Сто лет назад умер Владимир Ильич Ленин (Ульянов). Его останки сегодня покоятся на главной площади российской столицы в специально построенном Мавзолее. Но мы вернемся в те дни, когда имя Ленина впервые стало известно ни узкому кругу революционеров, а широким массам. И это появление было обставлено максимально эффектно. Броневик, красные знамена толпы народа…

Даже сегодня эта картина выглядит более узнаваемой, нежели другие образы «вождя мирового пролетариата». В апреле 1917 года у Финляндского вокзала собравшаяся толпа встречала приехавших из эмиграции революционеров. Как ни парадоксально, «историческое» выступление Ленина никому не запомнилось, поскольку никто толком - ни тогда, ни позднее - не смог воспроизвести, о чем же именно с высоты броневика говорилось.

Но вот прошла пара недель, и выскочивший, словно чертик из табакерки, политик уже диктовал условия, пускай не самой влиятельной, но все-таки партии. Еще через полтора-два месяца подумывал о захвате власти. Менее, чем через полгода возглавил новое правительство России.

Какие факторы способствовали столь удивительным метаморфозам? Умелый «пиар», серьезная финансовая подпитка, или же допущенные противниками Ленина ошибки? И если речь идет о целом комплексе факторов, то какой из них оказался главным?

ИЩЕМ ГЛУХОНЕМОГО ШВЕДА…

Советские авторы объясняли успехи большевиков личными качествами самого Ленина - целеустремленностью, даром убеждения, проницательностью.

Ну, насчет целеустремленности и дара убеждения не поспоришь, а вот насчет проницательности…

В начале января 1917 года Ленин выступал в Цюрихе с докладом, посвященным 10-летию Первой русской революции. Аудитория, главным образом - русские студенты, слушали его вполуха, а когда в соседнем зале начались танцы, молодежь и вовсе потянулась к выходу. Сообразив, что злоупотреблять терпением публики не стоит, Ленин подвел итог. Он пообещал, что «ближайшие годы приведут в Европе к народным восстаниям», но «мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции»…

Через два месяца заскочивший к Ильичу польский политэмигрант Моисей Бронский сообщил о событиях в России. Реакция Ильича была по-детски непосредственной: «Потрясающе! Поразительно! Невероятно!» Правда, придя в себя от неожиданности, он вскоре рассказывал знакомым, что близость революции была для него «несомненной».

Конечно, из сообщений газет Ленин смутно представлял себе суть событий, однако интуитивно уловил главное - ситуация в России взбаламутилась настолько, что самые радикальные призывы могли быть услышаны широкими массами. Пойди страна по пути строительства нормальной буржуазной демократии, и большевистской партии пришлось бы довольствоваться несколькими местами в парламенте и снисходительным вниманием более влиятельных конкурентов.

Следовательно, в борьбу за власть требовалось вступать немедленно. Но здесь сразу же возникал вопрос: как добраться до России? Через Францию и Англию, с учетом всех пограничных формальностей и согласований, - слишком долго. А ехать более коротким путем, через воюющую с Россией Германию, - представлялось невозможным.

Возникший в уме Ильича план был трудноисполним. Он собирался воспользоваться паспортом какого-нибудь похожего на него глухонемого шведа. Глухонемого, - чтобы Ленин не попался на незнании языка при переезде в нейтральную Швецию. Причем с паспортом владелец должен был расстаться добровольно - из любви к русской революции.

Неизвестно как долго пришлось бы искать нужного шведа, но здесь на помощь пришли немцы.

КТО ЗАПЛАТИТ ЗА БИЛЕТЫ?

Предложение обеспечить транспортировку Ленина и его соратников через Германию поступило от Александра Парвуса (Гельфанда). Это был весьма колоритный персонаж известный как своими марксистскими убеждениями, так и умением делать деньги буквально из воздуха. Впрочем, даже огромные капиталы почему-то не шли ему впрок. Не случайно сам Парвус называл себя «Мидасом наоборот»: мол, если мифический царь одним своим прикосновением обращал любые предметы в золото, то он даже золото делает навозом.

В годы Первой русской революции этот «Мидас» был одним из руководителей Петросовета, затем побывал в ссылке, бежал, стал финансовым советником турецкого правительства и сколотил крупное состояние. В разгар мировой войны он предложил германскому правительству финансировать деятельность русских революционеров. Связующим звеном между немцами и большевиками стал один из соратников Ленина – Яков Ганецкий (Фюрстенберг). Он, фактически безвозмездно, приобретал у Парвуса в Германии ширпотреб и медицинское оборудование. Через Скандинавию эти товары доставлялись в Россию, где реализовывались уже за полноценные золотые червонцы. Часть денег, доставалась местному партийному подполью, часть уходила на содержание эмигрантов.

Такова, была общая схема, о существование которой впоследствии говорил и Керенский. По его словам «Временное правительство точно установило, что денежные дела Ганецкого с Парвусом имели свое продолжение в Петербурге в Сибирском банке, где на имя родственницы Ганецкого, некоей Суменсон, а также небезызвестного Козловского хранились очень большие денежные суммы, которые через Ниа-банк в Стокгольме переправлялись из Берлина через посредничество все того же Ганецкого».

Проблема заключалась в том, что «точно установив» факт получения денег, Временное правительство не смогло собрать всех необходимых доказательств. Позже, уже в годы Гражданской войны, Козловский умер, Суменсон, как и положено бухгалтеру любого сомнительного предприятия, словно растворилась в воздухе, а Парвус и Ленин по вполне понятным причинам, не пускались в откровения. Молчал и Ганецкий, сгинувший в сталинских застенках во времена «большого террора». В общем, сохранилось огромное количество косвенных документов, и ни одного подлинника, в котором подпись Ленина стояла бы под документом о получении немецких денег.

С другой стороны, можно предположить, что эти самые немецкие деньги шли не только большевикам, но и другим оппозиционным партиям. Во всяком случае, никаких членских взносов и спонсорских средств не хватило бы на выпуск газет, брошюрок и листовок, которые мутным потоком захлестнули Россию весной 1917 года.

ЛЕНИН И ЛЮДЕНДОРФ – ЭТО СИЛА

Однако, вернемся к большевикам и рвавшемуся в Россию Ленину. Вопросы, связанные с организацией его возвращения на Родину курировал сам Эрих Людендорф - начальник германского Генерального штаба. Уже одно это показывает: в глазах немцев проблема носила не политический, а военный характер. Впрочем, и сам Людендорф признавался в своих мемуарах: «Помогая Ленину поехать в Россию, наше правительство принимало на себя особую ответственность. С военной точки зрения это предприятие было оправданно. Россию было нужно повалить».

На что рассчитывал Ленин? Самый точный ответ на этот вопрос дал его ближайший соратник по Октябрьскому перевороту Лев Троцкий. Взяться за перо его вынудил старый политический враг – Керенский, который в 1927 году, ссылаясь на мемуары Людендорфа, очередной раз высказался в том духе, что, мол, возвращение Ильича в «пломбированном» вагоне было германской диверсией. Троцкий представлял события в несколько ином ракурсе: «Людендорф надеялся, что революция в России приведет к развалу царской армии – сперва февральская революция, затем октябрьская. Чтобы разоблачить этот план Людендорфа не нужны были его мемуары. Достаточно было того факта, что группа русских революционеров пропущена через Германию.

Со стороны Людендорфа это была авантюра, вытекавшая из тяжкого военного положения Германии. Ленин воспользовался расчетами Людендорфа, имея при этом свой расчет. Людендорф говорил себе: Ленин опрокинет патриотов, а потом я задушу Ленина и его друзей. Ленин говорил себе: я проеду в вагоне Людендорфа, а за услугу расплачусь с ним по - своему.

Что два противоположных плана пересеклись в одной точке, и что этой точкой был «пломбированный» вагон, для доказательства этого не нужно сыскных талантов Керенского. Это исторический факт. После этого история уже успела проверить оба расчета. 25 октября ( по старому стилю) 1917 года большевики овладели властью. Ровно через год под могущественным ударом русской революции немецкие революционные массы опрокинули Людендорфа и его хозяев».

При таком взгляде Ильич действительно предстает ловким политиком, обведшим вокруг пальца глупых «тевтонов». Однако, при этом опускается ряд негативных моментов: Брестский мир, лишивший Россию значительной части территорий, Гражданская война, унесшая по разным подсчетам от 10 до 15 миллионов жизней, поражение германских «большевиков» и крах идей «мировой революции», ради которой все собственно и затевалось.

ЧЕЛОВЕК ИЗ «ПЛОМБИРОВАННОГО» ВАГОНА

Впрочем, весной 1917 года никто точно, конечно же, не мог, предсказать, как будут развиваться события. 15 марта 32 большевика-эмигранта сели в Цюрихе в вагон, который был «запломбирован» не в буквальном, а в переносном смысле. Во время проезда через Германию, пассажиры не должны были выходить на станциях, и обеспечивались всем необходимым за счет немцев. Никакому таможенному досмотру они не подвергались.

Сам Ленин ехал вместе с двумя своими любимыми женщинами – Инессой Арманд и Надеждой Крупской. Две гражданских жены сопровождали и его ближайшего соратника Григория Зиновьева. Так что, помимо новых идей большевистские лидеры собирались продемонстрировать России еще и пример нового типа супружеских отношений. И, разумеется, ехал весь этот «табор» с максимальным комфортом, в вагоне «первого класса»…

После пересечения германской границы, состав проследовал по маршруту Штутгарт – Франкфурт-на-Майне – Берлин - Штральзунд - Зосниц. Затем на шведском пароходе эмигранты прибыли в Троллеборг, где их встретил Ганецкий, выдавший деньги на карманные расходы.

В Стокгольме они находились более суток. Ходили по магазинам, закупались. К тому же Ганецкий нагнал местных газетчиков, сообщив им, что в шведской столице, проездом находятся не больше, ни меньше «как духовные лидеры русской революции». Россия, «избавившаяся от оков деспотизма» была в моде (точно так же как в 1990-х годах была в моде Россия перестроечная), однако никакого свежего фактического материала журналисты не получили. Ленин и сам смутно представлял себе ситуацию на Родине, и сел на своего любимого конька, начав рассуждать о необходимости «углубления революции».

Покинув гостеприимный Стокгольм, большевики пересекли границу Великого княжества Финляндского, оказавшись на территории бывшей Российской империи. В Петроград они прибыли 3 апреля.

Устроенная им на Финляндском вокзале встреча действительно была торжественной. Многотысячные толпы, состояли из солдат гарнизона, выделенных Центробалтом матросов, делегатов от питерских предприятий, и просто праздной публики, привлеченной обилием транспарантов и броневиками, которые были присланы по распоряжению военной секции Петросовета. Наиболее часто звучавшим в толпе вопросом было: «А кто приехал-то?». Изредка какой-нибудь знаток называл фамилии Ленина и Зиновьева, что вызывало недоуменные пожатия плечами.

Однако, когда пассажиры вышли из вагона, а стоявший на перроне военный оркестр грянул новый гимн России (заимствованную у французов «Марсельезу»), в порядком «заведенной» всей этой торжественностью толпе раздались приветственные выкрики.

ПЕРВЫЙ МИГ СЛАВЫ

Ленин, видимо в соответствии с негласной партийной субординацией, первым появился на платформе и, разумеется, именно он оказался в центре внимания. Проследовав, словно полководец, мимо военного оркестра, лидер большевиков направился в здание вокзала, где его поджидали руководители Петросовета во главе с Николаем Чхеидзе.

Далее предоставим слово одному из встречавших – меньшевику Николаю Суханову: «На Финляндском вокзале в так называемую «царскую комнату» вошел, или, пожалуй, вбежал Ленин, в круглой шляпе, с иззябшим лицом и – роскошным букетом в руках. Добежав до середины комнаты, он остановился перед Чхеидзе, как будто натолкнувшись на совершенно неожиданное препятствие. И тут Чхеидзе, не покидая своего прежнего угрюмого вида, произнес следующую «приветственную» речь, хорошо выдерживая не только дух, не только редакцию, но и тон нравоучения: «Товарищ Ленин, от имени Петроградского Совета и всей революции мы приветствуем вас в России. Но мы полагаем, что главной задачей революционной демократии является сейчас защита нашей революции от всяких на нее посягательств как изнутри, так и извне. Мы надеемся, что вы вместе с нами будете преследовать эти цели» Чхеидзе замолчал. Я растерялся от неожиданности.

Но Ленин, видимо, хорошо знал, как отнестись ко всему этому. Он стоял с таким видом, как бы все происходящее ни в малейшей степени его не касалось: осматривался по сторонам, разглядывал окружающие лица и даже потолок «царской комнаты», поправляя свой букет (довольно слабо гармонировавший со всей его фигурой), а потом, уже совершенно отвернувшись от делегации Исполнительного комитета, ответил так: «Дорогие товарищи, солдаты, матросы и рабочие. Я счастлив приветствовать в вашем лице победившую русскую революцию, приветствовать вас, как передовой отряд всемирной пролетарской армии. Недалек час, когда по призыву нашего товарища Карла Либкнехта народы обратят оружие против своих эксплуататоров-капиталистов. Русская революция, совершенная вами, открыла новую эпоху. Да здравствует всемирная социалистическая революция!»».

«БРЕД СУМАСШЕДШЕГО»

Это, собственно, и была речь Ленина, произнесенная вовсе не с броневика, а в VIP-зале Финляндского вокзала. На броневик он забрался чуть позже, буквально минут на пять, и не столько говорил, сколько выбрасывал лозунги, все о том же – борьбе с капиталистами-эксплуататорами и всемирной социалистической революции. Однако, на запруженной народом и гудящей словно растревоженный улей площади эти слова были плохо слышны.

В развернутом виде Ленин повторил свои мысли на следующий день во время проходившего в Таврическом дворце совместного заседания представителей всех социалистических партий. Общий смысл выступления, вошедшего в историю как «Апрельские тезисы» сводился к следующему: Россия, хотя и не является развитой буржуазной страной, в силу ряда факторов уже созрела для социалистической революции. Следовательно, надо любой ценой прекращать войну, громить собственных капиталистов и отбирать (национализировать) у них собственность. Правда, чтобы не сильно пугать слушателей Ленин заверял, что «экспроприировать» нужно всего несколько сотен представителей крупной буржуазии, которым можно даже «оставить средства для жизни». О том, что «экспроприация» затронет не сотни, а миллионы человек, предусмотрительно не говорилось.

Но и в таком виде «Апрельские тезисы» опрокидывали классическую марксистскую теорию. Не удивительно, что даже большевики восприняли речь вождя с недоумением, а главный теоретик марксизма Георгий Плеханов отреагировал на нее статьей «Почему бред бывает интересным».

СОТВОРЕНИЕ КУМИРОВ

Последующий взлет Ленина был бы невозможен, если бы вместо огромных толп на Финляндском вокзале его встречали журналисты с одним единственным вопросом: каким образом вам удалось проехать по германской территории?

В той ситуации, когда подавляющее большинство населения еще стояло за войну до победы, этого вопроса было достаточно, чтобы полностью дискредитировать Ленина, отрезав ему пути к дальнейшей политической деятельности.

Однако лидеры Петросовета сами обеспечили своему будущему могильщику отличную рекламу. То, что это было ошибкой – бесспорно. Но чем они руководствовались?

Крах самодержавия привел к падению прежних кумиров. Началось сотворение новых и лучше всего на подобные роли подходили те, кто считался «героями революции». В предшествующие пять лет страна узнала имена Милюкова, Гучкова, Керенского, Родзянко, чьи страстные выступления расшатывали устои монархии. Но все они, хотя и с оговорками, были сторонниками буржуазного пути развития.

А вот «социалистических» деятелей в народе почти не знали, поскольку большинство из них находились в подполье или за границей.

Между тем, группировавшиеся вокруг Петросовета социалисты нуждались в ярких личностях. Раздуть значение возвращавшихся в Россию эмигрантов предполагалось при помощи рекламной кампании, которая начиналась торжественной встречей на вокзале и продолжалась на страницах прессы.

Первой это ощутила на себе 73-х летняя «бабушка русской революции» Екатерина Брешко-Брешковская. Не меньший резонанс вызвало и появление «отца русского марксизма» Георгия Плеханова и одного из корифеев эсеровского движения Абрама Гоца. Две самые массовые «социалистические партии – меньшевики и эсеры, таким образом, создавали собственный пантеон героев.

Большевики поначалу выглядели лишними на этом празднике жизни. Практически незамеченным прошло возвращение из сибирской ссылки пятерых большевиков-депутатов Государственной Думы, а также двух таких колоритных деятелей, как Каменев и Сталин.

Причин было две: во-первых, они вернулись слишком рано, еще до начала «пиар-кампании», а во-вторых, меньшевики и эсеры отнюдь не стремились использовать имеющийся в распоряжении Петросовета «административный ресурс», в пользу своих соперников.

Однако, Ленин и его спутники появились в Петрограде, сразу же вслед за Плехановым, когда рекламная шумиха достигла своего апогея. Проигнорировать их появление просто не получилось, поскольку сидевшие в Исполкоме Петросовета двое большевиков – Александр Шляпников и Валерий Залуцкий, просто не дали этого сделать: мол, как же так, меньшевиков и эсеров встречаем со всей помпой, а наших лидеров игнорируем: не хорошо получается, товарищи-социалисты. Так что пришлось Чхеидзе и Суханову отправляться на Финляндский вокзал, и всуе призывать Ленина к «совместной работе».

ОНИ ОПОЗДАЛИ

Но вот Ленин четко обозначил свою позицию: сначала в VIP-зале, затем с броневика и, наконец, в Таврическом. Никаких компромиссов ни с буржуазией, ни с «соглашателями» из Петросовета.

Но почему же никто так и не спросил его о проезде через Германию? А потому, что этот вопрос бумерангом мог ударить и по самим спрашивающим.

В ближайшее время с санкции немецкого Генштаба через немецкую территорию должны были проследовать и другие «пломбированные вагоны». Вот только ехали в них уже не большевики, а деятели других политических партий - 35 еврейских националистов разного толка, 15 эсеров, 14 анархо-коммунистов, семь польско-литовских социалистов, 18 беспартийных революционеров и аж 59 меньшевиков во главе с Юлием Мартовым (Цедербаумом).

Судя по всему, именно этому деятелю и предстояло стать главным духовным лидером русской революции. И, разумеется, в Петросовете очень не хотели, чтобы ему тоже задавали неудобные вопросы.

Таким образом, триумфальное возвращение Ленина было результатом благоприятного стечения обстоятельств. Почти случайно он прибыл в Россию в тот момент, когда его появление нельзя было проигнорировать. И случайно этот момент был таков, что никто не собирался ему задавать неудобных вопросов.

Столь же случайно Ильич оказался в центре рекламной кампании и, благодаря своей энергии, воспользовался ею с большим эффектом, нежели прибывший парой дней раньше Плеханов и приехавший месяцем позже Мартов.

Хотя оба они были известней Ленина, первому не хватило для собственной раскрутки напористости, а второму - времени.

И потому почти вся колеблющаяся социалистическая масса шарахнулась к Ленину, а не к более трезвомыслящим лидерам. Результат известен.

Авантюра, случайно увенчавшаяся успехом. Так, можно охарактеризовать возвращение Ленина в Россию. Невольно приходит сравнение с Остапом Бендером. Воспользовавшись удачным моментом, он, вместе со своими «соратниками», выступает под видом участников «автопробега», получает не причитающуюся ему долю оваций и материальных благ, демагогически призывает «ударить по бездорожью и разгильдяйству» и облаивает единственного человека, задававшего умные вопросы («Тоже мне знаток! Убивать таких знатоков надо!»).

Но если экипаж «Антилопы-Гну» вынужден был, в конце концов, спасаться от разгневанного населения, то пассажиры «пломбированного вагона», приехав в Россию, так в ней и остались. А сам Ильич даже удостоился персонального мавзолея.