2 декабря исполняется 205 лет со дня смерти скандально известного писателя по имени Донасьен Альфонс Франсуа де Сад. Современные люди чаще всего реагируют на это имя смущенным хихиканьем, а некоторые считают маркиза «жертвой кровавого французского режима» и всячески ему сочувствуют. Кем же был этот человек на самом деле?

Для начала он, скорее всего, не был маркизом, хотя и подписывал свои литературные и философские работы этим титулом. Его далекие предки получили в XIII веке графский титул, который передавался всем мальчикам в этом роду, а дед Донасьена Альфонса, живший в XVIII веке, удостоился титула маркиза, который он мог по желанию передать своему старшему сыну Жану-Батисту де Саду. Однако Жан-Батист, бывший известным дипломатом XVIII века, всю жизнь именовался графом де Садом, и историкам не удалось найти ни одного документального подтверждения того, что он получил титул маркиза от отца. Соответственно, и его сын Донасьен на самом деле был графом – что, впрочем, не помешало ему именоваться более высоким титулом, под которым он и вошел в историю.

Начиная с XVI века в семье де Садов передавалась из поколения в поколение красивая легенда о том, что жившая в XIV веке супруга Гуго II де Сада Лора была возлюбленной Петрарки Лаурой, которой он посвятил множество своих стихов. Точно это не доказано до сих пор, хотя Лора де Сад действительно является весьма вероятной кандидаткой на роль музы Петрарки, но члены семейства де Сад были твердо уверены, что именно она вдохновляла великого поэта на создание шедевров.

Казалось бы, юные представители этой семьи, с детства слышавшие такую романтичную легенду о возвышенных стихах и платонической любви, героиней которых была их прапрапрабабушка, должны были и сами расти возвышенными и романтичными натурами. Наверное, большинство из них были именно такими, но родившийся в 1740 году Донасьен де Сад оказался исключением.

Скандалист с пяти лет

Мать Донасьена Мари-Элеонор была фрейлиной принцессы Каролины де Конде, у которой был сын Луи Жозеф. Он был старше Донасьена на четыре года, и Мари-Элеонор надеялась, что, когда ее сын немного подрастет, они с принцем будут вместе играть и их детская дружба сохранится и во взрослом возрасте. В ее мечтах выросший принц Конде уже вовсю помогал ее сыну делать стремительную придворную карьеру. Однако Донасьен не оправдал ее ожиданий: он уже в детстве отличался трудным характером, был скандальным и драчливым и не желал никому подчиняться. Чем больше его уговаривали поиграть с Луи Жозефом, тем сильнее он сопротивлялся. Игры с принцем все чаще заканчивались ссорами, а в пять лет Донасьен, разругавшись с ним из-за какой-то ерунды, полез в драку, не испугавшись более сильного девятилетнего противника. На этом «придворная карьера» маленького де Сада завершилась: принцесса де Конде велела своей фрейлине удалить юного хулигана из дворца, и разочарованная мать отправила его к родственникам, жившим в Провансе.

В десять лет Донасьен вернулся в Париж, где закончил иезуитский колледж, а потом кавалерийское училище. В 1756 году началась Семилетняя война, и де Сад, к тому времени носивший звание младшего лейтенанта, принял в ней участие. К концу войны он был уже капитаном и после заключения мира вышел в отставку и снова поселился в Париже.

Судя по всему, буйный нрав Донасьена очень помогал ему в сражениях, но в мирной жизни ему быстро стало скучно. Он посещал разные светские рауты, познакомился там с двумя дочерьми президента налоговой палаты Франции де Монтрея и женился на старшей, Рене, хотя ему больше нравилась младшая. Но спокойная семейная жизнь надоела де Саду, едва начавшись, – вскоре его снова потянуло на развлечения, причем все более неприличные. Он стал чуть ли не каждый вечер наведываться то в казино, то в квартал свиданий, да еще и вел себя в этих заведениях не лучшим образом: несколько раз его вышвыривали из них за устроенные там скандалы, а очередной и вовсе закончился его арестом. После этого Донасьена посадили на пятнадцать суток «за разврат в публичном доме» в тюрьму в Венсенском замке, а затем на год выслали из Парижа.

Галопом по тюрьмам

Это было первое, но далеко не последнее тюремное заключение де Сада. После смерти отца он получил большое наследство и занял его должность – стал генеральным королевским наместником в четырех французских провинциях. Но, по всей видимости, делами он занимался без особого рвения, потому что у него было предостаточно свободного времени для скандалов и любовных приключений. В полицию постоянно поступали заявления от женщин, которых он преследовал, уговаривая стать его любовницами, а порой и принуждая к этому. Его то сажали в тюрьму, то заставляли платить большие штрафы, но стоило ему выйти на свободу, как все начиналось сначала.

В 1770 году де Сад вернулся в армию и через год дослужился до звания полковника. На некоторое время скандалы с его участием прекратились, но еще через год он снова стал фигурантом громкого дела. Вместе со слугой Донасьен устроил вечеринку, на которую пригласил нескольких девушек, после чего все они обвинили его в попытке отравить их, а кроме того, в красках расписали разные извращения, творившиеся на этом празднике. Оказалось, что де Сад угощал их возбуждающими конфетами с ядовитым порошком- афродизиаком из шпанской мушки, добываемом из одного из видов насекомых, после которых им стало плохо.

Пока в поместье Донасьена шел обыск, он вместе с помогавшим ему на вечеринке слугой сбежал оттуда. Суд состоялся без них, и обоих развратников-отравителей приговорили к смертной казни. Позже их поймали, заключили в тюрьму, откуда они снова сбежали и некоторое время скрывались в Италии.

Затем история повторилась: де Сада и его лакея опять поймали, посадили в новую крепость, но спустя пять месяцев жена Донасьена устроила им оттуда побег. После этого опальный любитель плотских утех на год затаился в своем поместье, где сперва развлекался с женой, ее сестрой и служанками, но вскоре все они, не выдержав такой жизни, тайно уехали в неизвестном направлении. Заскучав без женского общества, хозяин поместья подговорил оставшихся слуг похитить в ближайшем поселке нескольких девушек, но об этом стало известно, и он снова оказался в бегах, опасаясь, что его арестуют.

Так прошло еще четыре года. Де Сад то скрывался от властей, то заманивал к себе очередных служанок, которые сбегали от него, то оказывался под арестом и снова сбегал. В конце концов в 1778 году его снова заключили в Венсенский замок, но позволили обжаловать смертный приговор.

Новые попытки побега не увенчались успехом, и Донасьену пришлось придумывать себе новое занятие на замену оргиям со служанками. И таким занятием стала для него литература.

Литератор-садист

За четыре года, проведенных в темнице, маркиз де Сад написал большой сборник рассказов и пьес. Затем его перевели в Бастилию, и там он продолжил заниматься творчеством. Из-под его пера один за другим выходили то романы с крайне откровенными даже по современным меркам сценами, то философские эссе, в которых он пытался убедить своих читателей, что человеку не нужны ни моральные, ни религиозные, ни юридические ограничения. Это вообще было главной, а точнее, единственной мыслью его произведений – необходимость полной анархии, отмена любых запретов. Между тем за стенами его тюрьмы тоже усиливались подобные настроения: приближался 1789 год.

Во время очередных уличных беспорядков, случившихся рядом с Бастилией, де Сад стал кричать в окно своей камеры, что в тюрьме бьют заключенных, и призывать горожан выпустить их всех на свободу. Однако вскоре в его камеру явились не освободители, а страшно злые охранники, которым уже давно надоели его выходки и которые теперь добились, чтобы его, как сумасшедшего, перевели в психиатрическую больницу Шаратон. Взять с собой рукописи маркизу не дали, и он едва успел спрятать в камере написанный на туго скрученном свитке роман «120 дней Содома».

В Шаратоне Донасьен узнал, что пропустил одно из самых громких событий французской истории – взятие Бастилии. Вскоре его выпустили на свободу, и первое время он был счастлив при новых порядках. Казалось, что вся страна теперь живет по принципам, которые он излагал в своих эссе: запретов больше не существовало, все было дозволено. К тому же, как оказалось, спрятанный свиток с романом и остальные рукописи де Сада пережили разрушение Бастилии. Его романы и рассказы начали издавать, а пьесы – ставить в театрах.

Не прижился и в республике

Теперь его звали Луи Сад – без титула «маркиз» и без аристократической приставки. Некоторое время он заседал в революционном трибунале и сумел «отмазать» от гильотины всех своих родственников, включая и семью его жены, которая к тому времени развелась с ним. Он продолжал сочинять, и поначалу его произведения пользовались успехом. Но длилась эта приятная жизнь недолго.

Вскоре Луи Сад на собственном опыте узнал о том, как революция пожирает своих собственных детей. Был убит его друг Станислас де Клермон-Тоннер, а его поместье разграбили последователи его философии, не признававшие законов и прочих ограничений. Да и творчество его оказалось слишком радикальным даже для революционеров: шедшие на сцене пьесы освистывались, книги не раскупались.

Ко всему прочему парижские власти обязали Донасьена регулярно писать статьи и памфлеты на политические темы, а творить из-под палки ему, выступавшему против ограничений, естественно, не нравилось. Так что он столкнулся с самой большой для творческого человека проблемой – потерял интерес к творчеству.

В Париже тем временем не прекращались аресты, и в конце концов маркиз де Сад снова оказался в тюрьме. Во второй раз в жизни он выслушал свой смертный приговор и во второй раз был помилован, после чего в его жизни снова начались «путешествия» по тюрьмам. Его то освобождали, то опять сажали, но если в молодости такая жизнь ему даже нравилась, то теперь силы у него были уже не те, и он все больше болел. В 1803 году он опять оказался в Шаратоне, и там его стала навещать Мари Констанс Кене – единственная из его многочисленных любовниц, которая не порвала с ним после всех его арестов.

В больнице де Сад снова стал сочинять пьесы и ставить по ним спектакли, привлекая к этому других пациентов, и так прожил еще 11 лет. Маленький самодеятельный театр, единственными зрителями в котором были санитары, – вот все, что теперь было у человека, чьи пьесы когда-то шли на столичной сцене. Но других радостей в жизни Донасьена де Сада больше не было.