Считается, что отравление для устранения неугодных — способ, который используется в основном женщинами. У мужчин сведение счетов происходит более простыми методами: застрелить, зарезать, удушить, утопить. Тем не менее на долю отравлений приходится очень большой процент преступлений. И несмотря на все старания химиков и медиков, многие годы распознать злой умысел в этих случаях было довольно трудно.

«Аква Тофана»

Не зря многие страницы истории Италии посвящены так называемой «эпохе великих отравителей», когда разврат, заговоры и убийства, особенно путем отравления, стали обыденным явлением. Чашу терпения переполнила целая эпидемия отравлений, прошедшая по всему Риму в 1659 году. Стало известно, что в этих преступлениях замешаны живущие в свое удовольствие светские дамы, что заинтересовало инквизицию.

В поле ее зрения попала некая жительница Венеции Тофана ди Адамо, которая, занимаясь составлением различных зелий, изобрела изготовляемую на основе мышьяка «воду Тофаны», известную также под названием «яд любви». Жидкость была бесцветна, поэтому не вызывала никаких подозрений. Да и наклейка с изображением святого давала понять, что это церковная реликвия. Зато действовала «аква» безотказно.

Желающие избавиться от «мешающих им жить» персон обращались к Тофане за помощью и та, далеко не бескорыстно, вручала им небольшой пузырек. Стоило его содержимое влить в суп жертвы, как через несколько часов ее начинала мучить жажда, а затем появлялись боли в желудке. Беднягу заботливо укладывали в постель и... как констатировали врачи, смерть наступала от апоплексического удара (как сейчас бы сказали — инсульта) или пищевого отравления.

Чтобы избежать неминуемого возмездия, Тофана скрылась в монастыре, но негодование в обществе было настолько велико, что монастырь пришлось солдатам буквально брать штурмом. При допросах с помощью «испанских сапог», страшного приспособления из дерева и железа, надевающегося на ноги допрашиваемого, ей раздробили кости и тем самым выпытали о многих ее прегрешениях.

Узнав, что с помощью своего зелья обвиняемая отправила в «лучший мир» около полутысячи человек, ужаснувшиеся от ее злодеяний инквизиторы (!) придавили госпожу Тофану прямо в камере, хотя в другой «цивилизованной» стране ее отправили бы на костер! Тело казненной, в назидание укрывшим ее монахам, было переброшено через стену в монастырь.

Секрет же «аква тофана» — идеального адского напитка — выпытать так и не удалось. Хотя ученые-химики до сих пор пытаются разгадать секрет этого зелья, но, к счастью, из-за того, что многие компоненты так и остались неизвестными, получить его оказалось не так-то просто.

«Дело о ядах»

Своего могущества Франция достигла при короле Людовике XIV (1643 — 1715). Его пышный двор и чопорный этикет долгое время служили образцом для подражания другим правителям. Но на этом величественном и благопристойном фоне, как раковые метастазы, разрастались пороки. Великий философ Вольтер об этом писал: «Преступления (отравления) преследовали Францию в годы ее славы так же, как это случилось в Риме в эпоху лучших дней республики».

С приходом холодов как обычно парижская беднота, чтобы как-то выжить, устремлялась в больницы и бесплатные столовые, созданные Людовиком XIV. Но с некоторых пор нищие стали избегать благотворительных учреждений, что весьма озадачило полицию. До служителей порядка дошли слухи, что однажды в одну из больниц и близлежащую к ней столовую пожаловала знатная дама со слугами, где она усердно принялась за раздачу аппетитно выглядевших обедов. Те, кто отведал бесплатной пищи, к вечеру в страшных муках скончались, а кто не притронулся к ней, испугавшись горящих ненормальным блеском глаз благодетельницы, остались живы. Так возникло вошедшее в историю мировой криминалистики «Дело о ядах».

Полиция начала расследование и вскоре нашла виновницу. Отравительницей оказалась маркиза Мари Мадлен де Бренвилье, чья жизнь была настолько необычна, что заслужила, хотя и в виде небольших повестей, внимания таких писателей, как Александр Дюма и Эрнст Теодор Амадей Гофман.

Ее любовник — офицер по имени де Сент-Круа, познакомился в самой страшной тюрьме того времени — Бастилии с одним из алхимиков, который больше чем поиском эликсира бессмертия занимался «искусством получения ядов» и стал его последователем. В эту деятельность он втянул и Мари Мадлен. Скоро в их руках появилось страшное снадобье — «итальянский яд» (возможно, от Тофаны), в основе которого лежал мышьяк. Вот его-то преступная парочка и испытала на бедных пациентах благотворительных учреждений. Эксперимент показал, что врачи не смогли обнаружить в их телах яд. «Кухня» заработала.

Маркиза де Бренвилье для развлечения травила не только своих любовников, не только знакомых и слуг, но и совсем незнакомых людей. Она готовила яд, подсыпала его в еду, а потом подавала ее «подопытным». О ней ходили страшные легенды. Из девушек, кто попадал к ней в услужение, почти не выживал никто. Они умирали не только от непосильной работы, но и от весьма изощренных пыток. Смыслом ее поступков было творить «зло ради зла».

Погубил де Бренвилье несчастный случай. Сент-Круа, как бы сейчас сказали, ее «подельник», неожиданно, во время приготовления очередной порции зелья, скончался в своей «подпольной» лаборатории (он нечаянно разбил стеклянную маску и отравился ядовитыми парами). Полиция проверила свойства жидкости, находившейся в сосуде, на животных, которые, естественно, погибли. Началось следствие, в ходе которого всплыло имя маркизы.

Узнав, что ею заинтересовались следственные органы, маркиза де Бренвилье на некоторое время скрылась в одном из удаленных монастырей под чужим именем, но ее в конце концов «вычислили» и поместили в Бастилию. В ходе допросов выяснилось такое, что даже у повидавших всякое полицейских волосы буквально поднимались дыбом. Оказалось, что при дворе отправить человека на тот свет ничего не стоило, а у большинства прекрасных дам в сумочках, рядом с духами и косметикой, всегда находился флакончик яда.

Чтобы положить конец злодеяниям, которые уже переходили в разряд террора, король учредил комиссию, которая заседала в «пылающей комнате», получившей свое название потому, что ее стены были обиты черной тканью и освещалась только факелами. Был создан и специальный суд во главе с честным и неутомимым лейтенантом полиции. Король повелел, чтобы «правосудие было осуществлено независимо от звания». Отравительницу казнили, а за ней стали лететь головы и у многих знатных персон королевского двора.

Но в связи с разбором «Дела о ядах» было названо слишком много имен. Да и в обществе стали спрашивать: «Доколе лейтенант полиции будет заниматься инквизицией?» Король начал понемногу придерживать работу комиссии. Особенно когда стали подбираться к его фаворитке красавице Атенаис де Монтеспан.

Придворные «игры»

Гордая и бедная Атенаис приехала в Париж из провинции и почти сразу же вышла замуж за погрязшего в долгах дворянина, маркиза де Монтеспан. На нее не мог не обратить внимания любвеобильный Людовик XIV, и в 1668 году она сделалась его любовницей. Король души не чаял в своей голубоглазой подружке. Вскоре она родила ему троих детей и стала некоронованной королевой Версаля.

Во время допросов маркизы де Бринвилье выяснилось, что и Атанаис тоже замешана во многих преступлениях. Она участвовала в черных мессах, где в жертву приносились новорожденные младенцы, беспощадно травила своих соперниц, которым при выходе из спальни после ночи, проведенной ими с любвеобильным монархом, она с милой улыбкой подносила бокал с ядом, приготовленным лучшими колдуньями Парижа.

У красавицы де Монтеспан была неистощимая фантазия и целый арсенал подручных средств. На королевском балу подкупленные слуги могли поднести неугодному ей человеку бокал вина, выпив который тот умирал в страшных муках. Пользовались популярностью у нее и подарки для дам в виде косметики или сережек. Часто какой-нибудь из избранниц короля она презентовала перчатки или нижнее белье. В результате несчастная жертва гибла от непонятной заразы. Королю же исчезновение его очередной возлюбленной объясняли тем, что та якобы подцепила нехорошую болезнь в одном из парижских притонов...

По поводу закрытия «Дела о ядах» король воскликнул: «Я жил среди целого моря порока и преступлений». На карьере маркизы де Монтеспан была поставлена точка. Но король не смог разрешить казнить мать своих детей, а только удалил ее подальше от двора.

После закрытия «Дела о ядах» французский парламент запретил свободную продажу мышьяка. Его отпускали только «врачам, фармацевтам, золотых дел мастерам, красильщикам и другим, нуждающимся в нем лицам после выяснения их имен, положения и места жительства». Все эти данные должны были заноситься в специальную книгу. Но деньги все же делали свое дело, и яд продавался из-под полы.

Не только для крыс

Так развлекалась итальянская и французская знать, простые же люди предпочитали прибегать для тех же целей к более известным снадобьям, приготовленным на основе «крысиного яда» — мышьяка, названного «самым смертоносным и самым знаменитым» ядовитым веществом за всю историю существования рода человеческого.

Мышьяк был известен еще в древности. Когда в VIII веке араб Гебер получил в своей алхимической кухне серый порошок без запаха и вкуса — мышьяк, он и предположить не мог, что тот будет играть главную роль в совершении преступлений. Чаще всего отравители, для выполнения своих корыстных целей, будут подмешивать яд в пищу и напитки своим жертвам. Кошмарное время, когда практически ни один более-менее зажиточный человек не умирал собственной смертью. Недаром мышьяк метко назвали «порошком для получения наследства». В обиходе же использовались такие названия, как «белая мышьячная мука» или просто «крысиный яд» и «парижская зелень».

Соединения мышьяка в те времена широко использовались в сугубо бытовых целях: для окраски обоев, как средство борьбы с вредителями зерновых, картофеля и винограда. Добывающие его шахтеры считали, что он повышает потенцию, поэтому в небольших количествах добавляли его себе в пищу. Их организм привыкал к яду и позволял переносить даже большие его количества. Сейчас мышьяк находит широкое применение в медицине, химии, полупроводниковой технике, а также при изготовлении боевых отравляющих веществ...

Но у мышьяка как яда есть немало недостатков. В чистом виде он действует медленно, и хороший врач может по характерным признакам быстро распознать отравление. Так ногти у жертвы становятся ломкими, а взгляд замутненным. В книге «Отравительницы» ее автор Донис сетует, что «мышьяк можно растворить в горячей жидкости, но как только она остынет, вещество осядет в ней и станет заметно. Если мышьяк растворить в молоке, то оно свернется».

Тем не менее из-за того, что симптомы отравления мышьяком все же очень похожи на некоторые признаки самых распространенных заболеваний, например желтухи или «холеры нострас», а также возможности достаточно легко его приобрести, врачи-патологоанатомы до сих пор считают «крысиную отраву» наиболее популярной среди самых известных ядов. Страшно сказать, но до середины ХIХ века практически ни один из убийц, применявших мышьяк, так и не был осужден. Медицина была бессильна.

Король ядов

«Вырвите яд из-под покрова тайны, покажите его, и виновная будет повешена!» — воскликнул в свое время писатель и создатель службы сыска в Лондоне Генри Филдинг — по поводу беспомощности полиции в деле разоблачения одной из отравительниц, в доме которой яд не был обнаружен, но все улики были против нее. Конечно, можно было обнаружить следы мышьяка в теле умершего, но никто из врачей, к которым обращался Филдинг, не были в состоянии сделать это.

В то время патологоанатомы могли судить о применении отравляющих веществ только в том случае, если они приводили к очевидному разрушению тканей или вызывали воспаления. Это относилось к кислотам, а также к весьма опасному используемому тогда любовному зелью, называемому «шпанская мушка», которое вызывало разрушение почек. Вынести обвинительный приговор помогали лишь показания очевидцев совершения преступления или факт покупки яда.

Тем не менее попытки выявить отравляющее вещество предпринимались постоянно. Например, было известно, что «различные яды, сгорая или испаряясь, издают столь же различные, специфичные для каждого из них запахи». Для этого вещества, в которых предполагалось их присутствие, следовало положить на горячие угли и принюхаться. Процедура была проста и убедительна, но доказательством вины подозреваемого запах служить не мог.

Дело сдвинулось с места, когда аптекарь, швед по национальности, Карл Вильгельм Шееле в 1775 году установил, что белый мышьяк под воздействием добавленного в него хлора или «царской водки» преобразуется в мышьяковистую кислоту, которая, соприкасаясь с раскаленным цинком, выделяет чрезвычайно ядовитый, пахнущий чесноком газ, — мышьяковистый водород. Этой-то химической реакции и предстояло сыграть решающую роль в токсикологии.

Через десять с небольшим лет Иоганн Даниэль Мецгер обнаружил интересный факт. Когда он на древесном угле раскалил вещество, в котором предполагалось наличие мышьяка, и подержал над ним медную пластинку, то на ней осел беловатый налет — мышьяковистый ангидрид. Если затем смешать этот осадок с древесным углем, поместить все это в пробирку и нагреть смесь до ее воспламенения, то в ходе происходящей реакции на верхних, более холодных частях пробирки в виде черных или черно-коричневых металлических бляшек, осядет выделившийся мышьяк.

Впервые на практике этот метод в 1806 году использовал немецкий исследователь, асессор Берлинского медицинского общества Валентин Розе. Он разрезал на кусочки желудок отравленного мышьяком человека, отварил его в дистиллированной воде и, чтобы, как он считал, «отделить органическую материю», обработал полученную кашицу азотной кислотой. Все это он просушил, а дальше исследовал по методу Мецгера. При этом он, как и ожидалось, обнаружил на химическом сосуде бляшки мышьяка. Отравление нашло свое подтверждение.

Наконец мы подошли к главной фигуре повествования — французу с длинным именем Матье Жозеф Бонавантюр Орфила, заслуженно получившему почетный титул «родоначальника токсикологии» не столько за свои многочисленные открытия и опыты, сколько за перепроверку проводившихся ранее в различных лабораториях мира экспериментов по выявлению мышьяка и сведению полученных результатов в упорядоченную систему.

Слава, заслуженная трудом

Орфила родился в 1787 году на испанском острове Минорка и, как полагали его родители, должен был стать моряком, но увлечение химией и медициной привело его в «центр науки» — Париж, где вскоре он достиг звания доктора медицины. Несмотря на нужду в деньгах, Орфила оборудовал лабораторию прямо в своей квартире и с головой ушел в изучение воздействия ядов на животных, что в те годы было новацией.

В двадцатишестилетнем возрасте Орфила опубликовал первую часть своего двухтомного труда «Трактат о ядах, или Общая токсикология», которым привлек к себе внимание врачей, юристов и полицейских, занимавшихся проблемой отравлений. Фурор произвела и другая его книга: «Элементы прикладной химии в медицине и в искусстве». Поэтому неудивительно, что к 1819 году он стал профессором медицинской (позднее — судебной) химии Парижского университета. Через пару лет увидел свет его следующий трактат — «Лекции по судебной медицине», благодаря чему его признали первым экспертом Европы по ядам, а научная общественность Франции оценила его заслуги, сделав деканом медицинского факультета Парижского университета.

Большое внимание Орфила посвятил мышьяку. Он не только выискивал и перепроверял все, что было известно об этом яде, но и, проводя опыты на собаках, установил, что его присутствие можно найти во многих органах, даже в нервах. Во избежание возможных ошибок Орфила требовал, чтобы каждый похожий на мышьяк выпавший желтый осадок подвергался дополнительной проверке.

Но как ни велики были познания Орфила, он постоянно натыкался на загадки, которые не мог разрешить. Почему, например, у некоторых животных, которых он на глазах своих учеников отравлял мышьяком, ему, несмотря на все усилия, при вскрытии нигде не удавалось обнаружить яд. Происходили ли в организме какие-то реакции, приводящие к образованию соединений, прочно связывающих мышьяк, или же яд выводился почти полностью вместе с рвотой или поносом настолько, что его мельчайшие следы невозможно было отыскать существующими методами.

Решающий, хотя и достаточно простой шаг для голов, занятых решением этой великой проблемы, сделал малоизвестный английский химик, впавший от нищеты в алкоголизм, служащий Британского королевского арсенала, Джеймс Марш.

Пустячок, а существенный

Как-то, изучая в библиотеке статьи о выявлении мышьяка, Марша осенила блестящая идея видоизменить прибор Мецгера, снабдив его соплом. Теперь следовало только поджечь выходящий через него, образовавшийся в ходе реакции газ, поместить против пламени холодное фарфоровое блюдце и немного подождать, пока на нем не появятся черноватые пятнышки мышьяка. Способ оказался настолько чувствительным, что даже ничтожные количества осевшего яда стали заметны невооруженным глазом. Когда Джеймс Марш опубликовал статью о своем открытии, он и не предполагал, что изобрел способ, который завоюет мировое признание, а сделанный им аппарат войдет в историю под его именем.

Дальновидный Орфила сразу же понял огромные возможности изобретения Марша, но при его первом же опробовании обнаружилась совершено необъяснимая вещь — иногда приборчик фиксировал наличие мышьяка там, где его просто не могло быть. Последовали дальнейшие кропотливые поиски и эксперименты. Оказалось, что небольшая примесь этого ядовитого химического элемента уже находилась в используемых реактивах. Следовало повысить требования к чистоте употребляемых при экспертизе веществ.

Но на этом трудности не закончились. Выяснилось, что мышьяк очень распространен в природе. Так, исследуя кости покойников, которые умерли своей смертью и никогда не сталкивались с ним, врачи тем не менее обнаружили там эту вездесущую отраву. Отсюда последовал и вывод — в живых организмах всегда находится какое-то количество «естественного» яда, который «мог попасть в организм людей из принимаемых ими лекарств или зерна, которое опрыскивали различными средствами против грызунов». Чтобы доказать это, дотошный Орфила раздобыл кости покойников в одном из департаментов Франции, где пшеницу всегда обрабатывали мышьяковистыми соединениями, и целой серией опытов показал, что мышьяк-то хотя и есть, но содержится только в костях.

Следующее осложнение возникло при проверке земли из мест захоронений. Аппарат Марша показывал, что на некоторых кладбищах Парижа мышьяк присутствует в довольно значительных количествах. Но если это так, то не может ли он проникать оттуда в трупы и, следовательно, при эксгумации по подозрению в отравлении приводить к ошибочным выводам? Ведь это была лазейка, которую могли использовать адвокаты убийц для опротестования результатов экспертизы.

И снова, тщательными опытами, Орфила установил, что хотя мышьяк и находится в почве, но в виде таких соединений, которые «не могут проникнуть в останки, особенно если не повреждены гробы»...

Таким образом, благодаря дотошности и педантизму Орфила, токсикология оказалась в центре внимания мировой общественности, а судебная медицина получила еще одно столь необходимое и важное оружие в борьбе с преступностью. Настал час, когда изобретению Марша суждено было достичь мировой славы.

Дата публикации: 22 ноября 2024