Чёрная рапсодия
СССР
«Секретные материалы 20 века» №7(393), 2014
Чёрная рапсодия
Валерий Колодяжный
журналист
Санкт-Петербург
2905
Чёрная рапсодия
Массив Фута-Джаллон, республика Гвинея

Нелегко приходилось нашему брату-интернационалисту в разбитых блиндажах идеологической войны. Враги были известны давно: они из числа держав цивилизованных. А в друзья отбирались, напротив, страны по преимуществу развивающиеся. Это и понятно – с бедными проще. Да и мы на их фоне выглядели краше…

Про это мало кто говорил, писал и снимал, а сейчас и тем более все забыто. В конце прошлого столетия Советский Союз снарядил экспедицию для оказания помощи Гвинее в деле изучения береговых районов и шельфа, то есть прибрежной зоны океанского дна. Слово «помощь» в данном случае означало вот что. Организация исследований, материальные и финансовые издержки ложились на советскую сторону. И поскольку сами гвинейцы по причине отсутствия какой-либо квалификации делать ничего не могли, то все работы осуществлялись также советскими специалистами.

Какой же, спрашивается, советским с того прок?

Кроме геополитики, ровным счетом никакого. Но на то они и советские!

По прибытии в Гвинею часть экспедиции разместилась на берегу: начальство – в столице Конакри (на виллах Шмен-де-Фер и Калеа), сотрудники – на побережье, в точках развертывания навигационных систем и по уровенным постам в туземных деревушках Бенти, Кундинде, Сингиле и подобных им. Другая часть, морской отряд со своими судами и катерами, базировалась на архипелаге Лос (острова Тамара, Каса, Иль-Бланш, Рум) и в столичном порту. С моря и островов хорошо просматривались вдали синеватые отроги горного массива Фута-Джаллон и особенно его вершина – гора Какулима.

Гвинейская столица Конакри – город небольшой и по виду совсем не столичный. Пыльные улицы вели к рыночной площади. Небольшой городской базар обилием не радовал. В основном там были представлены тропические фрукты и в меньшей степени что-то из бывших в употреблении носильных вещей. Зато хороши были образцы местных промыслов – фигурки, статуэтки, маски из тяжелого, тонущего в воде черного дерева, а также из красного, сандалового и прочих благородных сортов древесины. Иные из этих изделий представляли собой подлинные произведения искусства. Но и те, что были резаны грубо, примитивно, все равно несли на себе терпкий, манящий и ни с чем не сравнимый аромат Черной Африки, в сердце которой находилась Гвинея.

Центр западноафриканской столицы был шумным и людным. По сторонам улиц стояли окруженные пышными кустарниками и богатыми цветниками одно-двухэтажные дома, некоторые очень красивые, недавних колониальных времен. Вокруг вообще было много зелени, в основном кокосовые пальмы, а на площади перед административным зданием порта возвышалось подлинное украшение столицы: гигантский, не в три, а во все десять охватов, баобаб, причудливо изогнувший свои мощные ветви и корни. Но… Сплошь и рядом, куда ни глянь, следы бесхозяйственности и непорядка: доски, чурбаки и даже целые бревна драгоценного красного дерева в небрежении валялись прямо на земле, по краям дорог. И не только дерево, сама земля Гвинеи от высокого содержания алюминия была красной; такая почва имеет специальное наименование – латерит. Не земля, а чистые бокситы, тем более что как раз это – главная статья гвинейского экспорта.

Но как и всякая страна, вывозящая сырье, Гвинея была бедная. На обочинах, а иногда и посреди улиц, затрудняя движение, вереницами стояли брошенные, по большей части тронутые ржавчиной автомобили – главным образом грузовики. Гвинейцы оставляли их при первой неисправности, даже в случае прокола колеса или когда в баке кончался бензин. Логика ясна: раз машина не едет, значит она сломалась. Следовательно, нужен другой, исправный автомобиль. А потом и со следующим так же. И во всем остальном запущенность и изможденные фигуры аборигенов.

Изредка в черной толпе мелькали белые лица, причем по преимуществу лица женские и, что примечательно, советские. Это были те редкие счастливицы, которым судьба подарила шанс выйти замуж за иноземца. И хоть угораздило их при этом очутиться в богом забытой черной стране, они использовали даже такой шанс, лишь бы пересечь – желательно навсегда – непроницаемые для прочих рубежи отчизны. Видимо, блондинистые дамы чувствовали себя записными иностранками и общаться с соотечественниками, когда выяснялось, что это именно они, считали ниже своего африканского достоинства. «Мы здесь еще немного поживем и уедем во Францию, – говорили они в редких беседах, обманывая в большей степени самих себя. – Моему Бубакару предложили хорошее место в Марселе».

Белые физиономии имели также гвинейцы из числа альбиносов. О-о-о!.. Это зрелище не для впечатлительных: белый негр. Светлая, отличающаяся от европейского типа кожа при африканских чертах лица, курчавые рыжеватые волосы и неестественно красные глаза… Такие альбиносы, которых в Конакри жило несколько семей, производили особое впечатление.

Гордость гвинейской индустрии – железные дороги. Правда, таковых здесь было немного: две узкоколейки, одна из которых соединяла столицу с городом Канкан, расположенным в центре страны, а вторая – с деревней Фриа, неподалеку от Конакри. Имелась короткая ветка с колеей европейской ширины, но она пролегала на северо-западе страны, связывая города Камсар и Сангареди. После освобождения страны от колониального гнета железнодорожное хозяйство пришло в упадок – пути заросли буйной тропической зеленью, а подвижной состав пришел в негодность. Капитальный железнодорожный мост в центре города хоть и был построен при французах, но носил имя Фиделя Кастро. Это была одна из достопримечательностей столицы, наряду с бело-розовым Домом Дружбы, возведенным китайцами в вычурном ажурном стиле, и с черновато-серым зданием советского посольства. В жизни гвинейцев каменный мост имел значение особое: на нем казнили государственных преступников. Врагов народа вешали на перилах таким образом, что тела несчастных висели посреди центрального пролета, причем настолько низко, что «экспедиционники», едущие в кузове грузовика, что случалось часто, приближаясь к мосту, держали ухо востро и при необходимости пригибались, чтобы не задеть болтающиеся ноги висельников. Неподалеку, кстати, находилась вилла Шмен-де-Фер, название которой, собственно, и означало «железная дорога».

В общем, недавняя французская колония, а ныне свободная Гвинейская республика, с какой стороны на нее ни взгляни, была надежным другом. В меру бедная и отсталая, Гвинея изобиловала племенами. Что-что, а это – на любой вкус: фульбе, малинке, киси, банди, ммани, лома, бага, тенда, ландума, сусу, налу, коно, мано и прочая, и прочая. Каково искушение? Как не дружить с племенем, скажем, тукулер? И еще важно, что среди названных племен были людоедские. Здесь, правда, не без конфузов. Случилось подружиться с одной племенной державой – уже и президента, завернутого в тигровую шкуру, обихаживали, величали товарищем и водили по древним кремлевским храмам. А этот витязь возьми да окажись каннибалом – сколько-то человек зажарил и лично съел! Тут логика проста: коль враждебен цивилизованному миру – дружи с людоедами!

Но пожизненный президент Гвинеи маститый африканский сатрап Ахмед Секу Туре, чей дворец, в мавританском стиле построенный на берегу океана, бдительно охранялся одетыми в восточногерманскую пехотную форму кубинцами, глядящими на мир через смотровые щели советских бронетранспортеров, еще никого не съел. Он стал завсегдатаем московских партийных форумов. Освоившись, вождь поднимался на кремлевские трибуны и, белозубо улыбаясь блестящим лицом, фотографировался с лидерами мирового коммунизма.

Название Африка пришло из Рима. В результате кровавых Пунических войн во II веке до Рождества Христова Рим твердо стал на земле Карфагена, граждан которого победители именовали не только пунами, что широко известно, но также афариками и авригами (латиняне писали afri или africani). Впоследствии, как это не раз случалось, название было распространено на все население северной части материка, а по прошествии веков и на континент.

Обобщенное наименование жителей – «африканец» – вряд ли корректно, так же как использование понятий «европеец» или «азиат». Последние термины означают прежде всего общность истории, традиций, культуры, религии и быта – в данном случае жителей европейских или азиатских стран, во всяком случае большинства из них, чего не наблюдается в Африке. Северная ее часть, Магриб, скорее азиатская, мусульманская. Крайний юг (исторические провинции Трансвааль, Оранжевая Республика, Капская область), белокожие жители-христиане которого как раз и именуют себя африканцами, в культурном и экономическом смысле сильно европеизирован. А, скажем, известная песня «Трансвааль, Трансвааль, страна моя» вообще русская народная. Как не совсем правильно было бы именовать американцем жителя Аргентины (американец – это прежде всего гражданин США), точно так же неверно называть африканцем любого уроженца Африки – и не только потому, что такое название, как видно, уже занято, но в силу того, что обилие в административных пределах любого из африканских государств самых разных народов и племен, зачастую совсем не родственных друг другу, делает условным даже использование таких известных и уже, казалось бы, устоявшихся наименований, как «малиец», «конголезец» или «гвинеец». Уместно также напомнить, что племя авригов существует и поныне – оно разбросано по всей Сахаре, вплоть до берегов Нигера. По некоторым суждениям, представители данного племени являются потомками тех самых древних афариков, которые дали имя Черному континенту.

Правда, до гвинейской деревни Сингиле авриги не дошли. Это было заурядное туземное селение: хижины-мазанки, крытые пальмовыми листьями. Деревня стояла на берегу протоки, отделяющей от материка остров Кабак. В Сингиле была развернута радионавигационная станция, и там же жил обслуживающий персонал. Радионавигация была необходима работающим в море судам и катерам экспедиции, равно как и уровенные посты, фиксирующие приливо-отливные колебания – для приведения к единому нулю измеренных морских глубин.

Но славилась деревня Сингиле не этим, а обширными рисовыми плантациями, где китайские рисоводы помогали гвинейским друзьям выращивать эту питательную восточную культуру. Впрочем, китайская помощь была сродни той, которую советские океанологи оказывали гвинейцам в изучении прибрежного шельфа. Китайцы и сами питались этим рисом, а также поставляли его соотечественникам – китайским рыбакам, помогавшим гвинейцам в рыбном промысле: в порту Конакри во множестве стояли аккуратные рыболовецкие суденышки под красным китайским флагом.

Рис да рыба! Так и в Африке жить можно. И поскольку китайцы состояли при столь животрепещущем для голодной страны деле, как добыча и производство продовольствия, авторитет Поднебесной в Гвинее стоял очень высоко, несопоставимо с советским, чьи специалисты, которые и сами не прочь были лишний раз чего-нибудь перехватить, сидели по дальним деревням, плавали на катерах и бродили по берегу с непонятными приборами и устройствами.

Хотя прогулки по гвинейскому побережью не всегда были безопасными. На острове Тамара один сотрудник, пробираясь джунглями, внезапно потерял равновесие и, падая, схватился рукой за свисающую лиану. «Лиана» – ею оказалась крупная особь черной мамбы, африканской змеи, – вырвалась из его руки, и обомлевший специалист рухнул на землю. Нужно добавить, что в тот момент за плечами у него висел аккумулятор геодезического дальномера. Игрой случая этот старый громоздкий прибор, удачный для своего времени, был когда-то создан именно в Африке, только в южных ее краях. Впоследствии запутанными тропами, через третьи державы он попал в Страну Советов, где был творчески переработан, усовершенствован и засекречен. Но аккумулятор как весил тридцать два килограмма, так и остался. «Два пуда и в Африке два пуда, – вздыхали геодезисты. – Только в ЮАР для переноски аккумулятора в комплект дальномера входил негр». Но при социализме никому никаких негров не полагалось. Мир – дружба! А потому и на Черном континенте, где наблюдалось изобилие кондиционной рабочей силы, все оборудование приходилось таскать исключительно на собственном горбу. «Не помню, как я на гору взлетел, будто за плечами у меня не аккумулятор, а крылья, – так напугался», – признавался впоследствии геодезист.

Другого невезучего в Африке преследовали разные напасти. Влажный тропический климат Гвинеи благоприятствовал малярии, которую кое-кто подхватил, несмотря на ежедневный прием делагила, вызывавшего, кстати, скверное самочувствие, особенно на первых порах. Однако нашего героя сразила какая-то неведомая хворь, проявлявшаяся во внезапных болях спины и кратковременных обмороках. Но позвоночник прошел, приступы не повторялись, и что это было, врачи установить не могли. И этому же товарищу, быть может в компенсацию страданий, выстрелом из старинной, середины девятнадцатого века, разболтанной винтовки удалось застрелить бегемота, чего в течение битого часа не удавалось целой ватаге негров, безрезультатно изведших на этого гиппопотама чуть ли не десяток обойм. Но главным для стрелка было уклониться от участия в коллективном поедании добычи, ибо аборигены, нешуточно угрожая расправой, пытались склонить его к дружеской трапезе силой.

Третий быстрее ветра уносил ноги от рассвирепевшего варана… Четвертый, работавший на уровенном посту в деревне Кундинде, выходил и приручал раненого, как он полагал, питона. Но когда рептилия выздоровела, выяснилось, что это никакой не питон, а страшнейшая ядовитая змея. Ползучими гадами Гвинея поистине кишела, и что за тварь была в данном случае, не столь уж и важно, поскольку «экспедиционники», освоившись, различали их так: «трехминутка», «пятиминутка» – по продолжительности человеческой жизни после змеиного укуса. Воистину черный юмор.

Кундинде располагалась на северо-западе Гвинеи, близ мыса Верга, расположенного под десятым градусом северной широты. Этот мыс – начальная точка, к югу от которой и до самого мыса Негро, что по ту сторону экватора, на шестнадцатой южной параллели, простирается Гвинейский залив – обширный выступ Атлантики, разделяющий Африканский континент на широкую и мощную северную часть и узкую и вытянутую южную. Достичь мыса Верга – заветная мечта португальских путешественников XV века Жиля Эаннеса, Нуно Тристао, Дениса Фернандеса, Кадамостро и Пьерро де Синтра – в опровержение наивных воззрений тех маловеров и скептиков, кто всерьез полагал, что уже за грозными рифами мыса Бохадор океан разверзается и воды его втягиваются в гигантскую воронку. Немало отважных моряков, отчаянных авантюристов, первооткрывателей, романтиков, бескорыстных фантазеров и жестоких флибустьеров на пути к мысу Верга обрели в атлантической пучине вечный покой.

Со стороны океана, на фоне мангрового, тонкой темной полосой тянущегося побережья Западной Африки высокий серо-скалистый мыс Верга возвышается гордо, как маяк, как одинокий парус, как таинственный старинный замок, полный мятущихся душ, мечтавших покорить его мужественных людей.

…Кин-килиба. Возможно, это тропическое растение было сродни чайному кусту, хотя своим вкусом если и напоминало чай, то очень отдаленно. Оранжево-кирпичный настой кин-килибы имел аромат, чуть схожий с чайным, и непривычные, а с первого раза неприятные вкусовые качества. Доктора вначале отнеслись к неведомому зелью с опаской, не исключая его наркотических свойств. Но, отведав самолично и к тому же узнав, что настой кин-килибы пьют в гвинейской армии, успокоились. «Видимо, от этих листьев ни особой пользы, ни вреда», – осторожно сформулировал свое решение врачебный консилиум. Тем временем члены экспедиции собирали кин-килибу охапками, сушили и мешками заготовляли впрок, намереваясь полюбившийся африканский «чай» везти на родину и продолжать его употребление там.

Преимущество в сборе листвы имели сотрудники морского отряда, исследовавшие примыкающее к побережью океанское дно. В отличие от безвылазно сидящих по деревням, моряки, плавая вдоль берега и по рекам, могли изыскивать еще не разработанные плантации кин-килибы – в первую очередь на островах. «Моя судьба – кин-килиба», – ощипывая богатую лозу, приговаривали изыскатели. Средь них бытовало убеждение, что это растение благотворно действует на внутренние органы. «Почки только так промывает!» – принято было отзываться о кин-килибе. И еще такое важное суждение: «С бодуна хороша. Стаканчик холодненькой пропустишь… А-а-а-а… Оттягивает». Опохмелиться кин-килибой кому-то, может, и хотелось бы, да вот беда – не с чего! «Сижу под баобабом, тоска – не передашь… Рвануть хотя бы с крабом це-два, аш-пять, о-аш!» – мечтали под гитару тоскующие береговики.

«Хотя бы»… Тут хоть Лазаря пой, а спиртное в Гвинее отсутствовало напрочь. К тому же и официальная религия – ислам. Отсутствие алкоголя понуждало сотрудников проявлять смекалку. В задумчивость ввергала информация, что применяемые на катерах магнитные компасы заливаются двумя литрами крепкого раствора спирта (на морском языке, «шила»), в коем полагалось плавать картушке. И если береговики пускались во все тяжкие, пытались наладить выгон первача из папайи и манго или выменивали у негров отвратного вкуса пальмовую брагу, то в морском отряде не брезговали иной раз втихаря отвинтить пробку в котелке компаса. Долю «шила» отцедил, а взамен воды долил. Наука и жизнь! А картушке – ей не все ли равно, в чем плавать?! К тому же моряки посещали соседние страны, пусть и не такие дружественные, зато в винных магазинах имевшие богатый выбор. Визиты случались и в сенегальский Дакар, и в канарский Лас-Пальмас, где в тамошней Galerias Preciados (моряцкий сленг: «Галерея Прикидос») имелось вообще все, что душа желает.

В общем, по сравнению с береговыми жизнь у морских была сносная. Они не дурели от привезенной с родины консервированной картошки, за ними не гонялись клацающие челюстями ящеры, они не выходили на битву с бегемотами, их не душили удавы и не обвивали, словно Лаокоона, ядовитые змеи… У моряков хватало своих прелестей. «Дружелюбное» население прибрежных деревень, особенно тех, где еще не ступала нога белого чужеземца («вату», на диалекте киси), при появлении промерных катеров тут же открывало огонь из пулемета, карабина и вообще из того, что попадалось под руку. Слава богу, гвинейцы неважно стреляли, а то не миновать бы жертв! Наладить же контакты с местным контингентом, как-то объясниться с ним было невозможно, поскольку племена попадались всякие: в той деревне – одно, а в этой – другое, и каждое говорило по-своему. Объединяло их то, что они в одинаковой степени не знали французского, официального языка страны, – даже в той ничтожной степени, которая оказалась доступна советским специалистам.

Следить в Африке следовало не только за тем, что под ногами, на ветвях или в зарослях, но и за тем, что в воздухе. Сюрпризом могла стать, например, ипритная муха. Она походила на крошечного летающего червячка, чье тельце было украшено поперечной красной полоской. В отличие от цеце – особы крупной и назойливой, вроде слепня, ипритная муха была малозаметной. Подлетев бесшумно, ипритная мушка садилась на тело и ползла, подвижным хвостиком выделяя капельки жгучей ядовитой жидкости. Пораженное место тут же начинало зудеть, краснеть, появлялись волдыри, и через час оно уже представляло собой воспаленную рану, к тому же плохо заживающую, как вообще скверно заживали здесь всякие раны и царапины. Но в отличие от цеце, чей укус мог привести к заражению сонной болезнью, воздействие ипритной мухи, хотя и медленно, но проходило, особенно если пораженное место протиралось нашатырным спиртом.

Было одно занятие, сродни сбору кин-килибы, которому в часы досуга предавались как береговики, так и специалисты морского отряда. Это добыча ракушек. Галиотисы, ципреи, каури – такие раковины ловили участники экспедиции в прибрежных водах, местами настолько мутных, что поиски приходилось вести вслепую, ощупывая прибрежные камни и раскапывая илистый, тяжело пахнущий донный грунт. Некоторые специалисты, всерьез увлекшиеся данным занятием, за долгие месяцы африканской эпопеи составляли небольшие коллекции. В них особое место занимали мурексы – красивые белые, причудливой формы ракушки с коричневатыми подпалинами и розовым отливом перламутра. А маленькие серовато-желтые каури в давние времена выполняли – причем не только в здешних краях, но и в Китае, и в других странах – функции ювелирных украшений и даже денег. Каури были известны и на Руси; наши предки именовали такие деньги ужовками или жерновками. Хотя к чему углубляться? Еще недавно в самой Гвинее местной валютой являлся не алюминиевый сили, а гвинейский франк, подразделявшийся на сто каури. Не зря же эти ракушки по старой памяти и до сих пор кое-где называют гвинейскими деньгами. Небогатая африканская страна дала имя и английским монетам, известным под названием «гинея», первая партия которых была выбита из золота, добытого именно здесь.

…Прошли годы. Гвинейская экспедиция завершила «помощь», свернула базы в Конакри, Сингиле, Кундинде, в прочих деревнях и селениях и убыла на северную родину.

Изменилась жизнь и самой республики. К власти пришла группа молодых военных прозападной ориентации, причем офицеры были выходцами из этнически сплоченного и культурно доминирующего в Западной Африке племени. Как государство мусульманское, Гвинея осудила вторжение советских войск в Афганистан.

Словом, все пошло наперекосяк.

И как раз к тому времени были обработаны материалы, собранные советскими учеными и специалистами за годы африканской страды. Были созданы подробные карты гвинейского побережья и прилегающего океанского шельфа. Как символ братской дружбы советская сторона передала заветный комплект гвинейскому руководству. Но там были не только карты. На алтарь интернационализма были выложены таблицы приливов – ценнейший для навигации и морских промыслов источник, планы архипелага Лос, рек Бофон, Фатала, Конкуре и их дельт, атласы течений, сведения о гравитационном и магнитном полях, данные о химическом составе и физических характеристиках прибрежных вод, навигационные описания портов Камсар, Бенти и Конакри. В общем, это были такие материалы, которыми обладает не всякая страна даже из числа тех, что относят себя к разряду цивилизованных и экономически развитых.

Тем временем Гвинея медленно, но верно освобождалась из тенет первобытного коммунизма и возвращалась в мировую семью государств. Все чаще в ведущих европейских клубах стали появляться талантливые гвинейские футболисты – верный признак конца социалистического изоляционизма. И глава Международного валютного фонда совсем не случайно пал жертвой красоты именно гвинейской девушки-горничной из нью-йоркского отеля, из-за чего разразился грандиозный скандал. Шутка ли сказать! Гвинейская женщина вышла на мировой валютный уровень! Еще недавно такого нельзя было даже представить. В общем, все кардинально переменилось.

Разве что без ответа остались некоторые вопросы. Ради чего затевалась гвинейская экспедиция? Для чего наша страна потратила изрядно народных средств? И во имя чего рисковали жизнями советские специалисты?

Ответов нет. Джунгли молчат. И мангры… И безмолвствуют синеватые отроги горного массива Фута-Джаллон с главной вершиной – горой Какулима.


1 апреля 2014


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847