Даже в военное время, на фоне разрушений и смерти могут происходить эпизоды, вызывающие улыбку или даже смех, причем случаются такие анекдотические ситуации, как в тылу, так и на фронте.

ХИНКЕЛЬ И НАПОЛИНИ КАК ГИТЛЕРЬ И МУССОЛИНИ

В декабре 1940 года Чарли Чаплин закончил свою великолепную сатирическую кинокомедию «Великий диктатор», остроумно и зло высмеивавшую фашизм. Весь фильм был насыщен комическими сценами. И среди них есть одна, якобы разыгравшаяся на вокзале в Берлине, которую уморительно смешно сыграл великий Чаплин. Фюрер Аденоид Хинкель (так в фильме назван Адольф Гитлер. — А. К.) в торжественной обстановке ожидает прибытия дуче Наполини (т. е. Бенито Муссолини). От места, где стоит фюрер, до предполагаемой остановки вагона с дуче положен длинный ковер. Поезд остановился не совсем там, где надо. Машинисту делают знаки: «Подать состав обратно». Следует резкий толчок, и Наполини-Муссолини с подножки летит в грязную лужу. Фюрер бежит на помощь дуче, спотыкается и падает на него…

Эту немудреную комедийную сценку вполне можно назвать провидческой, так как нечто подобное вскоре произошло с фюрером и дуче в жизни. И хотя грязной лужи не было, но это отнюдь не повредило комической составляющей разыгравшегося действа.

В августе 1941 года, после совместной поездки на Восточный фронт, Гитлер и Муссолини возвратились в Германию. Затем дуче, пересев на поезд, направился к итальянской границе. Адольф Гитлер проводил своего гостя до Бреннера — перевала в Альпах на австрийско-итальянской границе, в тоннелях под которым проходят железная дорога и шоссе и располагается одноименная железнодорожная. станция. Здесь фюрер пересел в поезд, который должен был отвезти его обратно.

Начался прощальный церемониал. Военный оркестр исполнил фашистские гимны. На последних тактах, как и было предусмотрено, поезд тронулся. Однако, проехав несколько десятков метров в гору, он остановился и дал задний ход: окошко Гитлера вновь оказалось напротив физиономии Муссолини. Опять зазвучали фашистские гимны. Фюрер и дуче вновь обменялись приветствиями.

Поезд сделал новую попытку отвезти Гитлера в столицу рейха. Но… с тем же успехом. Вновь физиономии фюрера и дуче получили сомнительное удовольствие лицезреть друг друга через окошки своих вагонов. Они снова обменялись приветствиями. Вновь оркестр грянул гимны, которые начали отдаваться похоронным звоном в ушах начальников протокольных отделов. И вновь поезд с Гитлером дернулся в сторону Берлина, но… вскоре опять зазвучала торжественная музыка…

Только после семи тщетных попыток расстаться Муссолини приказал прекратить упражнения в исполнении гимнов! Удивительно, но приказ дуче помог благополучно завершиться этому комическому расставанию: в наступившей тишине Гитлеру все-таки удалось уехать…

«БЕСНОВАТЫЙ» ФЮРЕР И СТАРУШКА

Шел третий день Великой Отечественной войны. На улицах Москвы появился плакат Кукрыниксов. Тот самый, на котором могучий грозный красноармеец накалывает на штык мелкого омерзительного с выпученными от бессильной злобы глазами и длинными окровавленными пальцами-когтями Гитлера. Плакаты висели везде: на стенах домов и заборах, на стволах деревьев и афишных тумбах.

По Арбату шла маленькая сухонькая старушка. Она останавливалась возле каждого плаката и вязальной спицей деловито протыкала безумный фюреров глаз. Протыкала и шла дальше…

Отставая от старушки на несколько шагов, шел милиционер, лицо которого выражало полную растерянность. С одной стороны, старушка выражала свое правильное отношение к агрессору, но, с другой стороны, она явно нарушала общественный порядок!

Наконец, в голове озадаченного сим казусом стража порядка родилось какое-то решение, и он подошел к старушке.

— Бабушка, что ж вы плакаты портите?!

— Как это, милок, порчу? — истово возразила ему бабулька. — Я гаду этому фашистскому глаз колю. Будь он проклят!..

— Бабуся, — ласково заговорил с ней милиционер, — ведь вы наглядную агитацию в негодность приводите. Конечно, насчет гада вы правы. Но, бабуся, плакат-то портить нельзя. Ведь его художники рисовали. Рабочие печатали. Одним словом, хорошие люди над ним трудились. Наши люди…

Старушка задумалась. Пожевала в задумчивости губами. Покачала головой и сказала:

— Может, твоя правда, милок. Хорошие люди… Ну, не буду плакаты протыкать. Не буду… А то, может, тебе, милок, какая неприятность из-за меня получится…

Старушка спрятала свое орудие возмездия — спицу в сумку и пошла дальше. У первого же плаката она остановилась. Зло поглядела на «бесноватого», потом покосилась на стоящего рядом милиционера и с чувством плюнула… но пониже плаката.

НЕ ВИЖУ — НЕ СТРЕЛЯЮ!

Некоторые технические новинки достаточно тяжело воспринимались и в нашей армии. Так, вскоре после начала налетов немецко-фашистской авиации на Москву на полигоне Главного артиллерийского управления было создано специальное зенитное подразделение, которое было снабжено единственным опытным образцом радиоискателя Б-3. Все остальные зенитные батареи в то время обслуживались так называемыми войсками ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения и связи), на вооружении которых находились бинокли для визуального обнаружения самолетов противника и, тогдашнее «чудо техники» — приборы в виде счетверенных граммофонных труб, улавливавших звук приближающейся вражеской авиации. Конечно, и личный состав этого спецподразделения был непростой: сплошь военные инженеры-испытатели и сотрудники НИИ-9, занимавшиеся проблемами радиолокации.

Первые же дни боевой деятельности спецбатареи принесли и радости, и огорчения. Радиолокационная станция уверенно обнаруживала цели на больших расстояниях и обеспечивала открытие огня на предельных для зениток дальностях. Таким образом, имелись все основания для широкого внедрения радиолокационной техники в войска ПВО. Но, как оказалось, командование многих частей и соединений ПВО с большим недоверием относились к донесениям, поступавшим от «спецов». Вот один из многих разговоров с командирами зенитно-артиллерийских полков того времени:

— Опять наблюдатели поздно сообщили о появлении самолетов. Огонь открыли с запозданием, — сетует такой командир.

— Но к вам же поступали данные радиообнаружения! — возмущается спец.

— А черт их знает, правильные они или нет. Не верится, что самолет за облаками увидеть можно.

Далее следовала двух-трехчасовая лекция в популярной форме, что такое радиолокация. И довольно часто после нее командир полка все-таки задумчиво изрекал:

— Так-то оно так… Но наблюдатель с биноклем все же надежнее…

ЯРОСТНЫЙ ДЕСАНТ

Эту историю мне рассказал мой отец, непосредственный участник тех событий. Рассказывал он ее редко, только после долгих уговоров собравшихся за победным праздничным столом 9-го мая, когда уже были выпиты далеко не первые «фронтовые» 100 грамм. То ли от этих граммов, то ли от пережитых треволнений того штурма, а скорее всего от того и другого, рассказ всегда искрил смешными эпизодами так, что сам десант, с неизбежной гибелью штурмовавших остров однополчан, отходил куда-то далеко в сторону…

Но в начале несколько слов о предыстории событий. К началу осени 1944 года советские войска в ходе Таллиннской наступательной операции освободили от фашистов материковую часть Эстонии. Далее было решено провести Моонзундскую десантную операцию по освобождению эстонских островов, в которой были задействованы части 8-й армии Ленинградского фронта, бригада морской пехоты и катера Балтийского флота. Операция началась 27 сентября с захвата о. Вормси, который осуществил батальон морпехов. А 29 сентября начался штурм о. Муху, в котором принял участие и 602-й Краснознаменный стрелковый полк моего отца. Судя по сохранившейся статье «Под вымпелами Балтики» дивизионной газеты, старший сержант Михаил Качанов одним из первых выбросился на берег и открыл огонь по врагу.

Именно на этом острове, взятом 1-го октября, собственно, и началась та трагикомическая история. Аборигены Муху то ли хорошо попрятались, то ли вообще уплыли с острова, спасаясь от предстоящих боев, но они не показывались и после их окончания. А по острову ходило большое стадо овец. Тяжело было смотреть бойцам на это бесхозно шастающее, да еще и блеющее мясо. Два с половиною года полк в составе 109-й краснознаменной ленинградской стрелковой дивизии оборонял блокадный Ленинград и что такое голод, знал не понаслышке…

Одним словом, стадо съели, без лишних разговоров и сомнений. Но то ли баранину не доварили, спеша насытиться, то ли она оказалась слишком жирной для отощавших солдатских желудков, только почти весь личный состав сразила одна и та же жестокая болезнь. Как вы, наверное, уже догадались, та самая, которая располагает к поиску густых кустов и сосредоточенному в них одиночеству. Чем все, собственно, и занялись, оккупировав все труднодоступные для посторонних взоров места. Но самый кошмар наступил на следующий день, 2-го октября, когда поступил приказ: «На катера!», штурмовать следующий остров с трудным для русского произношения названием — Хийумаа, и который наши бойцы называли иначе — Даго.

А теперь представьте себе такую картину. Впереди виднеется остров, занятый врагом, который уже начал огрызаться из всех видов оружия. Катера развернулись для атаки в боевой порядок и включили максимальную скорость. По ним бегают моряки с демонстративно зажатыми носами и вовсю полощут многоэтажными солеными словами несчастную пехоту. И было за что! На катерах всего лишь один или два гальюна, возле которых происходили короткие потасовки за право воцариться там хотя бы на несколько секунд. Больше не давали, стаскивали. Да, собственно, весь катер представлял собою один большой гальюн. Перед близким штурмом бойцы даже висели со спущенными штанами по обоим бортам, держась руками за леера и не обращая внимания на рядом стоявших смеющихся девушек-снайперов.

Это сейчас все выглядит по-водевильному забавно, а тогда… Впереди был враждебный берег, оборонявшийся немецкими морпехами, вместе с отошедшими из Таллина частями. Но десант с ними расправился довольно быстро. В день высадки были с ходу взяты два опорных пункта обороны фашистов и к середине следующего дня они начали сдаваться в плен.

Впереди ждал штурма последний, самый крупный остров Моонзундского архипелага — Эзель. Это были тяжелейшие полуторамесячные бои. Остров напоминал слоеный пирог: немецкие позиции попеременно чередовались с позициями наших десантников. За проявленный массовый героизм на знамени полка моего отца к ордену Красного Знамени добавился еще орден Александра Невского. А сам отец к медали «За отвагу» за остров Муху, положил в свой солдатский вещмешок вторую по счету грамоту-благодарность Верховного главнокомандующего.

И последнее. После рассказа отца о необычном десанте на о. Даго, меня не покидает одна навязчивая мысль. По занимаемой площади Муху раза в четыре уступает Даго, а брали его почти в два раза дольше, несмотря на более мощные оборонительные сооружения последнего. Так, может быть, болезнь помогла. Та самая, которая требует уединенной сосредоточенности, густых кустов и вокруг — т и ш и н ы!...

КОВАРНАЯ ОРФОГРАФИЯ

Во время немецкого контрнаступления в Арденнах зимой 1944-1945 года одна орфографическая ошибка привела к провалу многих немецких агентов. Американское министерство армии выдало военнослужащим удостоверения личности, в правом углу которых было напечатано с ошибкой: «Для удостАверения личности только».

Немецкая разведка, в чье распоряжение попало одно удостоверение, изготовило по его подобию фальшивые документы, необдуманно поправив допущенную американцами ошибку, и снабдило ими своих агентов.

Дальнейшее понятно: немецкие диверсанты, переодетые в американскую форму, неотличимые в толпах отступающих американских солдат, задерживались на контрольно-пропускных пунктах, предъявляя фальшивые удостоверения, которые, на их несчастье, были лучше, чем настоящие…