Мария Григорьевна Исакова первой среди советских спортсменок стала чемпионкой мира. Не в конькобежном спорте, а вообще. Сегодня это даже трудно представить, но все великие победы спортсменов СССР на олимпиадах и чемпионатах мира случились уже после. Заслуженный мастер спорта, трехкратная абсолютная чемпионка мира, шестикратная абсолютная чемпионка СССР, 23-кратная чемпионка страны на отдельных дистанциях, 10-кратная рекордсменка мира, 22-кратная – СССР и почетный гражданин города Кирова, к концу 1990-х она перенесла инсульт и редко выходила из квартиры огромного, растянувшегося на целый квартал сталинского дома в самом центре Москвы, на Смоленской площади…

Увидеть ее на конькобежных дистанциях мне не довелось, а вот позднее, в 70–90-е годы, посчастливилось довольно часто общаться с ней в неофициальной обстановке и слышать ее удивительные воспоминания о своем детстве, о том времени, когда победы были большими.

Как-то, будучи в Москве, позвонил Марии Григорьевне справиться о здоровье, о самочувствии и сразу услышал: «Приезжай, буду очень рада. Я так соскучилась по вятским».

И вот лифт поднимает меня на четвертый этаж, и я иду по длинному-длинному, будто бесконечному коридору с множеством дверей по обеим сторонам. Мария Григорьевна, опираясь на палочку, уже встречает меня у старенькой, обшарпанной двери. И первое, что бросается мне в глаза в ее совсем «нечемпионской» квартире, с давно нуждающейся в ремонте мебелью, – огромный, едва ли не во всю стену, застекленный стеллаж с ее медалями и другими бесчисленными наградами, с маленькой скульптурой словно мчащейся по льду Марии Исаковой работы скульптора Янсон-Манизер.

Мы пьем кагор и разговариваем даже не о тех мгновениях побед, которые теперь, в общем-то, известны, не о том, что, быть может, лежит на поверхности, но о не менее важном и значимом в жизни. О той среде, из которой, можно считать, и произрастали эти победы...

– Иной раз закрою глаза – и вся жизнь моя передо мной. Я родилась в 1918 году, выросла в бедной семье, где особой культуре, быть может, и не учили, но учили уважать отца и мать, по-доброму относиться к людям. Учили любить труд. И горжусь, что хоть и из простой семьи, но родители препятствий мне не создавали. Папа, правда, однажды отшлепал меня за то, что я на легкоатлетических соревнованиях выступала в трусах: «Какая ты бессовестная, как можно в трусах: ведь ноги-то голые». Такие вот строгие понятия.

А взгляните на эту фотографию, – вот в каких шароварах я соревновалась. Нелегко было изменить привычку. Помню, транспарант с призывом к физкультурникам: «Не трусь, надень трусы». А еще... родительский дом на углу улиц, потом поднимаешься вверх, чуть влево уходишь, там школа была моя когда-то.

Действительно, можно многое забыть, но пору детства...

– О, что мы вытворяли. Представляешь, от деревянных тротуаров отрывали доску, но не полностью, а так, чтобы провисала и чтобы человек, ступив... Для нас видеть это – смех.

А ведь наказать нас надо было ремнем как следует. Всякое бывало.

Мой отец был кузнецом. Окончил в церковной школе четыре или даже всего два класса – уж не помню. Научился писать, читать. Но сам дошел до тонкостей своей профессии. Он по натуре вообще был замечательный человек. Как отец подковывал лошадей... очень бережно, и, я видела, старался, чтобы лошадям было хорошо.

А в то время опасно было кустарничать. Того и гляди, пришьют что-либо. Как мою маму арестовали за то, что испекла хлеб. Молоко не на что было купить, она пошла этот хлеб продавать и ей дали статью – «спекуляция». Вот она, оказывается, какая спекулянтка! Отсидела что-то около двух лет. А мы-то были маленькие. Отец, нас очень любивший, соберет, бывало: «Дети, дети, давайте вот сейчас попьем чайку». И своей лаской успокаивал нас. А когда тебя еще по голове погладят, так, кажется, вообще счастлива до потолка. Мы же, что ни говори, крещены были, приучены родителями ходить в церковь. От этого не откажешься. Это в сознании, в памяти. По-разному, конечно, складывалась жизнь. Но в нас не было косности, разболтанности. Возможно, это и помогало мне дойти до высот в спорте.

Ох, как ей хотелось кататься на коньках. Кататься вокруг новогодней елки на самом большом стадионе Вятки – «Динамо». Вход на любимый каток был платным, а денег в семье, как правило, остро не хватало. Тогда Маша на прикрученных к валенкам коньках, одолженных у подруг или соседей, протискивалась в дыру в заборе или перелезала через забор.

Спортивные занятия были для нее этакой сказкой. А по-настоящему полюбила спорт благодаря замечательному, беспредельно преданному физкультурному движению человеку – Валентине Степановне Выборновой.

– Ведь тогда, в школе, какая была спортивная база. Мы не имели простейших лыж...

И они ходили по дворам, пока не находили где-либо бочку. Ее тут же ломали и к этим досочкам приделывали самодельные крепления. Какие-никакие, но получались лыжи.

А занимались они самыми разными доступными им видами спорта. Занимались, конечно же, для себя, своего удовольствия и, разумеется, здоровья.

– Тогда у нас в Вятке было множество горок, больших и маленьких. И мы едва ли не больше всего любили кататься с них. Зачастую героически, на ногах. Из нас, мне кажется, горнолыжники вышли бы неплохие, – смеется она.

И все же больше всего ее тянуло на коньки. И однажды, как заметила Мария Григорьевна, на ее счастье, Валентина Степановна сказала ей: «Знаешь, Мария, ты, молодец. Но ты давай думай. Нужно, чтобы ты всерьез занималась, чтобы развивалась. Тебе надо освоить еще один вид спорта, хорошо бы – коньки». Но скажите, какие коньки, если лыж тогда у Марии не было. Помог брат. Сообща с отцом сделали в кузнице самодельные коньки. Как сделали? Из ножовочных полотен, приклепав их к футбольным бутсам. Когда же пришли к тренеру Николаю Ефимовичу Челышеву и тот положил коньки на весы, они потянули более чем на 5 килограммов.

– Это же какие ноги должны быть, чтобы просто передвигаться на них, а не то что бегать, – продолжала Мария Григорьевна. – Но это меня не оттолкнуло. Я вышла на лед, быстро втянулась в тренировки, всерьез увлеклась этим видом спорта.

На первых соревнованиях, в которых она участвовала и победила, на вопрос, какой бы приз хотела бы получить, бесхитростно ответила: «Калоши».

А вот что рассказывал замечательный конькобежец Иван Аниканов, приезжавший по приглашению властей Кирова с группой ведущих советских спортсменов на показательные соревнования:

«И вот настал долгожданный вечер соревнований. Два духовых оркестра поочередно сменяли друг друга. Настроение было отличное, как говорится, душа рвалась в бой.

Слышу, на старт вызывают очередную участницу. К линии, где с флажком застыл судья, подкатила стройная, невысокого роста, миловидная спортсменка, на вид совсем еще девчушка. Но по трибунам прокатились горячие аплодисменты.

Я понял, что это местная любимица.

Наблюдая за бегом девчушки (я даже не запомнил тогда ее фамилию), я был удивлен легкостью, красотой, а главное – стремительностью бега.

Когда спортсменка закончила бег, стадион дружно взревел, а затем, словно по команде, смолк. Наступила тишина. Многие имели секундомеры, но все ждали решающего слова судьи. И вот...

– Мария Исакова, город Киров, установила новый рекорд Советского Союза в беге на 500 метров, показав в забеге 50,4 секунды, – объявил судья.

Он хотел еще что-то добавить, но стадион зашумел, на этот раз надолго. К имениннице подбегали подруги, обнимали, целовали ее. Потом ей преподнесли огромный букет живых цветов.

– Я таких в жисть не видела, – смущенно сказала девчонка.

Я тоже подъехал поздравить юную рекордсменку, протянул ей руку. Она смутилась. Потом сказала: «Спасибо».

– За что же спасибо? Это тебе от всех нас большое спасибо, Маша. Ты сегодня преподнесла хороший подарок советскому спорту.

– Я еще постараюсь, – выдавила она с таким стоном, словно извинялась».

Восемнадцатилетняя конькобежка вскоре доказала, что не бросает слов на ветер. В течение недели она установила 5 всесоюзных рекордов, два из которых – на 500 и 5000 метров – превышали официальные мировые. Это была настоящая сенсация.

Так вроде бы просто начиналось ее восхождение к большим победам, к триумфу. В Кирове была организована первая в стране конькобежная секция. В 1937-м ее воспитанников пригласили в Москву.

– Вы даже представить себе не можете, что это означало для нас. Как мы тренировались, буквально валились с ног. Челышев даже запретил нам выходить на лед. Говорил, пока не поедите каши, не пущу. А где же ее взять-то? Но все-таки раздобыли. До сих пор во рту ощущаю вкус той каши с топленым маслом, ее божественный аромат. Никогда и нигде в жизни не ела вкуснее ее.

И вот Москва... Столица произвела на вятских девчонок неизгладимое впечатление. И конечно, незабываемы соревнования. Сам Буденный, будучи главным судьей, обходил строй спортсменов. Мария даже огорчилась, увидев, что он такого невысокого роста, а вовсе не богатырь, как ей представлялось.

Ну и удивился же Буденный, когда она там на всех дистанциях отличилась. Но особенно отличилась на первой – 500-метровке: ослепленная фотовспышкой, упала, а затем побежала... в обратную сторону.

Вот так все сразу ее заметили. Но именно тот сезон сыграл решающую роль в дальнейшей спортивной судьбе Исаковой. С той поры пошли у нее результаты: победы в других больших и малых соревнованиях, рекорды мира и страны.

– Поскольку в ту пору наша страна не состояла в международных федерациях, то и рекорды эти были только для нас. Мы их побивали раз за разом, для себя. Но это, быть может, в тот период становления отечественного конькобежного спорта было и неплохо.

И только у нее начала складываться личная жизнь, только она познала радость материнства, родила дочку Полину, затем еще дочь, как грянувшая война обрушила ее семейное счастье. Погиб на фронте муж, умерла младшая дочка...

Работала в ту лихую годину Мария медсестрой в госпитале, перевязывала, пыталась при помощи лечебной физкультуры поставить раненых на ноги. Зачастую приходилось выходить на работу с Полинкой на руках. Но наперекор всему она выдержала. Жаловаться на жизнь, на судьбу было не в ее характере, да и некому: всем трудно, всем тяжело.

– Несмотря на все испытания, жила в нас неистребимая вера в победу. Все те – и кто сражался на фронтах, и мы, находившиеся в тылу, копавшие противотанковые рвы, гасившие немецкие зажигалки на крышах, – не сомневались в ней. Иначе просто невозможно было выстоять, выдюжить. Знали, настанет такой день – и мы снова сможем выйти на старт.

И она, насколько хватало сил, тренировалась. А сил было немного.

В 1943-м, когда до залпов салюта было еще далеко, приказом из Москвы всех сильнейших конькобежцев вызвали на чемпионат СССР – чтобы доказать: жива в людях могучая сила духа. Вышла на старт и Мария. Легко сказать – вышла: едва держась на ногах, сгибаемая порывами ветра. И на какие-то доли секунды проиграла своей подруге Зое Холщевниковой.

– И быть может, для кого-то это и несерьезно, но, честно говоря, до сих пор досадно, что могла проиграть Зое.

Вот такая по-хорошему честолюбивая была Мария Исакова.

И есть в ее биографии эпизод, о котором сама Мария Григорьевна особо не рассказывает, будучи искренне уверенной, что это само собой разумеющееся, но он свидетельствует о ее прекрасных человеческих качествах, о порядочности и мужестве.

Корифей отечественного футбола Николай Петрович Старостин вспоминал:

– Я часто перебираю в памяти места, где побывал, и то, чем каждое из них в моей судьбе отозвалось.

В Кирове я пережил минуты, незабываемые до конца моих дней.

Наш этап только что прибыл в кировскую пересылку. И вот однажды открывается дверь и называют мою фамилию: «Старостин, на выход».

Шел и думал: что им надо от меня? Наверное, сейчас предложат устроиться в санчасть. Это первое, что мне предлагали, куда бы я ни приезжал, если среди врачей или начальства попадались болельщики.

Вхожу, – за столом сидит майор, начальник тюрьмы, а напротив – Мария Исакова, наша прославленная конькобежка. Откуда? Как? Почему?

От удивления не могу вымолвить ни слова.

А она, не обращая внимания на майора, бросается в объятия:

– Николай Петрович!

Начальник тюрьмы встает и молча выходит.

– Здравствуй, Маша, как ты меня нашла?

– Мне из Москвы позвонил Иван Аниканов, сказал, что вы здесь, просил навестить. С местным начальством я легко договорилась, я же здешняя знаменитость, да еще любимица динамовского руководства. Они же на меня не надышатся. У нас в Кирове конькобежные сборы, ребята тут вам передали, что успели собрать. Вот, возьмите.

Мария, отвернувшись, быстро подняла подол и достала из чулка мешочек с табаком и деньги – 500 рублей.

– Мария, что ты, не надо, при обыске все равно отнимут.

– Вас обыскивать не будут.

– Мария, девочка моя, я политический. Не надо было сюда приходить. Это для тебя опасно.

– Мы все знаем, Николай Петрович. Слава богу, что так обошлось. Я не уйду, пока вы это не возьмете.

Я был очень взволнован этим свиданием. Всегда считал спортсменов членами одной громадной семьи. Вне зависимости от конкуренции, от принадлежности к разным клубам. Всегда стремившимися помочь друг другу. Но то, что сделала Мария Исакова... Для меня этот ее поступок навсегда останется примером высочайшего проявления человеческой солидарности спортсменов.

Спустя годы Исакова говорила мне:

– Рисковала ли я? Наверняка. Хотя местные власти на меня действительно тогда не могли надышаться. Ну и решила воспользоваться своим авторитетом. К счастью, обыскивать не стали – доверяли.

В 1946-м советские конькобежки впервые приняли участие в международных соревнованиях в Норвегии. Готовясь к ним, Мария перестаралась. Накануне на тренировке перегрузила мышцы. Выступила ниже своих возможностей, заняв второе место. Но именно тогда почувствовала уверенность в своих силах, загорелась мечтой о больших победах на международном уровне.

А по возвращении выиграла чемпионат страны, и вскоре ей было присвоено звание заслуженного мастера спорта СССР.

И вот 1948 год. Год, когда советские спортсмены впервые приняли участие в чемпионате мира в финском городе Турку. Отношения между СССР и Финляндией были напряженными, и поэтому чемпионату мира в политическом плане придавалось особое значение.

Так все бы ничего, одно огорчало – советские спортсменки были плохо одеты. И вовсе не случайно именно Исакова стала героем сенсации.

– Летели в военном самолете. Взяв с собой валенки, надела в салоне и чувствовала себя вполне уютно. И пока летели от Ленинграда до Хельсинки, даже задремала. Когда приземлились и вышла в своих валенках, набежало много фотокорреспондентов, щелкают, шумят и почему-то камеры наводят не на лицо, а на ноги. Только сейчас догадалась, в чем тут дело, но уже не вернешь. Вечером принесла газеты, смотрю – восемь наших маленьких фотографий в кружках и большие, наверное сантиметров до десяти, валенки. И подпись крупным шрифтом: «Вот так русские бабы приехали соревноваться». Расстроилась, конечно. Но подумалось: может, даже и хорошо, что вы так считаете. Нет, не это самое главное.

Перед первым стартом на 500 метров судьба устроила ей еще одно испытание. Во время разминки на льду, минут за 20 до начала соревнований, Мария вдруг почувствовала хруст в коленном суставе и невыносимую боль. И прежде уже бывали подобные неприятные ощущения – сказывался застарелый мениск. Врачи все чаще говорили о необходимости операции – нагрузки сделали свое дело. Но теперь-то как выступать? Вот-вот забег. С перевязанным коленом, стараясь не хромать от пронзающей боли, вышла на лед.

Из-за сильного волнения не обошлось без фальстартов... И все же финишировала на 500-метровке с неплохим результатом. А вот на следующей дистанции – 3000 метров все наши конькобежки проиграли. Исаковой же выпало бежать с чемпионкой мира, да еще уроженкой города Турку, считавшейся дотоле непобедимой, Верне Леше.

Колено болело так, что до слез... Тугая повязка не помогала. Но тренеры буквально умоляли: «Мария, одна надежда на тебя. Выручай».

И огромной силой воли она заставила себя преодолеть острую боль. Стадион неистовствовал, поддерживая Леше. Но сквозь этот рев до нее донеслось: «Маша, впе-ред, Маша, впе-ред!» На каждом круге Мария выигрывала у финки: сначала секунду, затем еще полсекунды, потом, – десятые доли секунды... И опередила на 3,6 секунды!

На следующий день предстояла борьба еще на двух дистанциях. Мучительная боль, бессонная ночь. И не было надежды на чудо. Но она побеждает на километровке. И в заключительном забеге – на пять тысяч метров – жребий вновь свел ее с Леше. Бежали они ровно, по очереди выходя вперед или чуть отставая, – стерегли друг друга. И вот на одном из виражей Мария увидела, что у Леше развязался шнурок. Если он попадет под конек... Исакова бежала чуть сзади и, прибавив в скорости, догнала Леше, показав ей на шнурки. А финка, завязав на ходу шнурки, умчалась вперед. Этот рывок обошелся дорого Исаковой. У нее сбилось дыхание, был потерян ритм. И проиграла на финише. Но по сумме четырех дистанций стала сильнейшей в многоборье. Первой советской чемпионкой мира в конькобежном спорте! Потом была Норвегия, и Исакова на этот раз выиграла три дистанции, во второй раз доказав, что она сильнейшая в мире. Затем московский чемпионат, переполненные трибуны стадиона «Динамо» и – третья подряд большая победа Марии.

Это было воистину звездное время для нее.

Мы говорили с Марией Григорьевной о том, что в ее поколении была какая-то сила духа, которая помогала переносить тяготы и не сдаваться.

– А я и сейчас не сдаюсь, – улыбнулась она. – Может быть, не делаю той гимнастики, какую делала в свое время. А как встану, так говорю: ну-ну, вот твои венки висят, и давай-ка посадочку, конькобежную. Сама так поддерживаю себя. Знаете, это все не потому, что будто бы я какая-то там особенная. Возраст заставляет оглянуться, заставляет поправить свои седые волосы... И пережитое всегда настолько трогательно для меня. Да как же иначе. Уже будучи москвичкой, не раз приезжала домой на соревнования. И когда диктор объявлял: «Мария Исакова, Москва», – весь стадион не соглашался: «Нет, Киров, нет, Вятка». Все это даже не передать словами. И это меня вдохновляет.

Вспоминаю и радуюсь, если уж на то пошло, что я одна из первых получила орден Ленина. Как бы сейчас к нему ни относились, но страна оценила мой труд по достоинству.

Я была пионеркой, комсомолкой, 53 года пробыла в коммунистической партии. Со многим была не согласна, многое возмущало. Как бы то ни было, это часть моей жизни.

А на станции метро «Динамо» среди барельефов, на которых изображены чемпионы мира и Олимпийских игр, есть и барельеф Марии Григорьевны...

– И знаешь, иногда шучу: «Ой, пойду себе поклонюсь». Самое главное, что хотела бы сказать: нельзя забывать свои корни, свою родину.

Давно уже выросли дети. Полина окончила институт физкультуры, Андрей – от второго брака – МГИМО. И уже взрослые внуки: Дмитрий и Александр.

– Особая любовь моя – правнуки Машенька и Пашенька. Вот такая я дважды бабушка.

Вообще, она была оптимист по натуре. И не раз от нее слышал, что ей везло на людей.

– Чаще всего да, общалась с очень хорошими людьми, которые мне хотели сделать только добро. А это очень важно.

Что ж, три ее лавровых венка – целая эпоха, напоминающая о том времени, когда победы были действительно большими.

– Да, хотя венки уже выцвели, но в душе моей почти все те события остались, – продолжает она, – как будто это было вчера. Смотрю на них и понимаю: я что-то сделала для страны. На чемпионат мира же не просто приезжали, чтобы покрасоваться. Приезжали, чтобы постоять за честь своей страны. И в Норвегии, Финляндии любят коньки не меньше, чем у нас. И когда знаменитый норвежский конькобежец Оскар Матиссен преподнес мне коньки, это был такой подарок...

А жила Мария Григорьевна действительно очень скромно. Получала очень небольшую пенсию. Но ходатайствовать не хотела. И только уже гораздо позднее – в самом конце века – ей за выдающиеся заслуги назначили олимпийскую стипендию.

Исакова прожила долгую жизнь. И до самого конца сохраняла хорошую память и рассудок.

Российские телеканалы в 2011 году промолчали о смерти выдающейся конькобежки. На просьбу родственников похоронить ее на Ваганьковском кладбище был получен отказ. Они не настаивали, согласившись на крематорий. Среди конькобежцев, приглашенных на похороны, была и олимпийская чемпионка Светлана Журова, сообщившая мэру Москвы Сергею Собянину об отказе хоронить на Ваганьково. Мэр, набрав номер телефона руководства кладбища, объяснил, кто такая Исакова. А в день похорон прислал 92 розы, по числу прожитых лет.

Марию Исакову похоронили на Ваганьковском кладбище, далеко за колумбарием...