В советские времена западная пропаганда подавала термин «финляндизация» в уничижительном для финнов смысле – как полную зависимость от Москвы. Президент Урхо Кекконен на это возражал: «Мысль искать политические привязанности на Западе чужда финнам, которые научились древней мудрости: глупо поступает страна, которая ищет друзей далеко, а врагов – среди соседей».

ФИНСКИЙ КУЛЬБИТ

Начало процесса выстраивания нормальных двусторонних отношений датируют сентябрем 1944-го, когда, проиграв войну-продолжение, финны решили кинуть своих германских союзников. Ознакомившись с предварительными советскими условиями, премьер Антти Хатчелль так расстроился, что слег с инсультом. Но условия все-таки принял.

По так называемому Московскому перемирию и закреплявшему его Парижскому договору (от 10 февраля 1947 года), в территориальном плане Суоми почти ничего не теряла (кроме района Петсамо), просто откатываясь к границе 1940 года. Национальную гордость травмировали другие пункты: выдача просивших в Финляндии убежища советских граждан; суд над еще недавно считавшимися «патриотами» политиками, заклейменными теперь «поджигателями войны»; предоставление в аренду участка земли в 30 км от Хельсинки для строительства советской морской базы Порккала-Удд; выплата в течение 8 лет репараций товарами на 300 миллионов долларов.

Еще на завершающем этапе войны переместившийся с поста главкома в кресло президента Густав Маннергейм осуществил операцию по силовому выдворению с территории страны германских «товарищей по оружию». Он же дал отмашку суду над «поджигателями войны», после чего поспешил сложить полномочия и от греха подальше отбыл доживать век в нейтральной Швейцарии.

Главным подсудимым был его предшественник на посту президента Ристо Рюти, получивший 10 лет, но в 1949 году помилованный – разумеется, с отмашки благодушно настроенного отца народов.

Сталина вполне устроил подписанный чуть ранее (6 апреля 1948 года) Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между СССР и Финляндией, фактически обязывавший Суоми в случае войны содействовать всем мерам, которые Москва сочтет необходимыми принять для обеспечения безопасности. На случай же, чтобы не возникло желания «соскочить», база Порккала-Удд, собственно, и создавалась.

В качестве компенсации финнам пообещали не принуждать их к строительству социализма и доступ к практически безграничному рынку восточного соседа.

Так начался процесс, окрещенный в западной прессе «финляндизацией», – в широком значение этот термин подразумевает небольшую страну, которая в обмен на полную внутреннюю самостоятельность и экономические «пряники» выстраивает свою внешнюю политику, исходя из пожеланий могучего соседа. В самой Финляндии такой курс называли «линией Паасикиви – Кекконена».

ЛИНИЯ ПААСИКИВИ - КЕККОНЕНА

Юхо Паасикиви в марте 1946 года сменил Маннергейма в качестве президента и стал первым капиталистическим политиком, награжденным орденом Ленина.

Кекконен во время Гражданской войны 1918 года участвовал в расстреле финских красногвардейцев и до определенного момента считался правым политиком. Однако, став в 1944 году министром юстиции, именно он активней всего ратовал за уступки Советскому Союзу и организовывал суд над «поджигателями войны». Он же выдавал советских граждан, большинство из которых были для финнов «соплеменниками», – карелов, эстонцев, ижор, вепсов.

В 1948 году, уже после подписания Договора о дружбе, Сталин поинтересовался его мнением о документе, Кекконен заявил, что финские представители подписали его под «диктатом» Паасикиви. Сталин усмехнулся и угостил собеседника красным грузинским вином. На просьбу дать отзыв о напитке, финн отреагировал фразой: «О серьезных вещах нельзя делать поспешные заявления». Отец народов приказал дать ему на дорогу еще несколько бутылок, словно чувствуя в сдержанном финне родственную душу. Но, вообще-то, Кекконен предпочитал напитки покрепче, что очень помогало ему выстраивать отношения с имевшими аналогичные вкусы советскими лидерами.

В октябре 1954 года этот выдающийся политик стал вторым человеком в Суоми в качестве премьер-министра и сразу наладил отношения с Хрущевым, прибегнув к своей «банно-водочной дипломатии».

Незадолго до этого, в связи с возросшей угрозой со стороны НАТО, была спешно достроена база Порккала-Удд, занимавшая площадь около 100 квадратных километров и защищаемая специально сформированной 10-тысячной дивизией морской пехоты.

Хрущев, по его словам, решил покорить нового финского премьера великодушием: «Я считал, что не лучший способ завоевания доверия финского народа – держать у них под горлом ножик в виде военной базы… Как же мы можем призывать американцев вывести свои войска с других территорий, если наша база расположена в Финляндии? Она выполняет ту же роль, что и американские базы, к примеру, в Турции».

Пример не слишком удачный, поскольку Турция находилась за десятки тысяч километров от США, а Финляндия – под боком у Ленинграда. Тем не менее базу Порккала-Удд ликвидировали, что и было зафиксировано актом сдачи-приемки от 25 января 1956 года.

В качестве ответного жеста финны продлили на 20 лет Договор о дружбе, сотрудничестве и военной помощи. Однако в марте 1956 года премьером стал лидер финских социал-демократов Карл-Август Фагерхольм, взявший курс на сближение с США и поставивший вопрос о вступлении Финляндии в НАТО.

Отчасти такая смена курса объяснялась впечатлением от антикоммунистического восстания в Венгрии, которое было подавлено советскими войсками. А ведь венгры тоже считаются «соплеменниками» финнов…

В Кремле на поведение Фагерхольма начали играть мускулами, ликвидировав для начала все экономические преференции и сделав аккуратные намеки на возможное применение силы, если НАТО начнет выдвигаться к советским границам через Суоми.

Выйти из кризиса удалось только благодаря демаршу с отставкой шести финских министров, что вызвало правительственный кризис и привело к новым выборам, на которых победили сторонники прежней линии.

И главное, с марта 1956 года президентом Финляндии являлся Кекконен, который, едва заручившись поддержкой парламентского большинства, отправился в Москву разруливать ситуацию.

БАННО-ВОДОЧНАЯ ДИПЛОМАТИЯ

Никите Сергеевичу было о чем с ним поговорить, поскольку в октябре 1957 года ему пришлось отражать атаку «антипартийной группы» в лице Молотова – Маленкова – Кагановича. Помимо прочего из уст Молотова прозвучал и такой пассаж: «Хрущев в три часа ночи отправился к президенту Финляндии в баню и пробыл там до шести часов утра. А я считаю, что надо вести себя более достойно».

Однако с этой репликой он выступал на Пленуме ЦК, где большинство поддерживало Никиту Сергеевичу. И генеральный прокурор Роман Руденко бросил тогда Молотову: «А вы считали достойным ехать к Гитлеру?..»

В общем, Хрущев с Кекконеном снова пошли в баню, только теперь в русскую, в охотничьем заповеднике в Завидово. А потом, в 1963-м, снова парились в Хельсинки.

В промежутке (в 1960-м) был торжественный прием в советском посольстве, когда Хрущев безуспешно пытался перепить финского президента. Заявление Кекконена о том, что Суоми останется такой, какая она есть (в смысле капиталистической), ибо «на то воля финского народа», Хрущев парировал: «Ну, тогда мы оставим вас капиталистическим заповедником в Европе! К вам будут приезжать туристы и вспоминать историю!»

На самом деле по уровню благосостояния Финляндия на голову обходила Советский Союз, гражданам которого Хрущев обещал, что «нынешнее поколение» будет жить при коммунизме. И это финское благоденствие во многом объяснялось бурно развивающимся экономическом сотрудничеством, при котором на могучего восточного соседа приходилось до четверти всего финского товарооборота. Даже знаменитые хрущевки, по сути, представляли собой легкую переработку типовых проектов знаменитого финского архитектора Алвара Аалто (спроектировавшего библиотеку в Выборге, считающуюся классикой европейского модернизма).

Показателен анекдот про финского подрядчика, который обещал построить коммунизм при условии 20%-ной предоплаты и четко сформулированного технического задания.

Свержение Хрущева Кекконена огорчило, но от комментариев по этому поводу он, разумеется, воздержался и двигался прежним курсом.

ДРУЖНЫЕ СОСЕДИ

В «банно-водочной дипломатии» финского президента Брежнев с готовностью реагировал только на водочную часть, и без бани отношения лишились прежней сердечности.

Кекконен, впрочем, удачно перенастроился на советского премьера Алексея Косыгина, что было оптимально, учитывая по-прежнему бурно развивающиеся экономические связи.

Двусторонние контакты приобрели более выраженный региональный оттенок. Основные торговые и финансовые потоки шли через Ленинград, так что после открытия на берегах Невы в 1967 году генерального консульства должность главы этого учреждения считалась одной из ключевых в финском дипведомстве. Финские туристы стали постоянными гостями колыбели революции, партнерами местных фарцовщиков, клиентами путан и постоянными фигурантами пьяных конфликтов.

Однако шероховатости на бытовом уровне сглаживались совместными культурными проектами. Например, именно на базе Ленфильма снималась кинокартина с показательным названием «Доверие» – о том, как Ленин предоставил независимость Финляндии.

Многие финны ездили на Карельский перешеек и в «соплеменную» Карельскую АССР, причем последняя до 1956 года именовалась Карело-Финской и обладала статусом союзной республики. Снижение статуса до автономии и «срезание» эпитета «Финская» были своего рода успокоительными жестами в адрес партнеров из Суоми – мы вас присоединять не собираемся.

Выборг считался самой серьезной финской потерей в Зимней войне, а в 1970-х годах в прилегающем к этому городу районе был реализован один из крупнейших совместных проектов – Светогорский целлюлозно-бумажный комбинат. Бонусом к производственным зданиям финны построили сауну, которую Кекконен и Косыгин опробовали, а затем и обмыли «Русским бальзамом».

Эстонская ССР находилась у Кекконена на особом контроле – и в силу географической близости, и как населенная «соплеменным» народом.

7 июля 1965 года была открыта паромная туристическая линия Таллин – Хельсинки.

В 1966 году запустили совместную телепередачу «знатоков» Naapurivisa («Соседская викторина»).

В 1967-м в Финляндию на неделю культуры ЭССР отправились более 500 человек – примерно крупный эстонский поселок.

А в 1980-м в Таллине в рамках Олимпиады проходила парусная регата и город заполнили толпы западных туристов.

Не частные мастера, а сотрудники государственных домов быта ставили гражданам ЭССР специальные блоки, позволявшие смотреть финское телевидение, и эта практика сохранилась даже после принятия в 1982 году официального постановления республиканского ЦК о «нейтрализации» такой вот западной «мягкой силы». Стоит ли удивляться, что именно в прибалтийских республиках стремление выйти из Союза было наиболее сильным?

Москва тоже старалась извлечь максимум из особых отношений с Финляндией.

БЕЗ БАНИ И ВОДКИ

Именно через Суоми приобретались многие подпадавшие под эмбарго западные товары и технологии. Достаточно комфортно чувствовали себя в Финляндии и представители советских спецслужб.

Сам Кекконен на квартире своего сына периодически встречался с некими чекистами, фигурировавшими в его записях как Мr X и Mr Zh. Финская контрразведка эти контакты засекла, но жучков устанавливать на квартире не стала; президента побаивались.

О работавших же в Суоми советских разведчиках исследователь Киммо Рентола писал: «Они выглядели как финны, одевались как коренное население, вели себя совершенно по-фински. Они даже переняли такие наши национальные черты, как флегматизм, некоторая медлительность, любили сауну, лыжи и финскую кухню».

В отставку Кекконен подал в октябре 1982 года, поняв, что уже не тянет по здоровью. Его преемник Мауно Койвисто в молодости участвовал в Зимней войне и придерживался аналогичных внешнеполитических взглядов, которые, однако, пришлось корректировать исходя из новых реалий.

Горбачевская перестройка лишила Финляндию ее эксклюзивного посреднического статуса, что отразилось на экономическом положении: в 1990-х годах ВВП страны упал на 13%, а безработица выросла на 18%.

Развал СССР вообще поломал линию Паасикиви – Кекконена, пробудив у части финского общества настроения, которые можно назвать реваншистскими. До поры до времени они сдерживались снова оживившимся экономическим сотрудничеством, но на высшем уровне без бани и водки диалога, видимо, как-то не получалось…

Начав статью с цитаты из Кекконена, завершить ее можно цитатой из Койвисто: «Суровые войны научили народ Финляндии, что именно маленькой нации следует учитывать интересы безопасности большого соседа и остерегаться строить свое будущее, полагаясь на заморскую помощь и симпатии».

Увы, но даже самые суровые уроки не усваиваются навечно, даже если сама жизнь подтвердила правильность учебной программы.