«Катынь». История фальсификации
КРИМИНАЛ
«Секретные материалы 20 века» №14(426), 2015
«Катынь». История фальсификации
Алексей Плотников
историк
Санкт-Петербург
5053
«Катынь». История фальсификации
Перешедшие в СССР солдаты Войска Польского беседуют с красноармецем

От редакции. «Катыньское дело», связанное с гибелью на территории СССР нескольких тысяч военнослужащих, является одной из самых трагичных страниц российско-польских отношений. Факт расправы органами НКВД над интернированными в 1939 году офицерами Войска Польского, представителями польской администрации и сотрудниками полицейских структур в свое время был официально признан Москвой, однако дискуссии об этом событии ведутся и сегодня. Причин тому две: общий не слишком теплый характер двустороннего диалога и наличие в «Катыньском деле» противоречий, ставящих под сомнение официальную версию. С изложением версии, которой придерживается ряд российских исследователей, «СМ» предложило высказаться профессиональному историку, причем мы надеемся, что польская сторона также присоединится к этой дискуссии.

Очередной политический «катыньский раунд» вполне естественно и предсказуемо стартовал в год 70-летия разгрома нацистской Германии.

Вполне естественно в том числе и потому, что Катынь является одним из наглядных примеров фальсификации истории Второй мировой войны и одновременно одним из главных политических мифов ХХ века.

С самого начала своего возникновения в 1943 году «Катыньское дело» справедливо получило название «геббельсовской провокации», что очень хорошо показывает отношение к ней современников, прекрасно понимавших смысл и значение одной из крупнейших «военно-политических» информационных кампаний.

Кампании, запущенной министром пропаганды Третьего рейха и «подхваченной» Польшей, в которой виновниками попеременно выступают немцы и русские — и никогда поляки, всегда позиционирующие себя невинными жертвами тоталитарных режимов и неизменно получающие здесь «безоговорочную» поддержку со стороны Соединенных Штатов и западноевропейских (а в последнее время и «новоевропейских» восточных) государств.

ФАКТЫ, ТОЛЬКО ФАКТЫ…

В связи с этим рассмотрим основные документально подтвержденные факты и свидетельства, которые противоречат агрессивно насаждаемой заинтересованными силами «единственно правильной» версии о расстреле поляков органами НКВД в 1940 году и которые невозможно игнорировать, если разбирать дело мало-мальски объективно, а не с заранее предопределенным «политически нужным» результатом.

До этого напомним: главное, на чем строится «польская версия» обвинения, — так называемая «тройка документов», неожиданно обнаруженная осенью 1992 года (проведенная ранее по поручению Михаила Горбачева генеральным прокурором СССР Трубиным проверка никаких результатов не дала). Главным из документов, в свою очередь, является записка Берии в политбюро ЦК ВКП(б) от марта 1940 года, в которой якобы предлагается расстрелять пленных поляков.

Слово «якобы» употреблено не случайно, поскольку содержание самой записки, так же как и двух других «доказательных» документов (выписки из решения политбюро ЦК от 5 марта 1940 года и записки председателя КГБ СССР Александра Шелепина на имя Никиты Хрущева 1959 года), изобилует огромным количеством смысловых и орфографических ошибок, ошибок в оформлении и нелепостей, недопустимых для документов подобного уровня. Сомнения в подлинности материалов вызывают и обстоятельства их «неожиданного» появления.

Итак, главные факты и свидетельства немецкого расстрела поляков в Катыни, включая прямые «вещественные доказательства», сводятся к следующему.

Первое. Найденные на месте расстрела гильзы немецкого производства калибра 6.35 и 7.65 мм (фирмы ГЕКО / GECO, а также RWS) свидетельствуют о том, что поляки убиты из немецких пистолетов, поскольку оружие таких калибров на вооружении Красной армии и войск НКВД не состояло. Попытки польской стороны доказать закупку в Германии специально для расстрела военнопленных поляков таких пистолетов являются несостоятельными, поскольку никаких документальных подтверждений тому не существует и не может существовать: расстрелы органами НКВД, естественно, проводились только из штатного оружия, каковым были наганы и (только у офицеров) ТТ, оба калибра 7,62 мм.

Второе. Руки у многих расстрелянных были связаны бумажным шпагатом, который в СССР не производился.

Третье. В архивах отсутствуют какие-либо документы о приведении приговора в исполнение (именно приговора, а не «решения политбюро ЦК ВКП(б)», которое принимало только политические решения).

При этом сохранилось подробное документированное описание процесса доставки военнопленных поляков в распоряжение УНКВД по Смоленской области. Данные документы были переданы польской стороне в начале 1990-х годов, причем факт их передачи является реальным подтверждением того, что скрывать здесь советское правительство ничего не собиралось. В противном случае, заметая все следы, безусловно, уничтожили бы и «этапные списки».

Четвертое. Найденные на многих трупах (и немцами в ходе эксгумации в феврале — мае 1943 года, и советской «Комиссией Бурденко» в 1944 году) удостоверения офицеров, паспорта и другие документы (квитанции, открытки и т. д.) определенно свидетельствуют о нашей непричастности к расстрелу. Дело в том, что НКВД никогда не оставил бы таких документальных улик (равно как и газет «именно весны» 1940 года, в большом количестве «найденных» немцами в могилах), что прямо предписывалось специальной инструкцией. К тому же если бы документы по каким-то причинам и оставили, то они обнаружились бы у всех расстрелянных, а не у «избранной» части (напомним: из 4123 эксгумированных немцами тел документы имелись только у 2730).

Немцы же в 1941 году оставить у расстрелянных документы вполне могли: им тогда бояться было нечего и некого. Фашисты считали, что пришли навсегда, и ранее (весной — летом 1940 года), совершенно не скрываясь, планомерно уничтожили несколько тысяч представителей польской элиты (в частности, в Пальмирском лесу под Варшавой — Пальмирский расстрел).

Пятое. Наличие архивных документов (включая в настоящее время засекреченные), ясно свидетельствующих о передаче дел на польских военнопленных на рассмотрение Особого совещания (ОСО) при НКВД СССР, которое не имело права осуждать на высшую меру — расстрел, а могло осуждать только на срок от 3 до 8 (максимум) лет лагерей. Именно на такие сроки и были осуждены поляки, трудившиеся под Смоленском на строительных работах вплоть до начала Великой Отечественной войны.

Шестое. Подтвержденные многочисленными свидетельскими показаниями (и нашими, и польскими) свидетельства о присутствии пленных польских офицеров под Смоленском во второй половине 1940-го и 1941 году.

Седьмое. По мнению судмедэкспертов (и наших, и зарубежных, включая польских), состояние тел расстрелянных определенно свидетельствовало о том, что к моменту немецкой эксгумации (февраль — май 1943 года) они могли находиться в земле не более полутора лет, что как раз и совпадает со временем расстрела поляков, определенным «Комиссией Бурденко» (в пользу такой даты, в частности, свидетельствует заключение чехословацкого профессора судебной медицины Гаека).

Восьмое. Отсутствие реальной технической возможности «незаметно» расстрелять несколько тысяч человек в 1940 году. Урочище Козьи горы, расположенное недалеко от железнодорожной станции Гнездово, до начала войны было открытым и часто посещаемым местом, поскольку находится всего в 17 километрах от Смоленска. Здесь любили отдыхать горожане, располагались пионерские лагеря, имелось много лесных дорожек и тропинок и, кстати, находилась дача НКВД, сожженная немцами при отступлении в 1943 году. Дача располагалась всего в 700 метрах от оживленного Витебского шоссе с регулярным — включая автобусное — движением. При этом сами захоронения находятся всего в 200 метрах от шоссе, что принципиально важно: место было открытым для посещения вплоть до лета 1941 года, когда немцы обнесли его колючей проволокой и поставили вооруженную охрану.

Девятое. Наконец — что следует особо подчеркнуть, — в СССР никогда не производилось массового расстрела иностранных военнопленных (исключая индивидуально осужденных по закону за конкретные преступления тех же поляков в 1939–1941 годах), особенно офицеров. Тем более такие расстрелы не производились во внесудебном порядке без оформления соответствующих предусмотренных законом процедур.

Все эти очевидные факты или сознательно игнорируются, или просто откровенно замалчиваются заинтересованными антироссийскими польскими и западными силами, а также их сторонниками в России (теми, кто активно содействовал распространению у нас «Катыньского мифа» в конце 1980-х — первой половине 1990-х годов).

Кроме того, замалчивается и фальсифицируется факт признания Нюрнбергским трибуналом Катыньского расстрела — наряду с семнадцатью другими вошедшими в обвинительное заключение примерами убийств и жестокого обращения с военнопленными союзных держав — военным преступлением фашистской Германии.

БЕЗДОКАЗАТЕЛЬНЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

В связи с последним замечанием еще раз обратим внимание на смысл главного «доказательного» документа, на котором основывается версия о расстреле поляков «подручными Берии», — так называемой записки Берии в ПБ ЦК № 794/б от марта 1940 года.

А смысл документа состоит в том, что 24 700 поляков предлагается расстрелять «в особом» порядке по решению «тройки» НКВД персонального состава. Как уже неоднократно отмечалось в многочисленных исследованиях и публикациях, подобный порядок осуждения на смертную казнь представляет собой полный правовой абсурд.

Во-первых, потому, что «тройки», имевшие право осуждать на расстрел — и имевшие должностной, а не персональный состав, — были упразднены еще в ноябре 1938 года и в 1940 году таких «расстрельных» «троек» просто не было.

Во-вторых, потому, что Особое совещание при НКВД (ОСО) могло осуждать только на 5–8 лет исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ) и не могло приговаривать к смертной казни.

Между тем оппоненты по-прежнему используют этот абсурдный документ в качестве главного аргумента, доказывая, что польские военнопленные в Катыни (а также в Медном под Тверью и в Пятихатках под Харьковом) были расстреляны органами НКВД по решению политбюро ЦК ВКП(б). То есть решение о расправе лежит на совести руководства политической партии (пусть и правящей), которое в реальности принимало только политические решения, получавшие обязательное судебно-правовое оформление. Такое судебно-правовое оформление в «Катыньском деле» отсутствует. Отсутствует потому, что поляков в Катыни Советский Союз не расстреливал.

КАТЫНЬ, МЕДНОЕ, ДАЛЕЕ ВЕЗДЕ…

Последнее замечание отнюдь не случайно, поскольку вторым после Катыни местом якобы массового расстрела органами НКВД польских военнопленных, по утверждению Варшавы, является село Медное под Тверью, где также расположен помпезный польский «Мемориальный комплекс Медное».

Вопрос о Медном является у нас менее известным, но не менее острым и болезненным, чем собственно Катынь.

Без каких-либо доказательств, только на основании факта обнаружения в начале 1990-х годов на территории кладбища нескольких сотен не идентифицированных останков варшавские политики и их российские «соратники» безапелляционно утверждают о захоронении… более 6300 «расстрелянных НКВД» польских военнопленных. В связи с этим возникает вопрос — почему, панове, сразу не 10 000?! Зачем мелочиться?!

Следует учесть, что в Медном и окрестностях находятся многочисленные — в том числе безымянные — захоронения солдат и офицеров Красной армии, погибших или умерших в госпиталях в 1941–1945 годах, которых поляки беззастенчиво представляют захоронениями своих соотечественников.

В этом смысле вопрос о Медном — недавно озвученный на высоком региональном уровне в Твери — имеет особое значение: его развенчание выбьет еще одну важную опору из-под самого «Катыньского мифа».

Однако «Катыньское дело» одной Катынью — давно ставшей символом политической информационной войны против России — сейчас уже не ограничивается.

В последние годы эта тема стала для официальной Варшавы неисчерпаемым источником создания все новых антисоветских и русофобских мифов, ярким отражением болезненного и иезуитского сознания польского общества.

Так, весенняя польская кампания-2015 началась с инициативы депутата польского сейма Зелинского «увековечить» память «невинно убиенных (естественно, «злыми Советами») в июле 1945 года в Августовских лесах (Сувалкский уезд бывшей Польши) 600 боевиков Армии Крайовой (АК), захваченных нашими войсками с оружием в руках в ходе проведения войсковой операции в тылу 1-го Белорусского фронта.

Августовская операция, называемая в Варшаве не иначе, как «Новой» или «Малой Катынью», уже несколько лет «раскручивается» польской пропагандой в качестве «дополнения и развития» традиционной Катыни, как «очередное» свидетельство «злодеяний преступного сталинского режима». Соответствующая информационная кампания свидетельствует не только о хронической неизлечимой польской болезни «исторической русофобией», но и о все большей утрате нынешней Варшавой ощущения реальности и чувства меры (которой, впрочем, официальная Польша — исключая народную социалистическую — никогда не обладала).

Дело в том, что документ, на основании которого Варшавой делается очередной «единственно правильный» и «единственно возможный» вывод о «безусловности» расстрела доблестных боевиков АК имеет все признаки поддельности, подтвержденной недавно экспертно-криминалистическими методами.

Впрочем, такой вывод не воспринимается польскими политиками, для которых, как известно, не существует никаких доказательств, не укладывающихся в их «единственно правильную версию». Неудобные факты они или игнорируют, или откровенно фальсифицируют, или просто замалчивают.

В этом смысле в переговорах по этой теме Польша — вместе со своими российскими идейными «соратниками» — уже давно является «недоговороспособной» стороной, с которой говорить, в общем-то, и незачем, и о не о чем.

Однако и «Малой Катыни» Варшаве уже кажется мало. Начиная с 2012 года — при попустительстве украинских властей — раскручивается «Катынь-3»: очередное абсолютно бездоказательное утверждение о якобы расстреле в 1940 году «сталинским НКВД» в местечке Быковня под Киевом «3500 польских офицеров» (обращаем внимание: опять «исключительно офицеров»), озвученное президентом Коморовским на церемонии открытия в 2012 году очередного мемориального комплекса «жертвам сталинского тоталитаризма». И снова перед нами беззастенчивая манипуляция: почему не десять или сразу пятнадцать тысяч?

Вообще, при работе с «Катыньским делом» иногда создается впечатление, что польское общество в 1939 году состояло исключительно из элиты, а в армии служили одни офицеры.

Оставляя в стороне эту очередную очевидно высосанную из пальца (не иначе, как одиозным польским Институтом национальной памяти) цифру «жертв сталинского режима», так и хочется вспомнить незабвенного Николая Васильевича Гоголя: «Ну что, сынку, помогли тебе твои ляхи?» Впрочем, вопрос в данном случае чисто риторический: история, как известно, никого ничему не учит, а нынешние власти Киева — уж точно.

ПРОБЛЕМЫ С «ПОЛЬСКОЙ ПАМЯТЬЮ»

Впрочем, «польская катыньская шизофрения» — по-другому поведение Варшавы назвать трудно — имеет не только все признаки медицинского заболевания, но и беспредельно циничного и беспринципного политиканства. Причем скорее именно политиканства, а не заболевания.

Стоит отметить, что рассуждения об элите представляют собой очевидное жонглирование понятиями: напомним, из общего числа эксгумированных немцами в Катыни 4123 тел как останки офицеров был идентифицирован 2151 труп; остальные — священники, рядовые или лица в форме без опознавательных знаков плюс 221 гражданское лицо.

Но эти нюансы в классическую схему не вписываются. Проливая слезы по поводу истребления в Катыни именно «элиты польского общества» в лице офицеров, официальная Варшава почему-то мало вспоминает, например, историю упомянутого Пальмирского расстрела немцами под Варшавой в 1940 году нескольких тысяч представителей польской интеллигенции (в рамках операции AB-Aktion), расстрела по характеру и методу исполнения очень близкого к Катыньскому. Вероятно, потому, что «пальмирцы» уж точно расстреляны немцами и их никак нельзя «прицепить» к очередным жертвам НКВД (чего официальной Варшаве, наверняка, очень бы хотелось).

Также откровенно игнорируется нынешними польскими властями факт обнаружения несколько лет назад в самой Катыни новой (девятой) — не раскопанной пока — могилы поляков. Цветы в помпезном «Катыньском мемориале» возлагаются только на «правильные», «проверенные» могилы. «Непроверенные» соотечественники официальной Варшаве не нужны — вдруг обнаружатся новые улики, подтверждающие факт их расстрела немцами.

Впрочем, отсутствие истинной, а не конъюнктурно-лицемерной памяти проявляется в Польше не только по отношению к своим.

Нет смысла напоминать о том, что сегодняшней «Речью Посполитой» демонстративно игнорируется факт гибели в польских лагерях от 60 до 80 тысяч (цифры до сих пор разнятся) советских красноармейцев, оказавшихся в плену в результате советско-польской войны 1919–1920 годов, за которых никто в Бельведерском дворце каяться и извиняться не собирается.

Отметим и подчеркнем, не всей Польшей, но нынешней польской правящей элитой унаследованы, похоже, все худшие черты и пороки прежней польской шляхты, неизменно приводившей своей эгоистичной и безответственной политикой Польское государство к краху и в давнем, и в недавнем прошлом.


10 июля 2015


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847