Понятие «толерантность» вползло в Россию в 1990-е годы, ласково нашептывая слова о терпимости и способности принимать чужое мировоззрение и образ жизни. Сегодня этим понятием размахивают как дубиной, а обвинение в «нетолерантности» используется как кляп для затыкания рта оппонентам. Такова диалектика жизни, когда некое явление превращается в свою противоположность. Хотя, возможно, все изначально так и программировалось?

На самом деле, если верить толкованию, предложенному бывшим узником фашистского концлагеря и основателем Третьей Венской школы психотерапии Виктором Франклом, «толерантность» отнюдь не равноценна, грубо говоря, «пофигизму», наоборот, является признаком небезразличия человека, его готовности радостно наслаждаться тем, что окружающие придерживаются других моделей поведения и убеждений.

Самый свежий на сегодняшний день отечественный философский словарь на чувстве радости не настаивает, а лишь разъясняет, что: «Толерантность необходима по отношению к особенностям различных народов, наций и религий. Она является признаком уверенности в себе и сознания надежности своих собственных позиций, признаком открытого для всех идейного течения, которое не боится сравнения с другими точками зрения и не избегает духовной конкуренции».

Сказано эффектно, но, если вдуматься, последняя фраза выглядит (как, впрочем, и положено философскому изречению) слегка туманно. Является ли толерантность все же идейным течением или лишь признаком такового? Впрочем, не будем цепляться к формулировкам. Для начала достаточно понять, что на сегодняшний день по факту толерантность является методом-инструментом идеологической борьбы, пригодным для использования любыми политическими силами.

В идеале, толерантность предполагает наличие цепочки из двух взаимодействующих субъектов, которые друг к другу одинаково толерантны. Однако не идеальная, но жизненная ситуация, когда один субъект толерантен, а другой — нет, ревнителями этой самой толерантности, как правило, не рассматривается. Обвинение «ты нетолерантен» («ты — подлец») может быть опровергнуто только категорично и громко произнесенным «сам нетолерантен» («сам подлец»), и ничем больше, то есть все зависит от силы голоса или, точнее, средств массовой информации, которые того или иного субъекта озвучивают.

Пока термином «толерантность» привыкли орудовать те, кто называет себя либералами, но им успешно могут орудовать и фашисты. Впрочем, в «доме Облонских», которым стало современное человечество, все смешалось настолько, что если судить человека не по словам, а по действиям, то отличить либерала от фашиста бывает непросто.

Обратимся к конкретным примерам.

Из нашумевшего возьмем новогодние события в Кельне, когда буйные группы прибывших в Европу мигрантов наседали на гражданок Германии, требуя от них любви большой и чистой, причем даже не на сеновале, а чуть ли не на каменных ступенях Кельнского собора. Пострадавшие гражданки совершенно определенно говорили о «мужчинах арабской и африканской внешности», что всячески затушевывалось полицией и властями под предлогом того, что преступность не имеет ни расы, ни национальности.

В реальной следственной практике фактор национальности, конечно, учитывается, да по-другому и быть не может. Как, допустим, бороться с китайскими «триадами», если не учитывать, что речь идет именно о китайской мафии, действующей в других странах в среде китайской диаспоры? Как ловить преступника, если, разослав его подробнейшие приметы, принципиально не указать, что он чернокожий? Попробуйте заслать в колумбийскую мафию светловолосого и голубоглазого «агента под прикрытием», и пусть он потом под пытками объясняет наркобаронам, что «мы, преступники, не имеем национальности».

В общем, игнорирование властью и правоохранительными органами национального фактора сродни сознательному саботажу борьбы с преступностью. И, собственно говоря, немецкие власти таким саботажем и занимались. Сначала случившееся в Кельне замалчивали, а затем, когда (хвала Интернету) замалчивать стало невозможно, выступили с неуклюжими комментариями. Госпожа бургомистр, например, выразила уверенность, что «всегда есть возможность сохранять определенную дистанцию, которая больше расстояния вытянутой руки. И по собственной инициативе не искать сближения с посторонними людьми, с которыми нет доверительных отношений». В Интернете тут же появились фэйки, где персонажи «Парка юрского периода» пытаются держаться на расстоянии вытянутой руки от динозавров, а относительно умственной полноценности госпожи бургомистра стали выражаться сомнения.

Фактически вместо честного обсуждения проблемы власть ограничилась очередным монологом о необходимости толерантности, оставив оппонентам только социальные сети. Хотя резонно было задаться целым рядом вопросов. Почему несколько сотен жизнелюбивых молодых людей собрались толпой в центре города? Какие неизвестные благодетели поили их пивом? Почему большинство злоумышленников, перед тем как выйти на улицу, насмотрелись кассет с порнофильмами, а не, допустим, голливудских мюзиклов?

В современной «классической» Европе, под каковой следует понимать Германию, Англию, Францию, Бенилюкс, Скандинавию, едва ли не любое указание на расу или национальность преступника почти автоматически влечет за собой обвинение не только в «нетолерантности», но также в разжигании ксенофобии и национальной розни с автоматической перспективой угодить за решетку. В Европе Восточной, «не классической», «искалеченной тоталитарным мышлением», нравы и законодательство обычно попроще, и там за подобное поведение еще вполне могут дать по «не имеющей национальности» физиономии. Хотя дело, разумеется, не в том, что все нынешние мигранты только и думают, как бы изнасиловать «старушку Европу» или поставить ее террактами на колени. Просто благодаря выбранной властями практике замалчивания самый буйные и ненавидящие западную цивилизацию элементы получают дополнительный стимул для того, чтобы объединяться и вести игру по своим правилам.

К сожалению, в ситуациях, когда сходятся представители различных цивилизаций и у них намечается конфликт, есть только три варианта действий. Во-первых, начать диалог, возможно, даже подружиться и заняться, так сказать, культурным взаимообогащением. Во-вторых, попытаться решить конфликт силой. В-третьих, жить, игнорируя друг друга. Первый вариант — самый идеальный, два других в перспективе ведут к новым конфликтам.

Концепция толерантности предлагает вариант номер четыре — утопический: доброжелательно взирать на ценности другой цивилизации, — но ничего не советует на тот случай, если эта цивилизация дерется.

Помимо толерантности, расовой, национальной, религиозной, принято выделять толерантность гендерную, сексуально-ориентационную, политическую, образовательную, межклассовую. Если судить по информационным заголовкам, то для России сексуально-ориентационная является самой насущной. Не потому, что у нас сексуальных меньшинств слишком много, а потому, что у нас их еще недостаточно и их якобы притесняют.

Итак, поговорим о педерастах. Сами они, впрочем, предпочитают называть себя геями, что в переводе с английского означает «беззаботный», «веселый», «яркий»,«театральный». Помнится, несколько лет назад жители и жительницы греческого острова Лесбос подавали в какой-то там суд, требуя, чтобы сторонницы однополой любви не называли себя лесбиянками, — мол, наши женщины по происхождению тоже лесбиянки, но однополую любовь не приемлют, и незачем к честным гречанкам примазываться.

Я это к тому, что термин «гей» уводит нас в сторону, поскольку веселых и ярких людей предостаточно и среди гетеросексуалов. Зато определение «педераст» — самое то, поскольку, если верить Словарю сексуальных терминов, таковыми являются «лица мужского пола с нарушенной психосексуальной ориентацией, испытывающие половое влечение к представителям своего пола. В зависимости от распределения мужских и женских функций, различают активных и пассивных педерастов. Впрочем, это разделение достаточно условно, поскольку в процессе совершения сексуальных действий педерасты нередко меняются ролями».

Так вот, если верить ревнителям толерантности, педерастов у нас ужасно преследуют, и не потому, что бьют или увольняют с работы, а потому, что не дают демонстрировать свою сексуальную ориентацию. Однако в подобных обвинениях игнорируется, что, демонстрируя свою сексуальную ориентацию, они ведут себя нетолерантно и агрессивно по отношению к последователям традиционных конфессий, да и подавляющему большинству атеистов.

Для христиан и мусульман то, что называется мужеложством, — грех, и, хотя такую оценку можно оспаривать, в ней есть своя логика. Секс как таковой — просто удовольствие, а погоня за одними удовольствиями лишает жизнь человека высшего смысла. Он, словно наркоман, «подсаживается на иглу» и, перепробовав все виды секса, духовно опустошается, переставая вообще ценить удовольствие подобного рода, а потом, глядишь, либо умирает от СПИДа, либо сует голову в петлю. И если секс между мужчиной и женщиной приобретает, помимо получения физического удовольствия, дополнительный смысл благодаря воспроизводству потомства, то секс между лицами одного пола такого смысла не имеет. К тому же чем больше людей рождается, тем больше их число получает шанс выбрать между добром и злом и попасть в Царство Небесное. А педерасты, как известно, демографии не способствуют. В общем, над такими рассуждениями можно иронизировать, но в логике им не откажешь.

Соответственно, демонстрирование педерастом своей ориентации — вызов Богу и оскорбление верующего. Да и потом, представьте, что рядом с верующим или даже не проникнувшимся ценностями ЛГБТ-сообщества находятся дети. Почему он должен врать, изворачиваться и объяснять своим отпрыскам причины, по которым «дяденька» («тетенька»?) так вырядился, если эти дети и про секс-то еще не знают?

И вообще, гетеросексуалы не требуют, чтобы им разрешили демонстрировать свою сексуальную ориентацию, а педерасты категорически, даже не вспоминая о толерантности, на таком праве настаивают. Или, идя у них на поводу, обществу вообще изменить правила поведения: ввести сексуальное воспитание с ясельного возраста и признать, что хождение голышом с демонстрацией гениталий — дело совершенно нормальное? Бесспорно, в таком случае, углубляя «культурную революцию», логично разрешить подобные эскапады и педерастам. Пока же им, конечно, следует подождать со своими требованиями. Но ждать они почему-то не намерены, и прогрессивный либеральный Запад тоже.

Как-то один знакомый польский дипломат сообщил, что побывал намедни на Марсовом поле на демонстрации в поддержку сексуальных меньшинств. На мое замечание о том, что в его стране педерастов не очень любят, он, слегка опустив очи долу, заметил: «Ну понимаешь, я — поляк. Я всегда за свободу!» Только почему-то за «свободу» в России, а не за безграничную безумную и агрессивную свободу-толерантность у себя дома.

Агрессивная воинственная толерантность по отношению к детям, старикам, животным, инвалидам в Европе (особенно «классической») зашкаливает настолько, что тамошние граждане, по сути, уже полностью дезориентированы относительно нормальной системы нравственных ценностей.

В Швеции на российских туристок в норковых шубах смотрят как на садисток, а в магазинах висят плакаты с очаровательными пушистыми зверьками, молящими, чтобы их не убивали. Но при этом граждане и гражданки спокойно ходят в дубленках, кожаных куртках, лопают свинину и говядину. Трагические судьбы баранов и поросят их не волнуют, жалеют почему-то только норок.

В Дании животных тоже любят, за их права борются, но почему-то считают нормальным демонстративно перерезать горло «списанному» из зоопарка жирафу на глазах у детей в образовательно-просветительных целях.

В Финляндии тот, кто дал шлепок своему чаду, вполне может этого чада лишиться. Приедут работники социальных служб и отберут у него ребенка, чтобы отправить в какой-нибудь детский дом в глушь лесную.

Вот, например, относительно недавний случай. У русской мамы Вероники Соткиной и ее финского мужа трое сыновей. Семья считалась вполне благополучной. Но в какой-то далеко не прекрасный день одного ее сына изъяли прямо из школы. Приведем комментарий финского правозащитника Йохана Бекмана: «По версии социальной службы, Томас якобы пожаловался, что его наказали дома, хотя никакого доказательства этому нет. Как известно, в Финляндии любого ребенка можно изъять без решения суда, без доказательств, на основании субъективного мнения одного представителя социальных служб. Известно, что Томаса передали в частный детский дом, который зарабатывает несколько сотен евро за сутки за одного ребенка. Понятно, что фирма делает все для того, чтобы ребенок жил там максимально долго».

Ребенка в конце концов вернули, но русским туристам на заметку: если в Финляндии чадо попросит купить ему игрушку и пригрозит, что заплачет, лучше купите. Дешевле обойдется.

Такая борьба за права детей тоже проявление одного из видов толерантности. Только фактически речь идет об атаке на традиционную семью, когда родители противопоставляются детям, а государство претендует на роль защитника последних. А это уже какая-то антиутопия. И кто там говорил, что роман Замятина «Мы» написан про советское тоталитарное общество? Нет, это про современный либеральный Запад.

Новые «замятины», кстати, уже выстроились в очередь, чтобы пройтись по актуальной теме. Три года назад в Москве вышел сборник рассказов «Беспощадная толерантность», сюжеты которых как раз и рисуют характерные черты «толерантного» будущего. В одном рассказе героям приходится изображать извращенцев, чтобы не попасть в разряд «потенциально опасных граждан», в другом — девушек насилуют, заставляя их таким способом «отдавать долг Родине», а детей отдают на усыновление однополым парам и т. д. Один из либеральных критиков вполне толерантно назвал содержимое сборника «выдающейся гнусью», а его читателей — потребителями «вторичного продукта российских СМИ». Но, справедливости ради, у него так и не повернулся язык заявить, что при сохранении нынешних тенденций общественного развития ТАКОЕ будущее невозможно в принципе. Так что там про зеркало и рожу?

Сегодня перед человечеством стоит слишком много вызовов, чтобы оно играло в толерантность. Понятно, что такой метод в принципе не приложим для борьбы, допустим, с ИГИЛ, что он никак не может способствовать снятию социального напряжения или цивилизационного противостояния по линиям Север — Юг, Восток — Запад. Но разговоры о толерантности обществу постоянно навязываются, этим понятием неуклюже жонглируют, вместо того чтобы заниматься серьезной работой и разрешением накопившихся противоречий.

Лично для автора этих строк понятие «толерантность» наполнилось конкретным содержанием лет 20 назад, когда к нему пришел излить душу один краевед, подготовивший книгу по истории и культуре малых народов Ленинградской области и рассчитывавший издать ее при поддержке региональной администрации. Помощь ему обещали, но потом обещание отозвали, поскольку средства в бюджете в ущерб «культурке» решили перераспределить на «продвижение толерантности». При этом в соответствующем профильном комитете краеведу пожаловались, что, как именно следует продвигать толерантность, никто не понимает. Мысль о том, что пропаганда культуры малых народов тоже подпадает под соответствующую статью, чиновниками не воспринималась.

Надо полагать, в конце концов они издали какую-нибудь брошюру о том, что «мир должен быть многоцветным», с инвалидом, афроамериканцем и педерастом на обложке. Так это примерно подавалось в России в то время и продолжает сегодня подаваться на Западе. Слава богу, что современное российское общество хотя бы продолжает понимать, что проблемы инвалидов — это одно, а проблемы сексуальных меньшинств — другое. Что есть разница между систематическим избиением ребенка и легким шлепком по попе за истеричное: «Хочу мороженое! Купи мороженое!» Что помогать мигранту лучше, мотивируя его на поиск работы, а не сажая на пособие. И что при нападении бандитов нужно не только толерантно воспринимать их ценности в ожидании полиции, но и сопротивляться или хотя бы звать на помощь.

А тем, кто этого не понимает, надо последовать совету Антон Семеновича Шпака из незабвенной комедии Гайдая и пойти лечиться.