С приходом к власти Михаила Горбачева граждане СССР решили, что в стране действительно грядут серьезные перемены. Перемены эти, как полагали, будут к лучшему. При этом надеялись, что по ходу реформ «с водой не выплеснут и ребенка». Во всяком случае, XXVII съезд КПСС вполне удачно сочетал в себе традиционализм и устремленность в будущее.

«ГОНКА НА ЛАФЕТАХ»

Обновление советского руководства шло поначалу естественным путем. 25 января 1982 года скончался главный идеолог партии Михаил Суслов, торжественные похороны которого открыли период «гонки на лафетах» (поскольку высокопоставленных усопших обычно транспортировали на лафетах артиллерийских орудий).

В ночь на 10 ноября того же года во сне на государственной даче «Заречье-6» тихо почил в бозе сам глава партии и государства Леонид Брежнев. Похороны его по своей помпезности были сопоставимы с похоронами Сталина, хотя всеобщей скорби не наблюдалось.

Новым генеральным секретарем ЦК КПСС и председателем президиума Верховного Совета стал бывший шеф КГБ Юрий Андропов. Страна быстро почувствовала крепкую руку опытного чекиста. Началась борьба за укрепление трудовой дисциплины, когда на прогульщиков днем устраивались облавы в универмагах и кинотеатрах. С другой стороны, закрутились серьезные дела против коррупции, приведшие к падению первого секретаря краснодарского крайкома партии Сергея Медунова, руководителя Узбекистана Шарафа Рашидова, министра внутренних дел Николая Щелокова и его заместителя зятя Брежнева Юрия Чурбанова.

Однако общий вектор движения не был виден — то ли из-за отсутствия у Андропова какой-либо стратегической программы, то ли по причине тяжелой болезни самого лидера, умершего 9 февраля 1984 года, на 15-м месяце своего правления.

На «трон» вступил Константин Черненко, также относившийся к числу «кремлевских старцев» и совершенно не склонный к каким-либо резким движениям. Вновь повеяло «застоем», притом что ситуация в мире складывалась самым тревожным образом. Ставший в феврале 1981 года президентом США Рональд Рейган объявил Советский Союз «империей зла» и начал играть мускулами на внешней арене. Для избавления от «вьетнамского синдрома» американские войска в октябре 1983 года провели молниеносную операцию против крохотной Гренады. В СССР про это островное государство не очень-то и слышали, так что когда в программе «Время» стали клеймить очередное преступление американского империализма, то по ошибке показали карту одноименной испанской провинции. Зрители, естественно, не могли взять в толк, зачем янки обрушились на своего собрата по НАТО, да еще не на всю Испанию в целом, а только на один из регионов.

Смех смехом, но эта победа вселила в Рейгана уверенность в своих силах, и вскоре он настоял на вводе в Западную Европу новейших ракет среднего радиуса дальности. А потом, чтобы совсем уж разрушить предыдущие договоры о ядерном разоружении, заявил о реализации амбициозной военно-космической программы, прозванной по названию модного (но не показанного в СССР) фильма «Звездные войны».

Советская армия между тем накрепко застряла в Афганистане, а в братской социалистической Польше бузил профсоюз «Солидарность». Внешняя политика требовала от Кремля дополнительных расходов, в то время как экономика фактически пребывал в стагнации. Правда, удалось успешно завершить два грандиозных инфраструктурных проекта.

ГАЗ И ДЕФИЦИТ

Осенью 1984 года на финишную прямую вышло строительство Байкало-Амурской магистрали (БАМ). 29 сентября на разъезде Балбухта состоялась встреча бригад Александра Бондаря и Ивана Варшавского, а через день состоялась торжественная укладка «золотого звена», соединившего две идущие навстречу друг другу железнодорожные ветки в единое целое.

К новому, 1984 году был запущен и магистральный газопровод Уренгой — Помары — Ужгород, который удалось построить, несмотря на попытки американцев запретить своим западноевропейским союзникам поставлять в СССР необходимое оборудование. Среди тогдашних новогодних телепередач многим зрителям запомнился детский утренник, на котором рыба-пила пыталась перепилить трубу, несущую тепло людям. Но ничего у злодейки, конечно, не вышло.

Поставки в Европу выросли на порядок, по добыче «голубого топлива» Советский Союз вышел на первое место в мире (587 млрд куб. м). Работавший в США лауреат Нобелевской премии по экономике Василий Леонтьев сделал тогда интересный вывод — если СССР будет и дальше такими же темпами наращивать добычу и экспорт газа, то стране не будут страшны никакие экономические кризисы.

Леонтьев был известен как разработчик метода «затраты — выпуск», позволявшего сочетать преимущества капиталистической и социалистической систем хозяйствования. Суть его заключалась в том, что, собрав максимально полные статистические данные, специалисты брались рассчитать наиболее оптимальный сценарий развития экономики, исходя из имеющихся стартовых позиций. Государство брало на себя функции регулятора, а эффективность метода была подтверждена и «новым курсом» Франклина Рузвельта и послевоенным «японским экономическим чудом». В советском Госплане метод Леонтьева тоже взяли на вооружение. К слову, последователи мэтра из числа американских экономистов считали структуру советского народного хозяйства одной из самых оптимальных и самодостаточных.

Главная, вероятно, проблема советской экономики заключалась в слабом развитии потребительского сектора, продукция которого и в количественном, и в качественном отношении не могла удовлетворить советских граждан. Слово «дефицит» стало одним из «брендов» эпохи застоя, а стоящая за этим дефицитом очередь превратилась в ее зримый символ. Вдобавок позитивный эффект от увеличения экспорта углеводородов оказался смазан падением цен на них, спровоцированным, как многие полагают, тайным сговором США и Саудовской Аравии.

Ничего другого, кроме как «закручивать гайки», «изыскивать внутренние резервы» и «поднимать дисциплину», не мог предложить никто из престарелых советских руководителей. После кончины Андропова символом этого курса ненадолго стал министр обороны и руководитель военно-промышленного комплекса Дмитрий Устинов.

Его смерть, последовавшая 20 декабря 1984 года, вызвала массу толков, поскольку практически одновременно с ним скончался и министр обороны Чехословакии Мартин Дзур. Вскоре после этого отошли в мир иной военные министры ГДР и Венгрии — Гейнц Гофман и Иштван Олах. Поговаривали будто коммунисты-консерваторы из числа военных замышляли переворот в рамках всего Варшавского договора с параллельным усмирением бурлящей Польши.

Вслед за Устиновым — 10 марта 1985 года — скончался и Константин Черненко. Эпоха «кремлевских старцев» закончилась.

СМЕНА КАРАУЛА

Пришло время «молодежи», из числа которой на авансцене фигурировали три кандидата — курировавший в ЦК сельское хозяйство Михаил Горбачев, куратор промышленности Григорий Романов и первый секретарь Московского обкома Виктор Гришин.

Когда Политбюро собралось определять преемника, Романов, на свою беду, находился в командировке в литовской Паланге. Гришин же был личностью в партии малопопулярной. Теоретически генсеком мог стать последний еще живой старец — глава МИД Андрей Громыко, но он сам отвел свою кандидатуру и предложил Горбачева. По большому счету его слово и оказалось решающим. При этом сам Громыко стал формальным главой государства, заняв пост председателя президиума Верховного Совета.

Курс на реформы Горбачев обозначил на состоявшемся в апреле 1985 года пленуме ЦК.

Ключевым был лозунг «ускорения», предполагавший резкий подъем промышленность и благосостояния народа за короткие сроки. В целом, исходя из формулировок, никто не мог и заподозрить, что речь идет о чем-то большем, нежели косметический ремонт существующей системы.

Вероятно, и сам генсек ни на что большее не замахивался. Главной для него задачей было устранение конкурентов и насыщение Политбюро и ЦК своими сторонниками.

С задачей этой он справился. Репутация Романова была изрядно подмочена слухами о якобы роскошной свадьбе, организованной для его дочери аж в Эрмитаже. В результате опытного и полного сил хозяйственника отправили на «заслуженный отдых», изрядно полив напоследок грязью. От менее опасного Гришина избавились чуть позже.

Министерство иностранных дел вместо перешедшего в статус «свадебного генерала» Громыко возглавил бывший руководитель Грузии Эдуард Шеварднадзе. Еще один энергичный кавказец, бывший руководитель Азербайджана, а ныне заместитель председателя Совета министров Гейдар Алиев, хотя и поддерживал Горбачева, генсеку почему-то не нравился, — видимо, тот углядел в нем опасного конкурента. По рассказам самого Алиева, врачи убедили его подать в отставку, доказывая, что жить ему осталось лет пять не больше.

Главу правительства, престарелого Николая Тихонова, отправили на пенсию в сентябре 1985 года, заменив 55-летним Николаем Рыжковым. Тот имел за плечами хорошую хозяйственную школу, но предложить эффективную программу выхода из кризиса оказался не способен.

На апрельском пленуме (который до XXVII съезда именовался не иначе как «поворотным» и «историческим») членом Политбюро стал бывший первый секретарь Томского обкома 65-летний Егор Лигачев, считавшийся сторонником Горбачев и в скором времени возглавивший «консервативное» крыло партии. В противоположном, «либеральном», крыле находился 62-летний Александр Яковлев, который еще в конце 1950-х годов проходил стажировку в Колумбийском университете, позже работал по идеологической линии, а затем был послом в Канаде, откуда его вернули именно по настоянию Горбачева. Наконец, еще одной восходящей и, как выяснилось, самой яркой звездой стал свердловчанин Борис Ельцин, сменивший в декабре 1985 года Гришина во главе Московского горкома.

Ведя аппаратную борьбу, Горбачев не забывал и о массах. Много ездил по стране, общался с трудящимися. Говорил гладко, без бумажки, хотя иногда смешил любителей правильной речи своим провинциальным говором. Его супруга Раиса (урожденная Титаренко), подобно мужу, закончила Московский университет, защитила кандидатскую диссертацию по философии и, сопровождая генсека в поездках, умело работала над его имиджем. Михаил Сергеевич умел вовремя блеснуть эрудицией и заранее заготовленными импровизациями, был улыбчив, общителен и доступен. Страна многого от него ждала, хотя конкретных изменений к лучшему пока не происходило.

Скорее наоборот, затеянная им «антиалкогольная кампания» лежала скорее в русле «закручивания гаек» и не отличалась продуманностью.

Под лозунгом заботы о здоровье граждан в мае 1985 года ЦК приняло постановление «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма». Производство алкоголя и его распространение были резко ограничены, хотя соответствующая статья доходов составляла почти 30 процентов государственного бюджета.

За употребление спиртного дело доходило до увольнений с работы и исключений из партии. Сцены распития спиртных напитков вырезались даже из всенародно любимых фильмов, вплоть до «Гусарской баллады», «Иронии судьбы», «Белого солнца пустыни».

Виноградники в Крыму, Украине, Молдавии, на Кавказе вырубались, так что среднегодовой сбор винограда упал с 850 тысяч тонн почти вдвое — до 430 тысяч.

Народ давился в очередях за алкоголем и шутил: «В шесть утра поет петух, в восемь – Пугачева. Магазин закрыт до двух, ключ – у Горбачева», «Спасибо партии родной, что нету водки в выходной! Но ты не плачь, моя Маруся, — одеколона я напьюся!» и даже «На недельку, до второго, закопаем Горбачева. Откопаем Брежнева — будем пить по-прежнему».

Но по серьезному «откапывать» Брежнева никто не собирался. Страна все еще верила в лучшее, причем в значительной степени эти надежды связывались и с приближающимся XXVII съездом.

«СКАЖЕМ ОБ ЭТОМ В ПОЛНЫЙ ГОЛОС!»

Партийный форум проходил с 25 февраля по 6 марта 1986 года в Кремлевском дворце съездов с участием 4993 делегатов, представлявших 18 миллионов 288 тысяч членов партии.

По укоренившейся традиции съезд открылся отчетным докладом ЦК КПСС, зачитываемым Горбачевым. Подобные доклады всегда составлялись по одной схеме: общие социально-экономические итоги за предыдущие пять лет, основные направления экономического развития, основные направления социального развития, внешняя политика. Эксклюзивным было включение в доклад такого пункта, как «Дальнейшая демократизация общества, углубление социалистического самоуправления народа», что в самой ближайшей перспективе привело к курсу на отмену 6-й статьи Конституции о руководящей и направляющей роли партии.

Обсуждался на съезде и новый партийный устав, ориентированный на более активное участие рядовых коммунистов в партийной жизни. Наряду с «ускорением» много говорилось о необходимости гласности и перестройки. Отсюда можно сделать вывод, что при проведении своего реформаторского курса Горбачев ожидал встретить сопротивление значительной части номенклатуры и рассчитывал опереться именно на партийную массу.

Резкой критики предшественников в его докладе не прозвучало. Отдавая должное и Брежневу, и Андропову, и Черненко, генсек пока еще не увязывал понятие «застой» с конкретными персоналиями. Однако общая тональность доклада была не столько пафосной, сколько тревожной: «По достоинству оценивая достигнутое, руководство КПСС считает своим долгом честно и прямо сказать партии и народу о наших упущениях в политической и практической деятельности, неблагоприятных тенденциях в экономике и социально-духовной сфере, о причинах таких явлений. В течение ряда лет, и не только в силу объективных факторов, но и причин прежде всего субъективного порядка, практические действия партийных и государственных органов отставали от требований времени, самой жизни. Проблемы в развитии страны нарастали быстрее, чем решались. Инертность, застылость форм и методов управления, снижение динамизма в работе, нарастание бюрократизма — все это наносило немалый ущерб делу. В жизни общества начали проступать застойные явления. Ситуация требовала перемен, но в центральных органах, да и на местах стала брать верх своеобразная психология: как бы улучшить дела, ничего не меняя. Но так не бывает, товарищи. Как говорят, остановишься на миг — отстанешь на версту. Нельзя уклоняться от решения назревших проблем.

Подобная позиция слишком дорого обходится стране, государству, партии. И давайте скажем об этом в полный голос!»

Преимущество социализма над капитализмом сомнению не подвергалось, но благополучный исход борьбы уже не преподносился как нечто, не подлежащее сомнению.

Напротив, акцент делался на умении капиталистов приспособиться к новым условиям, на их готовности повышать уровень жизни трудящихся, хотя и путем усиления эксплуатации стран Третьего мира. И вообще: «На чудеса рассчитывать, разумеется, не приходится — сама собой обстановка не выправится. Военная сила, на которую уповают США, чтобы сохранить статус-кво, защитить интересы монополий и военно-промышленного комплекса, предотвратить дальнейшие прогрессивные преобразования в освободившихся странах, может только осложнить положение, породить новые конфликты. Мешки с деньгами могут превратиться в бочки с порохом. Рано или поздно, но и здесь капитализму придется выбирать между политикой силы и бесстыдного грабежа и возможностью сотрудничества на справедливой основе. Решения нужны радикальные — в интересах народов развивающихся государств».

Возвращаясь к делам внутренним, особый акцент Горбачев сделал на борьбе с коррупцией и нетрудовыми доходами с одновременным поощрением кооперативного движения, которое, по идее, должно было насытить рынок потребительскими товарами.

Прозвучало и вполне конкретное обещание, которое запомнилось больше, чем любое другое постановление съезда, — обеспечить к 2000 году каждую советскую семью отдельной квартирой.

Делегаты без особых дискуссий приняли новые Устав и Программу партии, ничем принципиально не отличающиеся от предыдущих, если не считать более пространных абзацев о расширении внутрипартийной демократии.

Бессменный (с 1966 года) председатель Центральной ревизионной комиссии Геннадий Сизов отчитался по составу делегатов съезда, после чего сдал свою должность преемнику — Николаю Капитонову. Рыжков, как глава правительства, выступил с докладами об основных направлениях экономического и социального развития СССР на 1986–1990 годы и на перспективу до 2000 года. Малоудачные результаты завершившейся XI пятилетки особо не обсуждались.

Из выступлений делегатов больше других запомнилась речь Ельцина. Он весьма резко выступил против вмешательства партийных органов в хозяйственные вопросы, призвал обеспечить отчетность высших руководителей, а также слегка коснулся табуированной темы привилегий номенклатуры. Но, наверное, больше всего аудиторию подкупила его самокритичность: «Делегаты могут меня спросить: почему же об этом не сказал, выступая на XXVI съезде партии? Ну что ж. Могу ответить, и откровенно ответить: видимо, тогда не хватило смелости и политического опыта».

Правда, в Политбюро он все же избран не был, хотя состав высшего партийного ареопага увеличился до 19 человек (12 полноправных членов и 7 кандидатов). Из них к «старикам» относились только трое — Громыко, партийный руководитель Украины Щербицкий и его казахстанский коллега Кунаев.

Главными итогами съезда были провозглашены принятие новой Программы партии и плана XII пятилетки, которая должна была развиваться, опять же под лозунгами перестройки и ускорения. Как показали ближайшие события, цена этих «исторических документов» оказалась нулевая. Партия и страна реально, а не на словах вступали в новый этап истории. Другое дело, что реальность оказалась далеко не столь радужной, как многие делегаты себе представляли.