Пропагандистская машина современной Украины сталкивается с необходимостью решать сложные задачи. С одной стороны, она радует мировое сообщество информацией об открытиях древних и современных укров. Порой складывается впечатление, что цивилизация просто обязана возместить нынешним властям «незалежной» расходы по приобретению материальных и культурных ценностей. С другой — необходимо соблюдать толерантность, без которой Украине не предоставят безвизовый режим со странами Шенгена и не дадут почетного права принять беженцев с Ближнего Востока. Вот и приходится поднимать на щит не только таких «великих» государственных деятелей, как Степан Бандера и Роман Шухевич, но и других исторических персонажей, просто родившихся на территории нынешней страны. Даже в те времена, когда о «незалежной» Украине никто и слыхом не слыхивал, а сами украинцы именовались в Российской империи малороссами, а в Австро-Венгерской — галичанами.

ИСЛАМСКИЙ ЦЕНТР ИМЕНИ ВНУКА РАВВИНА

В июне прошлого года во Львове состоялось торжественное открытие первого в этом старинном городе Исламского культурного центра. Власти современной Украины проявляют неусыпную заботу о том, чтобы в их стране мусульмане имели возможность сказать «дякую» за проявление толерантности. Ну а главное, чтобы толерантная Европа, не говоря уж о находящихся впереди планеты всей в плане толерантности США, это оценила.

Среди девяти исламских очагов культуры на Украине львовский уникален. Он носит имя местного уроженца Мухаммада Асада. «Когда мы планировали открытие центра, то сомнений, чьим именем его назвать, не возникало, — отметил в своей приветственной речи один из духовных мусульманских лидеров Украины шейх Саид Исмагилов. — Этот выдающийся человек хорошо известен во многих мусульманских и европейских странах, но в родном городе о нем мало кто знал. Мы подумали, что это несправедливо, и решили назвать Исламский культурный центр в большом европейском городе Львове именем Мухаммада Асада».

В начале ХХ века ислам не был распространен даже в больших европейских городах, включая Лемберг. Так назывался современный Львов во времена, когда он входил в Австро-Венгрию. Если там и были мусульмане, то о них мало кто знал. Зато хорошо знали адвоката Карла Вайса. Сын известного раввина из Черновиц избрал для себя светскую карьеру, первым в роду нарушив религиозные традиции. В июле 1900 года у него родился сын, которого назвали Леопольдом.

Мальчик был на редкость смышленым, и в еврейской иешиве ему прочили блистательную карьеру иудейского богослова. В 13 лет он настолько тонко разбирался в нюансах Торы, что самые влиятельные люди еврейской общины Лемберга утверждали: «Лео Вайс далеко пойдет!» В автобиографической книге «Дорога в Мекку» он так описывает свое львовское детство: «Город в ту пору был австрийским владением, и его улицы были одновременно величественными и тихими. Я любил их за особую ауру благородного самосознания».

Столь же поэтично описал герой нашего повествования и свои летние каникулы, которые он проводил в загородном доме деда. Напомним, уважаемого в Черновцах, также входивших в ту пору в состав Австро-Венгрии, раввина.

ЖУРНАЛИСТИКА ДО ДОБРА НЕ ДОВЕДЕТ

Перед талантливым юношей открывалось множество возможностей сделать как религиозную, так и светскую карьеру, но размеренную жизнь семьи Вайс перечеркнула Первая мировая война. После ее окончания Львов вошел в состав Польши, а преуспевающий австрийский адвокат еврейского происхождения отправился в столицу метрополии — Вену. Туда же уехал и Леопольд, поступивший на факультет истории искусств университета.

Юность нашего героя выпала на годы, когда золотая молодежь провозглашала: «Долой идеологию! Да здравствуют развлечения!» Вот и Лео Вайс проводил гораздо больше времени не в университетских аудиториях, а в венских кафе. Увлеченно спорил о зарождающемся методе психоанализа Зигмунда Фрейда, заводил многочисленные интрижки со сторонницами теории свободной любви. Она в те годы была чрезвычайно популярна.

Когда несостоявшемуся искусствоведу исполнилось двадцать, он решил круто изменить свою судьбу. Заявил родителям, что едет в Берлин и будет там работать журналистом. С собой взял только унаследованное от матери золотое кольцо и прощальную записку отца. Уже вполне комфортно обосновавшийся в Вене Карл Вайс напророчил сыну, что тот, как и каждый газетный репортер, закончит свои дни нищим в водосточной канаве.

Пророчество не сбылось. Долгие годы между Карлом Вайсом и его сыном существовала пропасть непонимания, но со временем отношения наладились. Известие о гибели отца и сестры в нацистском концлагере стало для Лео сильнейшим потрясением. Только это будет еще через два десятилетия, а в начале 20-х молодой уроженец Лемберга покоряет Берлин. С самого начала ему сопутствует удача. Через несколько недель после приезда в столицу Германии он познакомился с известным кинорежиссером Фридрихом Мурнау, которому сразу же приглянулся. Лео быстро сориентировался и в нюансах киноиндустрии и вскоре выполнял, как бы сейчас сказали, функции пиар-директора известного режиссера, а также множество мелких и крупных поручений. Словом, был мальчиком на побегушках.

Смириться с таким положением честолюбивый молодой человек не мог. При первой возможности расстался с достаточно высокооплачиваемой должностью в команде Мурнау и поступил на работу в одно из берлинских информагентств. Там его отнюдь не ждали с распростертыми объятиями. Репортерская карьера Вайса круто переменилась после того, как он перешел в одно из самых престижных немецких изданий, «Франкфуртер Цайтунг». Взяли его туда на должность дежурного репортера. Приходилось сидеть у телефона, принимать новости и ставить их в номер.

Как это часто бывает, судьбу репортера изменил случай. Друг Лео, работавший портье, сообщил, что в их отеле инкогнито остановилась Екатерина Пешкова, жена пролетарского писателя Максима Горького. Вместе с «буревестником революции» она колесила по Европе и собирала пожертвования для голодающих советской России. В Берлин Пешкова прибыла под большим секретом, и Лео уговорил своего друга показать жену уже известного в Европе писателя.

Мадам Пешкова поначалу не признавалась, кто она и с какой целью приехала в Берлин. Только репортер Вайс проявил настойчивость, и гостья из советской России согласилась на интервью за чашкой чая. Понимая, какая журналистская удача ему улыбнулась, Лео не стал дожидаться визирования интервью главным редактором, а просто вставил его в утренний выпуск газеты. Естественно, материал произвел фурор. Вайс получил серьезный нагоняй от начальства за самоуправство и… повышение по службе. Отныне он стал обозревателем одного из наиболее влиятельных немецких изданий.

ЯВЛЕНИЕ МУХАММАДА АСАДА

Сделав стремительную карьеру в Берлине, Лео Вайс разочаровался в европейской богеме. Ему не нравились ни демократы, ни коммунисты. В поисках идеалов обычно отправляются в путешествие. Журналист «Франкфуртер Цайтунг» не стал исключением. Весной 1922 года Лео получил письмо от своего дяди Дориана Фейгенбаума, одного из любимых студентов профессора медицины Зигмунда Фрейда. Увлеченный идеями сионизма, которые вслед за беднейшими слоями еврейского сообщества Австро-Венгрии увлекли и давно ассимилированную интеллигенцию, доктор Фейгенбаум перебрался в Иерусалим.

Даже в наши дни многим европейским интеллектуалам этот город кажется слишком восточным, а уж в 20-е годы прошлого века выходцы из Старого Света ощущали там настоящий культурный вакуум. Венский врач не был исключением. «Почему бы тебе не приехать и не побыть со мной несколько месяцев? — написал он в письме племяннику. — Оплачу обратный билет, и ты сможешь вернуться в Берлин, как только того пожелаешь. В Иерусалиме сможешь жить в восхитительном старом арабском доме. У меня тут огромное количество книг, и, когда устанешь осматривать необычные виды вокруг, сможешь предаваться чтению».

Кто бы устоял перед таким предложением? Вот и Лео Вайс отправился в Румынию, а оттуда морским путем — в Яффу. В Иерусалиме в доме у Яффских ворот его с нетерпением ждал дядя. Руководители «Франкфуртер Цайтунг» с нетерпением ждали репортажей своего специального корреспондента с Ближнего Востока. Такой статус они присвоили своему сотруднику, отправившемуся в Иерусалим.

Палестинские репортажи привлекли большое внимание и укрепили репутацию Вайса. В Германии они вышли отдельным изданием. В гостеприимном доме дяди Лео не задерживался надолго. Он совершил поездку в Иорданию, где познакомился с эмиром Абдаллой, затем посетил Сирию, где глубже узнал арабский быт. Хотя и сам Иерусалим очаровал берлинского репортера. Экзотика Святого города, в котором в ту пору еще достаточно мирно уживались представители трех главных мировых религий, увлекла любознательного молодого журналиста.

К удивлению дяди и его друзей, куда большее внимание, чем единоверцам-иудеям, Лео уделял арабам, к которым с первых дней пребывания в Иерусалиме почувствовал прилив симпатии. Репортер берлинского издания, встречаясь с одним из лидеров местных сионистов и будущим первым президентом государства Израиль Хаимом Вейцманом, не боялся выступать против декларации Бальфура, поддерживавшей создание еврейского национального очага в Палестине. Он протестовал против любых посягательств евреев на арабскую землю и исключал любую возможность сотрудничества двух общин в экономике и политике.

В Иерусалиме внук черновицкого раввина почувствовал себя большим арабом, чем сами арабы. Именно там он пришел к судьбоносному решению принять ислам. Произошло же это событие в Берлине, куда Лео Вайс был вызван руководством «Франкфуртер Цайтунг» по служебным делам. Перед этим в столице Германии он встретил художницу по имени Эльза, живо интересовавшуюся культурой и бытом Ближнего Востока. Она была на 15 лет старше и имела шестилетнего сына от предыдущего брака. Это не остановило молодого журналиста.

Обзаведясь семьей, Вайс твердо решился принять ислам. В ту пору мусульманская община Берлина была еще очень малочисленной, и процедура вылилась в чистую формальность. В доме своего друга-индуса, который, собственно, и возглавлял общину, Лео в присутствии двух свидетелей произнес: «Удостоверяю, что нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк Его».

Новообращенный мусульманин должен был выбрать для себя имя. Первым стало имя пророка, а второе в переводе с арабского означает «Лев». Будущий исламский богослов практически сохранил преемственность. Спустя несколько недель он обратил в ислам свою жену и пасынка. В январе 1927-го Мухаммад Асад, как и подобает правоверному мусульманину, решил совершить хадж в Мекку. В священный для мусульман город он отправился вместе с семьей.

В Аравийской пустыне новоявленного мусульманина поджидало большое несчастье. Отравившись непривычной для пусть и принявшей ислам, но все же европейской женщины едой, скоропостижно скончалась Эльза. Отправив пасынка в Германию, Асад решил остаться в Мекке и досконально изучить Коран. Чтобы добыть средства к существованию, он договорился о работе сразу на три немецкие газеты, куда отправлял обзоры положения дел на Ближнем Востоке.

ОТ СОВЕТНИКА КОРОЛЯ ДО ОСНОВАТЕЛЯ ПАКИСТАНА

Основным местом работы Мухаммада Асада в Мекке была библиотека Большой мечети, где собраны исламские раритеты. Однажды в тишине библиотечных залов уже практически неотличимый от местных жителей выходец из Европы познакомился с сыном тогдашнего правителя региона Хиджи ибн Сауда. Тот пригласил его во дворец, представил отцу, и после краткой беседы внук черновицкого раввина стал советником могущественного владыки из династии саудитов.

Казалось, о чем еще можно мечтать? Только честолюбивый Асад решил, что достоин большего. Открытое заявление о своих притязаниях означало бы нанесение прямого оскорбления владыке. Нравы в Саудовской Аравии тогда были весьма далеки от европейских и сейчас не слишком изменились. Рассчитывать на демократический суд с прением сторон и юридическую поддержку со стороны отца не приходилось. Леопольд Аравийский, как прозвали журналисты своего теперь уже бывшего коллегу по аналогии с английским разведчиком, возглавившим вооруженные бедуинские формирования, принял неожиданное, но вполне соответствующее его авантюрному характеру решение. Под покровом ночи он бежал из Мекки в Индию вместе с 15-летней женой Монирой, дочерью одного из местных шейхов.

Во время Второй мировой войны Асад вместе с женой и родившимся в этом браке сыном был заключен в британский концентрационный лагерь. Формально он оставался гражданином Третьего рейха, с которым Великобритания находилась в состоянии войны. Во всем лагере больше не было мусульман, но отношение британских военных к необычному заключенному было вполне лояльным. Чего не скажешь об отношении нацистов к отцу и сестре Леопольда Вайса, которые погибли в 1942 году. На Мухаммеда Асада известие о смерти близких произвело сильное впечатление. Он, по воспоминаниям его сына Талиля, во время ежедневных прогулок отказался от всякого общения и углубился в размышления.

После освобождения из лагеря Асад сыграл важную роль в создании Пакистана. Сбросив многовековое британское иго, Индия оказалась разделенной на два государства по религиозному признаку. Мирное сосуществование индуистов и мусульман в одной стране было невозможно. Основатель пакистанского государства Мухаммад Икбал пригласил Асада для написания конституции, посчитав, что высококультурный европеец откроет глаза на мировые ценности новому поколению мусульман.

Асад быстро выучил язык урду (он вообще обладал хорошими лингвистическими способностями и в совершенстве владел английским, немецким, французским, польским, ивритом, фарси, арабским, свободно изъяснялся еще на десятке наречий) и стал первым министром исламской реконструкции Пакистана. В его задачу входило создание светского государства для мусульман, проживавших на территории управляемой британцами Индии. При активном содействии министра с европейским менталитетом в появившемся на карте мира в 1947 году государстве стали выходить первые газеты на урду.

Выполнив возложенные на него функции по созданию конституции, Асад возглавил ближневосточный отдел пакистанского МИД, а в 1952 году стал полномочным представителем этой страны в ООН. В этой должности уроженцу Львова было тесно. Он мнил себя защитником интересов всего исламского мира. На одной из сессий Асад вступил в открытую конфронтацию с представителем Франции, обвинив его в недостаточном внимании к медицинскому обслуживанию граждан Марокко, в ту пору французской колонии. Франция, напомним, была и остается одним из пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН, но под напором аргументов пакистанского дипломата ее представитель вынужден был представить доказательства мер по улучшению медицинского обслуживания марокканцев.

Трибуну ООН сын черновицкого раввина активно использовал для критики сионизма и государства Израиль. Его сына Талиля как-то спросили, почему Мухаммад Асад горячо поддерживал создание мусульманского государства при разделении Индии и столь же активно не принимал идею еврейского государства в Палестине. «В этом нет противоречия, — пояснил Талиль. — Отец мечтал о Пакистане как мусульманском государстве, открытом для каждого, кто исповедует его идеологические принципы. Идею создания еврейского государства в Палестине он не принимал из-за того, что считал: эти земли принадлежат арабам».

ТРЕТИЙ БРАК КАК ПУТЬ К ПОЛИТИЧЕСКОМУ ЗАБВЕНИЮ

В Нью-Йорке Асад познакомился с американкой Полой Казимирской. Польская эмигрантка покорила сердце пакистанского дипломата. Он женился в третий раз, что не противоречит законам ислама. Свою вторую жену Маниру при этом отослал обратно в Саудовскую Аравию. Естественно, Пола приняла ислам и взяла имя Хамида. Собственно, без этого Мухаммад не смог бы взять ее в жены.

Этот поступок вызвал настоящий гнев пакистанских властей. Негоже высокопоставленному чиновнику, представляющему интересы исламской страны в ООН, связываться с американкой. Пусть и обращенной в ислам. Сам Асад не стал дожидаться кадровых решений правительства Пакистана и подал в отставку. Больше он никогда не возвращался в страну, для которой был одним из отцов-основателей. В 80-е годы прошлого столетия тогдашний пакистанский лидер генерал Зия-уль-Хак лично уговаривал Асада вернуться, предлагая пост в правительстве, но тот отказался даже приехать в Исламабад на переговоры.

Работая в Нью-Йорке, Асад написал книгу «Путь в Мекку», в которой не только описал свое путешествия по мусульманскому миру, но и обосновал переход в ислам. «Эта книга не о поисках веры, — подчеркивалось в предисловии. — Вера нашла меня без всяких усилий с моей стороны. Моя история — это история об открытии ислама европейцам и интеграции в мусульманское общество».

При этом Асад никогда не скрывал своего еврейского происхождения. Свою «измену» он обосновывал так: «До обращения в ислам я ни во что не верил. Сейчас верю в Бога». Всегда подчеркивая неприязнь к сионизму (в советские времена на его труды даже ссылалась коммунистическая пропаганда), Асад с уважением относился к иудаизму. Считал, что он весьма близок к исламу.

Сама интерпретация мусульманской веры в трактовке Асада была рассчитана на восприятие прежде всего европейцев. Он был ярым критиком экстремистских течений в исламе. Еще в 50-х годах ставший весьма популярным и в странах Востока, и в Европе богослов утверждал: «Ислам находится в состоянии культурного упадка».

Он словно предчувствовал возникновение таких страшных течений, как талибан, «Аль-Каида» и ИГИЛ. «Самая большая ошибка исламских экстремистов заключается в том, что они начинают с верховного наказания — худуда, — утверждал в одном из своих трудов Асад. — Это заключение исламского закона, а не его начало. Оно же кроется в правах людей. Ислам не может базироваться на наказании, которое не подтверждается правом».

Исламское государство, по его мнению, должно было строиться на принципах многопартийности. Любой тоталитарный режим Асад считал антиисламским и ссылался на демократические принципы, описанные в Коране. При написании конституции Пакистана именно он настоял на равных правах для мужчин и женщин. «Многие считают, что ислам требует закрывать лицо женщины паранджой, — писал Асад. — Это не так. Во времена пророка паранджа существовала только для женщин пророка. Нельзя делать вывод, что это касается всех мусульманок». Когда в начале 90-х Беназир Бхутто была избрана первой женщиной-премьером Пакистана, она подчеркнула большую заслугу Асада в своей карьере.

Далеко не во всех мусульманских странах труды Асада были приняты на ура. Лидеры некоторых арабских государств постоянно напоминали о его еврейском происхождении, которое якобы повлияло на интерпретацию Корана. Перевод на европейские языки священной для мусульман книги, выполненный Леопольдом Аравийским еще в 30-е годы, до сих пор запрещен в Саудовской Аравии.

В последние годы своей жизни Асад разочаровался во многих ценностях, которые исповедовал всю жизнь. В 1981 году он заявил, что вряд ли проникся бы симпатией к арабам, встретив их на девятом десятке своей жизни. После иранской революции обосновавшийся в Испании уроженец Львова и бывший представитель Пакистана в ООН провозгласил: «Аятолла Хомейни хуже шаха и не имеет никакого отношения к исламу». Досталось от Асада и королю Саудовской Аравии, который, по мнению его бывшего советника, оказался для своего народа ничуть не лучшим правителем, чем его британские предшественники. Безжалостной критике был подвергнут и президент Египта Гамаль Абдель Насер, которого Асад знал лично. При этом и критика сионизма продолжалась.

На склоне лет Асад был особенно обеспокоен ростом исламского фундаментализма. «Мусульмане были унижены на протяжении длительного времени и в ХХ веке пытаются представить себя отличными от представителей других вероисповеданий, — писал он в одной из своих статей. — Только они люди и не могут быть другими. Все проблемы заключаются не в недостатках ислама, а в нежелании самих мусульман жить в согласии с постулатами своего учения».

…В СССР, как уже отмечалось, про Асада иногда вспоминали в эпоху тотальной борьбы с сионизмом. На его работы ссылались как на авторитетный источник. Правда, до сих пор сложно сказать, насколько искренним в своем неприятии Израиля был внук черновицкого раввина. Асад прожил долгую жизнь. Он умер в 1992 году в Гранаде и похоронен на мусульманском кладбище фешенебельного испанского курорта Марбелья. Его именем названа одна из центральных площадей Вены, где в последние десятилетия образовалась довольно внушительная мусульманская община. В родном Львове, да и вообще на Украине о Леопольде Вайсе не вспоминали вплоть до того момента, когда пропагандистской машине «незалежной державы» пришлось решать новые сложные задачи.