В юности эту женщину знали под партийными кличками Дельта, Гуща, Цапля, Варвара Ивановна, а также самой известной — Абсолют. И хотя позже она была довольно известным большевистским деятелем, после смерти о ней быстро стали забывать, и еще до перестройки жители названной ее именем улицы в Санкт-Петербурге в ответ на вопрос, чье это имя, лишь пожимали плечами. Войдя в историю анонимно, она в конечном итоге не смогла надолго задержаться в памяти потомков. И теперь имя Елены Стасовой известно в основном только историкам, специализирующимся на советском периоде жизни России.

Как и многие революционеры начала ХХ века, Стасова происходила из уважаемой дворянской петербургской семьи, где детей растили в тепличных условиях и всячески баловали. Елена родилась в 1873 году в Санкт-Петербурге и была пятым по счету ребенком (у нее было два старших брата и две старшие сестры, а после нее в семье родился еще один мальчик). Все дети поначалу воспитывались и обучались дома, а в подростковом возрасте их отправляли учиться в гимназии. Во время домашнего обучения особое внимание уделялось иностранным языкам и другим гуманитарным дисциплинам. Что и не удивительно, поскольку глава этого семейства, Дмитрий Стасов, был известным в России адвокатом, его брат Владимир — не менее известным музыкальным и художественным критиком, сестра Надежда — общественной деятельницей, боровшейся за доступ женщин к образованию, а их отец Василий — выдающимся архитектором. Многому Дмитрий учил своих детей сам, а его брат и сестра помогали ему в этом, и в результате младшее поколение Стасовых, включая и Елену, прекрасно знало немецкий и французский языки и отлично разбиралось в музыке, литературе и истории. Одна из сестер Елены, Варвара, впоследствии стала известным литературным и музыкальным критиком, а сама Елена писала в автобиографии, что очень многим в выборе своего жизненного пути обязана именно отцу и дяде с тетей.

Однако семейство Стасовых выглядело дружным и увлеченным только науками и искусством лишь на первый взгляд. Вместе с любовью к отцу в детях Дмитрия Васильевича жило крайне пренебрежительное и даже презрительное отношение к матери. В той же автобиографии Елена написала, что у ее матери постоянно случались дикие истерики и нервные припадки и ей вместе с сестрами приходилось подолгу успокаивать ее, — и это были единственные слова, которых удостоилась давшая ей жизнь женщина. Создается впечатление, что мать Елены Стасовой не занималась детьми и не интересовалась их жизнью, погруженная в какие-то свои надуманные проблемы.

На самом же деле это было совершенно не так. В молодости Поликсена Стасова, до замужества носившая фамилию Кузнецова, была активным общественным деятелем и вместе с сестрой своего мужа Надеждой отстаивала право женщин на высшее образование, а кроме того, помогала найти работу малоимущим женщинам, оставшимся без кормильца. Именно она в 1863 году организовала Издательскую артель, выпускавшую книги и периодику, в которой работали женщины, не владеющие никакими ремеслами, но умеющие писать, переводить, вычитывать корректуру и заниматься другими делами, связанными с печатью. Таким женщинам в то время было сложнее всего найти работу, и многих из них артель в прямом смысле слова спасла от голодной смерти. И не только их самих — у большинства сотрудниц артели были маленькие дети или престарелые родители, которых им иначе нечем было кормить. Кроме того, Поликсена Степановна организовала в Петербурге приют для сирот, существовавший по большей части на ее собственные деньги.

Однако ее дочь Елена, когда писала автобиографию, обо всем этом «тактично умолчала». Для нее мать была просто истеричкой, которой постоянно требовалось вытирать слезы. Видимо, причина этого была в том, что Поликсена Стасова в конце жизни серьезно болела, и если порой и плакала, то это было связано не с истеричным характером, а с плохим самочувствием.

Что же касается отца Елены, то он привил своей дочери не только любовь к искусству и гуманитарным наукам, но и свои политические взгляды, которые у него были весьма своеобразными. Будучи адвокатом, он любил участвовать в политических судебных процессах, выбирая для защиты народовольцев, совершивших самые тяжкие преступления, и пытаясь добиться для них не просто смягчения приговора, а полного оправдания. В частности, он был защитником Дмитрия Каракозова, совершившего в 1866 году неудачное покушение на императора Александра II, а также других членов подпольных кружков, готовивших подобные покушения на разных высокопоставленных лиц. Стасов был из тех правозащитников, которых даже минимально не интересуют права жертв преступлений: он заботился только о том, чтобы избавить от наказания преступников.

Такое отношение к закону впитали и его дети, в первую очередь Елена. Девушка с юных лет уверилась в том, что арестовывают, сажают под стражу и отправляют в ссылку только «хороших» людей, которых толкнуло на преступление «жестокое общество» и «несправедливая власть». Именно так она стала относиться к революционерам начала ХХ века — и, конечно же, ей хотелось познакомиться с этими «замечательными людьми», а в идеале и стать одной из них.

Это желание исполнилось, когда она окончила гимназию и стала работать учителем истории и русского языка в одной из светских воскресных школ для женщин, которую создала и в которой раньше преподавала ее мать. Ученицы этой школы работали на текстильных и табачных фабриках, и Елена Стасова старалась не только рассказывать им то, что полагалось по учебной программе, но и просто общаться с ними, чтобы лучше узнать их жизнь. Так она познакомилась и с мужчинами-рабочими, иногда тоже приходившими в школу, и ее искренний интерес к жизни простых людей и желание помочь им привлекли к ней революционеров-подпольщиков, которые были среди учеников.

Как-то одна женщина предложила Стасовой спрятать у себя дома запрещенные книги и несколько экземпляров подпольной газеты. Елена с радостью согласилась и спросила, не может ли она сделать для подпольщиков что-нибудь еще. Женщина, которую звали Надеждой Константиновной Крупской, заверила молодую учительницу, что может, — и Елена Стасова стала одной из многочисленных помощниц революционеров, распространяла их газеты, листовки, литературу. Вскоре у нее дома был целый склад запрещенных изданий, и она уже не сама развозила их по конспиративным квартирам, а отправляла на эти опасные задания других людей, которых сама же втягивала в революционное движение, используя для этого свои педагогические способности. Ей удавалось найти нужный подход к каждому помощнику: любителям острых ощущений она давала возможность получить удовольствие от риска, в разговоре с совестливыми и добрыми людьми давила на жалость, убеждая, что они обязаны помогать «страдающему народу», романтичных особ завлекала таинственностью своей деятельности… Одной из попавшихся к ней на крючок революционерок была Александра Коллонтай, в будущем — посол СССР в Европе, и она была далеко не единственной жертвой Стасовой.

Семья Елены тоже оказалась втянутой в ее дела: все родные знали, что дома хранится запрещенная литература, и помогали ее прятать, а Дмитрий Стасов даже просил дочь рассказать ему о программах разных партий и объяснить, чем они отличаются друг от друга.

В те годы Елена и обзавелась всеми своими многочисленными партийными кличками. Самую известную ей придумала одна из ее соратниц Мария Эссен, заявившая, что у такой твердой, принципиальной и неуступчивой подпольщицы, как Стасова, обязательно должен быть соответствующий псевдоним. Елена спросила, какое же имя, по мнению Марии, ей лучше всего взять, и та в ответ заявила:

– Охотней всего я дала бы тебе кличку Категорический Императив, но это слишком длинно, так что давай возьмем Абсолют.

Стасовой это предложение понравилось, и с тех пор в течение многих лет, в том числе и после революции 1917 года, ее нередко называли не по имени и отчеству, не по фамилии, а только «товарищ Абсолют», чем она очень гордилась.

В 1904 году одна из помощниц Стасовой попалась полиции и выдала свою «покровительницу», но Елена успела узнать об этом и уехала из города. Следующие несколько лет она много ездила по стране, останавливаясь в разных городах и участвуя там в подпольной деятельности. Один раз она была арестована и умудрилась, сидя в тюрьме, вести переписку с другим заключенным революционером, занимавшим одну из соседних камер, — Николаем Бауманом. С этим человеком ее связывало не только общее дело, но и взаимная симпатия, однако отношения у них все-таки не сложились, а в 1905 году Баумана не стало — вскоре после выхода на свободу он был убит анархистами.

Позже Стасову выпустили под залог, после чего она снова ускользнула от полиции и еще некоторое время скрывалась сначала в Москве, потом в Петербурге, а затем и за границей: в Швейцарии, где занималась партийными делами под руководством лично Владимира Ленина, а позже в Финляндии. Потом она опять вернулась в Россию и некоторое время жила в Тифлисе. Там деятельностью очередного организованного ею кружка снова заинтересовалась полиция, но Стасова опять успела сбежать из города и приехала домой, в Петербург, где и была наконец арестована и вместе с несколькими другими революционерами отправлена в ссылку, в сибирское село Рыбинское.

Это было в 1913 году. Условия жизни на поселении оказались вполне комфортными: «жертвы кровавого царского режима» могли делать практически все, что угодно, — даже покидать село, и от них лишь требовалось раз в определенное время отмечаться в полицейском участке. Кроме того, им разрешалось даже время от времени ездить домой для встречи с родственниками, и Елена Стасова, узнав об этом, мгновенно вспомнила, что у нее есть мать, и стала добиваться, чтобы ей разрешили съездить в Петербург «для свидания с престарелыми родителями». Осенью 1916 года ей дали такое разрешение, и она снова оказалась в родном городе. О том, виделась ли она с «престарелыми родителями», Елена в своей биографии ничего не пишет — она упоминает только, что, прибыв в столицу, сразу же связалась со своими соратниками-подпольщиками и продолжила распространять газеты и листовки и вербовать новых членов партии. Ее хотели отправить обратно в ссылку, но зимой 1917 года Стасова простудилась и, преувеличив тяжесть своей болезни, добилась того, чтобы ей позволили остаться в Петербурге до выздоровления. В конце февраля ее все-таки арестовали и заперли в полицейском участке, но уже через несколько дней произошла Февральская революция — и она вышла на свободу.

Вскоре после этого Елена Дмитриевна стала секретарем центрального комитета партии большевиков — впоследствии эта должность стала называться «генеральный секретарь» и означать практически абсолютную власть, но тогда, в 20-е годы, это была именно рутинная секретарская работа. Стасова вела протоколы заседаний, составляла планы работы центрального комитета, оформляла всевозможные документы… и все чаще скучала, вспоминая свою полную опасностей и сильных ощущений подпольную деятельность.

На этой скучной должности Елена оставалась до 1927 года, когда ее назначили заместителем председателя исполкома МОПРа — Международной организации помощи революционерам. Эта организация занималась распространением гуманитарной помощи политическим заключенным в разных странах и считалась внепартийной, так как помогала не только коммунистам. Вскоре Стасову повысили до председателя исполкома МОПРа. Новое занятие увлекло товарища Абсолют гораздо больше: работать с людьми было не в пример интереснее, чем перебирать бумажки. По ее инициативе в Иваново был открыт специальный детский дом для детей иностранных революционеров, оставшихся сиротами. Первыми воспитанниками этого учреждения, получившего название «Интердом», были дети антифашистов из Германии и Италии. После начала гражданской войны в Испании в 1936 году к ним прибавились испанские сироты, а вскоре после этого случилась революция в Китае, и туда приехали китайские дети.

«Интердом» оказался единственным детищем Елены Стасовой, которое пережило свою создательницу и существует до сих пор. В наши дни это самый большой и самый знаменитый детский дом России.

Стасова оставалась начальником исполкома МОПРа до 1937 года, после чего была уволена оттуда за неосторожные высказывания о советских политических заключенных. Несмотря на то, что эта женщина всегда поддерживала политику КПСС, один раз она все же позволила себе критику в ее адрес. С детства привыкнув считать борцов с властью героями, а тех, кто сидит в тюрьме по политической статье, — несправедливо осужденными, она не смогла закрыть глаза на репрессии 1930-х годов, в ходе которых были расстреляны и отправлены в ссылку в том числе и почти все старые члены партии, ее соратники по подпольной деятельности начала века. И хотя прямо выступить против этого Елена Дмитриевна не решилась, прекрасно понимая, что этим она не только ничего не добьется, но и в лучшем случае отправится в ссылку следом за своими товарищами, она попыталась немного облегчить участь арестованных. Один из ее сотрудников, Павел Подляшук, много позже оставил воспоминания, в которых описал, как однажды Стасова устроила собрание всего исполкома и объявила, что они должны помогать не только зарубежным политзаключенным, но и своим, советским.

– Значит, так, — цитирует Подлящук ее слова на этом собрании. — Истинные революционеры томятся не только в буржуазных тюрьмах, но и в наших, советских. Мы обязаны им пособлять. Чтоб завтра же каждый из вас принес монеты и теплые вещи — кто сколь может. А уж привезти их по назначению берусь я сама.

Подчиненные Елены, услышав это, растерялись, совершенно не зная, как на это реагировать. Мысль о том, что им придется помогать «врагам народа», привела их в ужас, и задание начальницы выполнили лишь несколько человек. Остальные под разными предлогами уклонились от сбора денег и теплой одежды, начали откладывать это, тянуть время — и дождались того, что кто-то донес о решении Стасовой «на самый верх», Иосифу Сталину, после чего ее сняли с должности и назначили редактором журнала «Интернациональная литература».

Почему Елену Дмитриевну не арестовали или как минимум не лишили возможности работать на достаточно высокой должности и обладать определенной властью, теперь можно только догадываться. По одной из версий, Сталин посчитал, что эта деятельная и обладающая прекрасными организаторскими способностями женщина еще может ему пригодиться, по другой же, наоборот, он не воспринимал ее всерьез, считая слишком старой и неспособной повредить его власти.

В журнале Стасова проработала девять лет. Заниматься только литературной деятельностью ей было не слишком интересно, но вскоре Елена обнаружила, что литературу вполне можно совместить с политикой. Познакомившись с французскими писателями Роменом Ролланом и Анри Барбюсом, она стала организовывать вместе с ними антивоенные конгрессы в разных европейских странах. Впрочем, журнал, которым заведовала Стасова, тоже не был ею заброшен: он выходил на четырех языках — русском, французском, английском и немецком — и печатал произведения многих известных зарубежных авторов того времени. Именно благодаря ему советские читатели узнали Эрнеста Хемингуэя, Лиона Фейхтвангера, Томаса и Генриха Маннов, Андре Моруа и многих других.

В начале Великой Отечественной войны Елена Дмитриевна просила отправить ее на фронт, надеясь быть полезной благодаря знанию немецкого языка, но ей отказали, ссылаясь на ее преклонный возраст, и отправили ее в эвакуацию, из которой она, впрочем, уже в 1942 году вернулась в Москву и снова стала руководить журналом.

В 1946 году Елена вышла на пенсию, но не полностью отошла от партийных дел: она продолжала участвовать в съездах КПСС и различных партийных мероприятиях до глубокой старости. На одном из таких мероприятий, в 1948 году, она получила строгий выговор от самого генерального секретаря — за то, что в своем выступлении слишком мягко отозвалась о революционере Николае Бухарине, расстрелянном в 1938 году.

Еще позже, в 1957 году, Стасова начала вести себя довольно странно. Раньше она всегда твердо стояла на своем и никогда не отказывалась от своих взглядов, даже когда это было просто-напросто опасно — взять хотя бы ее попытку помочь «врагам народа» в конце 30-х. Но теперь несгибаемую революционерку словно подменили. Елена сначала выступила против так называемой «антипартийной группы», пытавшейся сместить Никиту Хрущева с поста генерального секретаря ЦК КПСС, стала подписывать многочисленные коллективные письма и статьи, осуждавшие их деятельность, однако сразу после освобождения Хрущева от должности мгновенно изменила свое мнение и принялась выступать в защиту этих политиков. Известно, что она даже попыталась встретиться с одним из членов этой группы, Вячеславом Молотовым, и убедить его в том, что на самом деле тоже была против Хрущева, но ее «не так поняли». Молотов, однако, отказался даже просто разговаривать со старой большевичкой.

Процесс над «антипартийной группой» стал, наверное, последним ярким событием в жизни Елены Дмитриевны. Несмотря на то, что она продолжала бывать на партийных съездах, а в 1960 году ей было присвоено звание Героя Социалистического Труда, в серьезной политической деятельности она уже не участвовала. Все больше времени пожилая женщина проводила в своей квартире, в доме, известном в народе как «Дом на набережной». Там проживало большинство партийных деятелей, но никого из старых друзей Стасовой к тому времени уже не было в живых, а с младшим поколением ей не удавалось найти общий язык, поэтому основную часть времени она проводила в одиночестве. Родственники Елены Дмитриевны тоже уже умерли, а свою семью она, занятая всю жизнь только работой, так и не завела.

Умерла Стасова в 1966 году, 31 декабря, не дожив одного дня до Нового, 1967 года и пережив всех революционеров, с которыми работала в начале века, и всех друзей. Ее тело было кремировано, а прах похоронен в Кремлевской стене на Красной площади.