника. Петр впал в бешенство и требовал от палача бить так, чтобы кровь лилась ручьем. Балатри дважды ездил с царем в Воронеж, где на воды спускали новый корабль. Петр наблюдал за работами и увидел, как один из плотников сильно поранился. Царь не мог смотреть на кровавую рану, отвернулся и закрыл глаза руками. 

Петр отдыхал от государственных дел в Немецкой слободе, которая была уменьшенной копией европейского мира. Иностранцы одевались по последней французской моде, устраивали танцы, пили вино и вкусно ели. Одной из лучших кулинарок была любовница царя Анна Монс. Беленькая, пухленькая немка в отличие от русских женщин смело демонстрировала то, чем наградила ее природа.

В Немецкой слободе Петр нашел занятие заскучавшему Балатри, он повелел научить Анну пению. Занятия проходили без видимого успеха: у Анны Монс не было голоса. Близкое общение молодых людей дало другой удивительный результат: Балатри влюбился в Анну. Возможно, любовница Петра не знала, что Филиппушка кастрат, а певец смотрел на увлечение с привычной иронией: «Женщина будет любить тебя недолго, а потом ненавидеть вечно».

Князь Голицын понимал, что над Балатри нависла смертельная угроза. С изменниками Петр разбирался быстро и не смотрел на звание и национальность. Весной 1700 года Голицыну предстояла дипломатическая поездка к калмыцкому хану Аюку в астраханские степи. Князь уговорил Петра отпустить с собой Балатри. Видимо, певец уже наскучил царю, и он согласился. Балатри совершенно не понимал, куда и зачем он едет. После тяжелого путешествия он так обозначил свое местоположение: «Где-то в степи».

Где-то в астраханской степи

Хан Аюка приехал в лагерь русского посла в сопровождении шести министров. Перед обедом князь Голицын решил порадовать хана пением кастрата. Филиппо исполнил небольшую арию, хан был потрясен: «Я закончил петь. Язык вывалился у хана изо рта и чуть не дотянулся до уха. Хан прижал обе руки на грудь, а потом высунул голые ноги из-под халата, словно собрался купаться, но хлопать стал по коленям своих министров. Хан пригласил Балатри сесть около себя и через переводчика с ним беседовал. «Сперва он спросил меня, мужчина или женщина и откуда прибыл. И от матерей ли родятся люди с таким голосом или падают с неба? Я же, смущенный, отвечал:

– Если назовусь мужчиной – солгу, если назовусь женщиной – солгу сильнее, а назваться обоими – стыдно. 
Краснея, я сказал:
– Я – нейтральный».

Хан задал еще один очень неприятный вопрос. Он спросил, может ли женщина петь таким сладким голосом. Балатри ответил, что может и для этого ничего не надо менять в ее теле. Хан не мог понять, зачем же уродуют мужчин, пусть бабы поют! Аюка-хан был очарован прелестным юношей и оказал ему высокую честь. Хан прожевал кусок мяса, вынул его изо рта и протянул Балатри. Итальянец был близок к обмороку, когда переводчик объяснил, что если он откажется от обслюнявленного кусочка, то это будет смертельная обида. Сообразительность помогла Филиппо. Он сказал хану, что мясо вредно для голоса и он его никогда не ест. На роскошном пиру Балатри наслаждался только отварным рисом. После ужина хан положил на голову Филиппо руку и сказал Голицыну, что он дает за юношу шесть лошадей. Князь ответил, что чудо-юноша принадлежит русскому царю и не продается. На прощание Аюка подарил певцу породистого коня и 80 локтей золотой ткани. Филиппо пришел к выводу, что калмыцкий хан – человек не очень умный, но «это происходит из-за отсутствия образования, родись он в цивилизованной стране при прочих равных условиях, в нем было бы меньше животного, чем в нас с вами».

Рукописи не горят... но их не читают

Петр не продлил контракт с Филиппушкой. В 1701 году Балатри выехал из России на встречу новым приключениям. Его карьера сложилась удачно. Балатри гастролировал в Англии, Франции, Германии и надолго задержался в качестве придворного певца при баварском дворе. В 1752 году в Мюнхене на основе своих путевых заметок Балатри начал писать историю своих похождений. Труд получился монументальный – пять тысяч рукописных страниц, и это не одна, а несколько книг. Книга Балатри «Плоды мира» издана на итальянском языке, но русского перевода нет. Увесистый манускрипт «Жизнь и приключения Балатри» состоит из девяти томов. Шесть томов посвящено жизни Балатри в Московии и его встречам с Петром. Четвертый том рассказывает о романе Филиппо и Анны Монс.

Рукопись долгие годы переходила из рук в руки, несколько раз продавалась на аукционах, терялась и вновь находилась. В конце концов она оказалась в коллекции русского гидролога Олоцкого, проживавшего в Праге. В 1962 году труд Балатри был подарен правительством Чехословакии Библиотеке имени Ленина в честь ее столетнего юбилея. Рукопись была принята с благодарностью, положена на полку и предана забвению «по причине очень большого объема, к тому же среди историков не распространен итальянский язык». Ученых, знающих итальянский язык, не нашлось до сих пор. Конечно, намного проще переписывать из одного исторического труда в другой затертые до дыр цитаты. Зачем нам новые сведения? Нам и так хорошо...

Осталось сказать, что, закончив певческую карьеру, в 1739 году Филиппо Балатри постригся в монахи. Он не зря говорил, что будет смеяться даже на пороге смерти. В 1756 году в завещании Балатри написал: «Прошу не обмывать мой труп, как это положено, не только потому, что мне это представляется неприличным, но и потому, что я не хочу, чтобы кто-либо разглядывая меня с целью разобраться, как устроены певцы-кастраты».


27 мая 2019


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847