Странные привычки и необычный образ жизни царя Петра удивляли современников. К примеру, в отличие от большинства коронованных особ он любил жить по средствам, когда это касалось его личных нужд. Сохранилась расписка государя за 1702 год в получении 366 рублей – такое жалование полагалось бомбардиру-капитану, должность которого исполнял Петр. Для сравнения скажем, что первому архитектору Санкт-Петербурга Доменико Трезини ежегодно выплачивалась тысяча рублей. Некоторые приближенные посмеивались в рукав над этой государевой причудой, но Петр не уставал повторять: «Понеже я службою для государства те деньги, как и другие офицеры, заслужил, то и могу оные употреблять по своей воле, а народные деньги оставлю для пользы государства, будучи обязан некогда о том отдать отчет Богу».

СЕКРЕТЫ ПЕТРОВСКОЙ КОНТОРКИ

Петр Алексеевич не тратил лишних денег и на обустройство своих личных апартаментов, но он заботился о том, чтобы каждая бытовая мелочь соответствовала его вкусам и пристрастиям. Петр, рост которого был чуть больше двух метров, любил жить в маленьких комнатках с низкими потолками. В построенном в 1719 году Зимнем дворце царь приказал от большого зала отгородить крошечное помещение, свой рабочий кабинет, который он называл конторкой. Обычно Петр Алексеевич вставал очень рано, надевал старый нанковый халат и, захватив любимое лакомство, соленый лимон или огурчик, отправлялся в конторку - работать. Он не мог ни на минуту оставаться праздным, его руки постоянно что-то строгали, выпиливали, рубили. Работа была для него не только потребностью души, но и давала право говорить приближенным: «Видишь, хоть я и царь, но у меня мозоли на руках». В своей конторке государь замыслил множество законов и распоряжений: указ об учреждении во всех губерниях госпиталей для раненных и увечных, о создании богаделен для стариков, лишенных ухода, здесь он написал постановление о том, чтобы в течение пяти лет брать на нужды армии только русские сукна. Так государь делом заботился об отечественных производителях.

Обустраивая свой дом, Петр не мог знать, что ему предстоит страдать от страшных болей и умереть в своей любимой конторке. В журнале «Поденных записей», куда ежедневно записывались все события жизни царя, об этом печальном событии сказано так: «Его Императорское Величество Петр Великий, лежав в болезни в Зимнем своем доме, в верхнем апартаменте, 28 января 1725 года преставился от сего мира в своей конторке». Время смерти царя-реформатора известно с абсолютной точностью, он умер в ночь с 28 на 29 января в 5 часов 15 минут. Императрица Екатерина сама закрыла мужу глаза, но для печали ни у нее, ни у придворных не было времени, во дворце началась страшная суматоха. Поскольку Петр не оставил завещания, высокопоставленные особы, разделившись на партии, принялись интриговать и пропихивать на престол своих кандидатов в самодержцы. Иностранные дипломаты поспешили домой: надо было срочно писать и отсылать депеши о кончине российского императора, которая меняла правила политической игры в Европе.

Французский посланник Жак Кампредон оказался проворнее всех, он отправил депешу о смерти Петра в 6 часов утра 29 января, то есть через 45 минут после ее официальной констатации. Надо сказать, что переслать письмо было очень непросто. Вельможи и генералы предприняли все меры предосторожности, чтобы российские граждане не пришли в излишнее волнение от печальной новости, а иностранные послы не смогли сообщить о ней своим правительствам. В Санкт-Петербурге были удвоены караулы, улицы патрулировали гвардейцы и солдаты, почта не работала, а выезд из города был запрещен. Однако донесение французского посланника Кампредона благополучно дошло до адресата, сохранилось в архиве, и через три века оно поможет нам узнать тайны, которые хранит крошечная конторка, где перестало биться сердце великого человека. Итак...

«ПОДИ И ВЫПОРИ АВДОТЬЮ»

Донесение посланника Жака Кампредона секретарю по иностранным делам Франции графу Морвито:

«Ваше сиятельство!

Из прежних писем вам известен весь изменчивый ход болезни царя. Это письмо послано мною через Стокгольм, так как шведский посланник уверил меня, что имеет верный случай отправить курьера через Финляндию, несмотря на наблюдательный надзор за всеми заставами и на временную приостановку почтового движения. Таким образом, мною сделано все для скорейшего сообщения этого печального известия. Но, не будучи уверен, что мои усилия в этом отношении увенчаются успехами, беру смелость еще раз доложить в точности обо всех наиболее интересных событиях, происшедших здесь с той минуты, как болезнь царя признана была опасной до сегодняшнего дня. Источником болезни послужил, как уже и сообщалось, застарелый и плохо вылеченный сифилис».

Давайте здесь остановимся, потому что шокирующее утверждение французского посланника требует комментария. Кампредон пишет о том, что русский царь был болен сифилисом, как о факте всем давным-давно известном. Надо сказать, что, зная любвеобильную натуру Петра, в такой диагноз можно легко поверить. Количество его любовниц не поддавалось исчислению, однако царь не находил в этом ничего зазорного, он говорил, что женщины ему необходимы «ради телесной крепости и горячности крови». Петр был не слишком разборчив в любовных связях, он мог в одно и то же время завести амуры и с красавицей, и с дурнушкой, в его постели перебывали и графини, и прачки. Искренняя любовь к жене нисколько не мешала разгулу плотских страстей. В 1717 году Петр лечился водами целебных источников в городе Спа в австрийских Нидерландах (нынешняя Бельгия). Врачи запретили ему общение с женщинами, и царь был вынужден отослать любовницу в Санкт-Петербург, о чем с сожалением писал жене Екатерине: «Во время пития воды домашней забавы дохтуры употреблять запрещают, того ради я метрессу свою отпускаю к вам, ибо не мог бы удержаться, ежели при мне была».

Слухи о дурной болезни Петра распускали люди к нему близкие, называли даже имя той женщины, которая якобы его заразила. Графиня Авдотья Ивановна Чернышева обессмертила свое имя и влезла в русскую историю благодаря тому, что «своим беспорядочным поведением имела вредное влияние на здоровье Петра». Авдотья стала любовницей Петра в пятнадцать лет, через год царь выдал ее замуж за своего денщика Григория Чернышева. Легкомысленная Авдотья не была верна ни мужу, ни царю, любовная связь с которым продолжалась и после ее замужества. Рассказывали такой анекдот, будто бы Петр, которому врачи объявили неприятный диагноз, отдал Чернышеву короткий приказ: «Поди и выпори Авдотью». Однако синяки на мягком месте Авдотьи Чернышевой нельзя считать неоспоримым доказательством ее вины, поэтому оставим вопрос о дурной болезни Петра открытым и вернемся к чтению письма французского посланника.

ДЕЛО ВРАЧЕЙ

«Так как царь был столь же нетерпелив, сколько и деятелен, то его врачи господа Блюментросты при первых припадках прописывали ему лишь слабые, временно облегчающие средства. Невежество этих врачей было главной причиной той легкости, с которой Петр относился к своей болезни, воображая, будто всегда облегчавшие его минеральные воды могут вполне уничтожить внутренний яд. Опыт доказал, что они напротив приносили вред, особенно потому, что Петр принимал Олонецкие и Пирмонтские воды зимою, в самые сильные морозы. Вследствие этого монарх прихварывал с самого возвращения своего из Ладоги. Делами он занимался мало, хотя и выходил и выезжал по обыкновению.

В ночь с 9-го на 10-е января с ним сделался жестокий припадок задержания мочи. Ему дали обычные в таких случаях лекарства и через несколько дней объявили, что всякая опасность прошла. Однако призвали весьма сведущего итальянца по имени Азарити. Когда ему объяснили причину болезни царя, он признал ее излечимой, если последуют предлагаемому им способу лечения, а именно: извлекут из мочевого пузыря застоявшуюся и гниющую урину, что предупредит воспаление, а затем, посредством лекарств, пользу которых этот врач многократно изведал на опыте, примутся за излечение язвочек, покрывающих шейку мочевого пузыря. Блюменстропы отвергли совет, поданный не ими, и продолжали свое лечение, так что до утра субботы 23 января положение царя нисколько не изменилось. К вечеру этого же дня ему стало хуже, а ночью с ним сделались такие судороги, что все думали, что он не перенесет их. За судорогами последовал сильный понос, а в воскресенье утром заметили, что урина издает сильный гнилостный запах. Итальянский врач Азарити снова стал настаивать на необходимости операции».

Болезнь Петра приобретала все более опасный и необратимый характер, но окончательный диагноз не был поставлен, а доктора не предпринимали решительных мер. И тут, конечно, возникает вопрос: кому Петр доверил свое здоровье?

Лечащими врачами царя были братья Иван и Лаврентий Блюменстропы. Их отец доктор Блюменстроп приехал в Москву из немецкого княжества Тюрингия в 1668 году по приглашению царя Алексея Михайловича. Доктор Блюменстроп прочно обосновался в России, а его сыновья Иван и Лаврентий, получив в Германии прекрасное медицинское образование, вернулись в Москву и сделали блестящую карьеру, став лейб-медиками Петра I. Старший из братьев Иван Лаврентьевич в качестве лечащего врача сопровождал царя в военных походах, возглавлял медицинскую службу России, по его инициативе была учреждена лечебница для приходящих больных, ставшая прообразом современных поликлиник. Лаврентий Лаврентьевич стал одним из инициаторов создания и первым президентом Российской Академии наук. Кроме Ивана и Лаврентия Блюменстропов русского царя лечили и другие не менее почтенные и опытные эскулапы, однако из донесения французского посланника следует, что в январские дни 1725 года решающее слово в назначении лечения оставалось за братьями.

Блюменгстропы были придворными врачами Петра на протяжении десяти лет, а любой придворный прекрасно знает, как трудно удержаться около трона: стоит лишь немного оступиться и можно лишиться насиженного места. Врачи, окружившие постель больного Петра, наблюдали не только за коронованным пациентом, они ревностно следили друг за другом. Если бы царь выздоровел благодаря операции, предложенной итальянцем Азарити, это пошатнуло бы позиции братьев-докторов. Две недели Блюменстропы продолжили лечение, которое не приносило никаких результатов. 19 января 1725 года Петр возмутился и приказал «с величайшим поспешением» привезти из Москвы доктора Поликоло, а также он отправил письмо прусскому королю Фридриху-Вильгельму с просьбой прислать искусного медика. Для Блюменстропов это была горькая пилюля, но они все еще продолжали надеяться, что организм царя сам переборет болезнь:

«Итальянский врач Азарити снова стал настаивать на необходимости извлечь урину из мочевого пузыря, тем не менее, это отложили до следующего дня, и только в десять утра хирург англичанин по имени Горн удачно сделал эту операцию. Извлечено было до четырех фунтов урины, но уже страшно вонючей и с примесью частиц сгнившего мяса и оболочки мочевого пузыря. («Британский аптечный фунт равен 0,373 кг . Примечание авт.) Однако царь все же почувствовал облегчение. Он проспал несколько часов, и по городу разнесся слух, что всякая опасность миновала. Ночь с понедельника на вторник прошла довольно спокойно, но часов в десять утра, когда царь попросил поесть и проглотил несколько ложечек овсянки, с ним тут же сделался сильный припадок лихорадки. Тогда-то все поняли, что у него начался Антонов огонь и что нет более никакой надежды. Ни один из врачей не осмелился сообщить это известие царице, но, когда Толстой спросил Азарити, тот сказал ему, если для блага государства нужно принять какие-нибудь меры, то пора приступить к ним, ибо царю недолго уже осталось жить».

«ОТДАЙТЕ ВСЕ...»

Всем хорошо известен душераздирающий рассказ о том, как перед смертью Петр хотел назначить наследника престола, но ему не хватило сил, чтобы написать его имя: «Он ощущал жгучий жар, который постепенно перешел в непрерывную лихорадку. Он хотел что-то написать в один из перерывов, оставляемых ему страданием, но его рука выводила лишь неразборчивые буквы, из которых удалось понять лишь следующие слова по-русски: «Отдайте все...» Так об этом трагическом эпизоде повествует «История Российской империи при Петре Великом», изданная в 1757 году. Автором фундаментального труда о петровском царствовании был публицист и писатель Вольтер. Знаменитый француз стал историографом петровской эпохи не по своей воле, он работал по заказу дочери Петра Великого императрицы Елизаветы. Для своего труда Вольтер использовался документы, которые ему предоставляла русская сторона, а когда история пишется по заказу, то она невольно приобретает тот вид, который нравится и нужен заказчику. А теперь заглянем в донесение Кампредона, чтобы узнать его версию написания петровского завещания:

«У Петра начались судороги, после чего наступил бред, во время которого он все повторял, что принес свою кровь в жертву. В бреду он, несмотря на усилия окружающих, вскочил с постели и приказывал отворить окно, чтобы впустить свежего воздуха, но тот час упал в обморок, и его снова уложили в постель. С этой минуты и до самой кончины он не выходил более из состояния агонии. Говорить он почти не мог, не мог сделать и никаких распоряжений. О завещании ему и не напоминали, отчасти из боязни обескуражить его этим, как предвещанием близкой кончины, а, может быть, царица и ее друзья опасались, как бы умирающий монарх не изменил свои прежние намерения».

Как вы видите, в донесение французского посланника нет упоминания о грифельной доске, которую принесли умирающему Петру, о нацарапанных на ней каракулях, в которых кто-то разобрал знаменитую фразу: «Отдайте все..» А причина этого проста: Кампредон писал донесение, официальный документ, в котором он излагал факты, а легенда о холодеющей руке Петра, которая упала, не завершив фразу, была придумана позднее, когда понадобилось объяснить отсутствие завещания. Напомним, что царь почувствовал сильнейший приступ болезни 10 января 1725 года, до 23 января он страдал от чудовищных болей, но находился в сознании. У самодержца всероссийского было вполне достаточно времени, чтобы выразить свою последнюю волю, но в страшные январские дни Петр с невыносимой ясностью понял, что у него нет достойного приемника, что созданную им империю некому завещать. Тяжелые груз ответственности и физические страдания сделали последние дни жизни царя чрезвычайно мучительными:

«В течение болезни Петр сильно упал духом и выказал даже мелочную боязнь смерти, но в то же время искреннее раскаяние. По его повелению освободили всех заключенных за долги, большую часть которых царь приказал выплатить из лично ему принадлежащих сумм. Прочих заключенных и всех каторжников, кроме убийц и государственных преступников, он также приказал освободить. Петр повелел молиться о нем во всех церквах, не исключая и иноверных. Он причащался три раза в неделю. Царица все это время почти не отходила от него, и сама закрыла ему рот и глаза. Горе по случаю смерти царя всеобщее, и можно по всей справедливости сказать, что его также глубоко оплакивают в гробу, как уважали и боялись на престоле».

ПЕТР РОМАНОВ. ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ

Донесение французского посланника Кампредона заканчивается рассказом о том, что после смерти Петра весь Сенат, «находящийся в настоящую минуту в полном составе во дворце, разделился на две партии: одна горячо поддерживает интересы царицы, а другая настаивает на коронации внука царя, десятилетнего великого князя Петра Алексеевича». А тем временем тело умершего монарха вынесли из конторки. В большом зале Зимнего дворца установили траурный катафалк. Всем желающим было позволено проститься с государем, поцеловав руку покойного. Императрица Екатерина I не стала разбираться в медицинских аспектах кончины любимого супруга, и вопрос об ответственности врачей за смерть сильного, энергичного мужчины 52 лет от роду повис в воздухе. Братья Блюменстропы сохранили свои должности, однако им не удалось «сохранить лицо» среди коллег-врачей. Дело в том, Лаврентий Лаврентьевич Блюменстроп незадолго до печального финала отослал описание болезни Петра I голландскому врачу Герману Бургаве, светилу медицинской науки того времени. Слава Германа Бургаве была так велика, что даже китайский император обратился к нему за консультацией, отправив послание с таким адресом: «Герману Бургаве, врачу в Европе», и письмо нашло адресата. Ознакомившись с историей болезни российского самодержца, Герман Бургаве воскликнул: «Правильное лечение обошлось бы в копейки, а жизнь больного была бы спасена». Таким образом, доктор Бургаве подтвердил, что операция, которую предлагал провести итальянский врач Азарити, была необходима, а нерешительность Блюменстропов стала роковой для больного.

Долгое время не было доподлинно известно, чем болел Петр Великий и что явилось причиной его смерти в январе 1725 года. Только в конце прошлого века профессор генерал-лейтенант медицинской службы Г. М. Яковлев, кандидат медицинских наук полковник медицинской службы И. Л. Аникин и С. Ю. Трохачев решили собрать воедино все документы о здоровье царя и проанализировать их на основании знаний современной медицины. Надо сказать, что это было нелегкой задачей: описания болезни были написаны на латыни в витиеватой манере XVIII века и изобиловали множеством малопонятных терминов.

Во всех медицинских документах отмечалось, что больной на протяжении многих лет жаловался на многократные поносы, периодические лихорадки, боли в диафрагме и подреберьях, пониженный аппетит, тошноту, кровоточивость десен и пониженное настроение. Впервые заболевание проявилось в 1692 году, когда двадцатилетний царь «сделался так опасно болен, что отчаялись даже в его жизни». Сильные припадки болезни периодически повторялись. Диагноз врачей, лечивших и консультировавших царя Петра, сводился к тому, что он страдал от ипохондрии, цинги, изнурения тела, меланхолии и застоя крови. Современные медики пришли к другому выводу, они считают, что Петр Алексеевич Романов был болен хроническим гепатитом. По их мнению, фактором возникновения гепатита могло явиться регулярное употребление Петром спиртных напитков, хотя он, конечно, никогда не был хроническим алкоголиком и не имел привычки пить «до излишеств».

Исследователи попытались ответить и на другой вопрос: какое заболевание явилось причиной смерти царя Петра? В 1722 году к симптомам хронического гепатита добавились первые признаки еще одной болезнеи, выражавшиеся в задержке мочеиспускания. Зимой 1723 года царь «страдал затруднением в моче, но легко и неопасно». Следующее обострение пришлось на лето 1724 года, когда болезнь «превратилась в совершенное задержание», выздоровление наступило только в сентябре. 29 октября 1724 года государь, возвращаясь с Ладожского озера в Петербург, увидел недалеко от селения Лахта севший на мель и опрокинувший баркас с солдатами и ценным грузом. Петр прыгнул в воду и вместе с моряками стаскивал судно с мели. Стоя по пояс в ледяной воде, он проработал всю ночь, спасая жизни двадцати человек. Царь простудился, и заболевание возобновилось, однако 6 января 1725 года Петр присутствовал на празднике Крещения, где вновь сильно продрог. Дальнейшее течение болезни нам уже известно.

Проанализировав «Историю болезни Петра Алексеевича Романова», современные медики сделали следующее заключение: «Не подлежит сомнению, что причиной смерти явилась азотемия, которая в свою очередь могла быть вызвана хроническим гепатитом». Если перевести медицинские термины на более понятный язык, то это означает, что у царя Петра возникла почечная недостаточность, которая является главной причиной азотемии. При этом заболевании повышается уровень азота в крови человека, что приводит к общему отравления и летальному исходу. Весьма категорично исследователи высказались и по поводу всяческих слухов и подозрений: «Сифилисом царь не болел. Остается лишь сожалеть, что тяга к сенсации зачастую преобладает над стремлением к научной истине».