В армии «двунадесяти языков», пытавшейся в 1812 году покорить Россию, отметились и миролюбивые бельгийцы. Денис Давыдов в своих мемуарах рассказал, как во время партизанского рейда он пленил в будущем «одного из важнейших генералов бельгийской армии», а в то время всего лишь полковника Гетальса. Поскольку, как и положено гусару и поэту, Денис Васильевич часто расцвечивал действительность своими фантазиями, авторы этой статьи решили сопоставить его рассказ с другими источниками.

НА ВЯЗЕМСКОЙ ДОРОЖКЕ

Итак, вот дословный рассказ Дениса Давыдова из подготовленного им в 1830-х годах «Дневника партизанских действий 1812 года». Дело происходит в окрестностях Вязьмы 16 октября 1812 года.

Возглавляемый им партизанский отряд укрылся в лощине неподалеку от Старой Смоленской дороги с тем, чтобы при удобном случае напасть на менее сильную часть противника. Небольшой пикет казаков занял позицию в роще, в непосредственной близости от дороги.

«Не прошло часу, как казаки слабым свистом подали знак. Они открыли одного офицера, идущего пешком по дороге с ружьем и собакой. Десять человек сели на коней, бросились на дорогу, окружили его и привели к отряду. Это был 4-го Иллирийского полка полковник Гетальс (ныне один из важнейших генералов бельгийской армии и, кажется, не главнокомандующий ли?), большой охотник стрелять и пороть дичь, и опередивший расстроенный баталион свой, который шел формироваться в Смоленск. С ним была лягавая собака и в сумке – убитый тетерев. Отчаяние сего полковника более обращало нас к смеху, нежели к сожалению. После расспроса его обо всем, что нужно было, он отошел в сторону и ходил, задумчивый, большими шагами; но каждый раз, когда попадалась ему на глаза лягавая собака его, улегшаяся на казачьей бурке, каждый раз он брал позицию Тальмы в «Эдипе» и восклицал громким голосом: «Malheureuse passion!» («Пагубная страсть!»); каждый раз, когда бросал взгляд на ружье свое, – увы! – уже в руках казаков, или на тетерева, повешенного на пику, как будто вывеской его приключения, – он повторял то же и снова зачинал ходить размеренными шагами.

Между тем стал показываться и баталион. Наши приготовились, и, когда подошел он в надлежащее расстояние, весь отряд бросился на него: передние казаки вроссыпь, а резерв – в колонне, построенной в шесть коней. Отпор был непродолжителен. Большая часть рядовых побросала оружие, но многие, пользуясь лесом, рассыпались по оному и спаслись бегством.

Добыча состояла в двух офицерах и в двухстах нижних чинах». (Отрывок приводится по книге Дениса Давыдова «Дневник партизанских действий 1812 года»).

Теперь попытаемся ответить на вопрос, мог ли батальон Иллирийского полка оказаться в указанное время в районе Вязьмы? А для этого следует объяснить, о какой воинской части «Великой армии» идет речь и что за страна такая – Иллирия?

Само название края появилось примерно в V веке до нашей эры применительно к западной части Балканского полуострова, включавшей территории современных Словении, Хорватии, Сербии, Черногории, Боснии и Герцеговины. Соответствующая провинция входила в состав Римской империи, вместе с которой и исчезла с карты Европы. Правда, именно в «прекрасной Иллирии» происходит действие известной комедии Уильяма Шекспира «Двенадцатая ночь», но описанная в ней мирная и счастливая страна не имела ничего общего с залитой кровью землей, за обладание которой на рубеже XVI–XVII веков ожесточенно сражались турки, австрийцы, венецианцы.

В 1809 году здесь появились войска Наполеона. Новые хозяева образовали из отторгнутых у Австрии земель новую провинцию Французской империи в составе Западной Корушки (Каринтии), Крайны, Гражданской Хорватии, венецианской Истрии, большей части Далмации, Дубровника, Военной Хорватии (Военной границы).

Помимо хорватов и сербов, значительную часть ее населения в XIX веке составляли словенцы, черногорцы, итальянцы.

Декретом Наполеона от 16 ноября 1810 года уроженцам Иллирийских провинций, ранее находившимся на австрийской службе, предлагалось поступить во вновь формируемый Иллирийский полк французской армии.

Формирование полка было закончено к маю 1811 года, но добровольцев катастрофически не хватало, набор призывников шел с большим трудом, а дезертирство солдат воспринималось как вполне обыденное явление. В самой Иллирии почти не было имеющих боевой опыт офицеров, и их нехватку решили восполнить за счет других частей наполеоновской армии, укомплектованных преимущественно голландцами и бельгийцами.

В конце концов единственный полк с наименованием «Иллирийский» был сформирован, и четыре из пяти его батальонов (за исключением 5-го резервного) приняли участие в кампании 1812 года. Так что, говоря о 4-м Иллирийском полке, Денис Давыдов явно ошибается, но в остальном его рассказ особых сомнений не вызывает. Трудно предположить, что, даже обладая немалым литературным опытом, поэт-гусар придумал такие колоритные детали, как «позы Тальма» (знаменитый французский актер) и эмоциональные восклицания. Да и те факты, которые мы знаем о действиях «иллирийцев», не противоречат его повествованию…

ПУТЬ «ИЛЛИРИЙЦЕВ»

В Русскую кампанию 1812 года 1-й, 2-й, 3-й и 4-й боевые батальоны полка (общей численностью 65 офицеров и 2505 нижних чинов) под командованием полковника шевалье Николя Шмитца находились в составе 1-й бригады 11-й пехотной дивизии дивизионного генерала барона Жана Николя Разу Третьего армейского корпуса маршала Мишеля Нея.

Вместе со своим корпусом полк пересек границу Российской империи, но буквально с первых же переходов начал нести огромные потери, причем не в боях, а вследствие болезней и дезертирства. Служившие в нем славяне традиционно смотрели на Россию как на страну, помогавшую им бороться с турецким игом, а те, кто ранее имел боевой опыт, приобрели его, сражаясь против французов в рядах австрийской армии. Так что никаких оснований для глубокой преданности Наполеону у них не имелось, а моральный дух никак нельзя было назвать высоким.

Ожидать от таких бойцов пылкого стремления пойти в бой явно не приходилось, хотя офицеры, особенно из числа голландцев и бельгийцев, как люди, мечтающие сделать карьеру, скорее всего, были настроены достаточно решительно.

Так или иначе, но уже к концу первого месяца Русской кампании, не успев вступить в боевой контакт с противником, Иллирийский полк лишился трети своего состава и был оставлен в Ковно (современном Каунасе) в качестве гарнизонной части.

В августе полк перевели в Минск, а в середине сентября – в Смоленск, где через полтора месяца он вновь присоединился к корпусу маршала Нея. В период сосредоточения полка в Смоленске и происходит эпизод, описанный Денисом Давыдовым.

Месяцем позже, в ходе второй битвы под Красным (15–18 ноября), «иллирийцы» приняли участие в одной из самых блистательных и кровавых атак войны 1812 года. Во время прорыва, который возглавил сам маршал Ней, этот «храбрейший из храбрых» бросил клич: «Победим русских их же оружием – штыками».

«Иллирийцы» находились на левом фланге прорывающихся войск. В рапорте генерала Михаила Милорадовича о той атаке говорится: «Дабы отрезать совершенно ему путь, взял я позицию на высотах перед городом Красным, под прикрытием своих батарей. Неприятель, приближаясь к оной четырьмя колоннами, с отчаянной решимостью атаковал мой правый фланг... Невзирая на сильный картечный и ружейный огонь, неприятельские колонны шли прямо на наши батареи».

Во время этой атаки «иллирийцы» выскочили прямо на Павловский гренадерский полк, который, в плотном строю, занимал позицию за оврагом, и позднее Милорадович вспоминал, что он, прискакав к павловцам, прокричал: «Дарю вам эту колонну!»

Русские гренадеры ударили в штыки на вылезающих из оврага «иллирийцев» и после кровопролитной отчаянной схватки заставили их спасаться бегством.

Впоследствии маршал Ней отмечал мужество «иллирийцев» в этом бою, где был ранен полковник Николя Шмитц, шефы 1-го и 3-го батальонов Обер и Комолли, а также убито девять и ранено 20 офицеров. Но победить русских их же оружием не получилось.

Остатки «иллирийцев» сражались под Сморгонью и у Вильно (современный Вильнюс. – Прим. авт.), где, понеся тяжелейшие потери, полк прекратил свое существование.

Здесь следует уточнить, что к моменту Второй битвы при Красном численность полка сократилась до 400 человек, то есть более, чем в четыре раза по сравнению с тем, сколько насчитывалось в его рядах на момент прибытия в Ковно. Куда они испарились? Все те же болезни, дезертирство и прочие тяготы отступления, которых на маршруте от Смоленска до Москвы и обратно было более чем достаточно. Но в принципе одно из его подразделений действительно могло быть уничтожено в районе Вязьмы. Логично предположить, что речь шла о 4-м батальоне: откуда иначе в голове Давыдова отпечаталась цифра 4? И Гетальс действительно мог им командовать, поскольку на командные должности назначались именно бельгийцы и голландцы. Приглядимся же повнимательней к этой жертве «пагубной страсти».

ЧЕТЫРЕ СЛУЖБЫ ГЕТАЛЬСА

Карл-Август-Эрнест Гетальс (Гутальс) родился 26 апреля 1782 года во французском городе Мабюж в семье переехавших из Гента бельгийцев, принадлежавших к дворянскому роду Гутальс-Дэ Мюде де Ньюланд.

В 15-летнем возрасте он вступил кадетом в так называемый корпус «Охотников Лелу», представлявший собой одно из элитных подразделений австрийской армии. Война с Францией как раз закончилась миром в Кампо-Формио, но возобновилась через год – в 1799-м, и Гетальс принял в ней участие, вскоре получив звание лейтенанта.

Однако удача австрийцам не сопутствовала, и, проиграв в 1800 году битвы при Маренго и Гогенлиндене, они признали свое поражение.

Гетальс вышел в отставку и переехал в Брюссель, став французским подданным. Следующий его шаг был вполне естественным для человека, не знавшего никакой другой специальности, кроме военной службы. Когда в 1804 году европейские монархи создали антинаполеоновскую коалицию, он не подался обратно к австрийцам, а предпочел вступить под знамена человека, считавшегося лучшим полководцем того времени.

В 1807 году Гетальс получил звание капитана, а в 1809 году участвовал в очередной кампании против австрийцев, сражаясь в Италии и хорошо проявив себя в битвах при Белинзоне и Волано, где дважды был ранен.

Одним из итогов этой традиционно проигранной Австрией войны как раз стало создание Иллирийской провинции и формирование Иллирийского полка, один из батальонов которого Гетальс возглавил, получив в 1810 году эполеты полковника.

Дальнейшие события известны. Поход в Россию, неудачная охота и пленение. Но что было с Гетальсом дальше? Стал ли он командующим бельгийской армией? Увы, здесь Денис Васильевич ошибся.

В 1815 году решением Венского конгресса было создано королевство Нидерланды, включившее в себя территории возникшей еще в XVII веке Голландской республики, ранее находившейся под властью Австрии Бельгии и крохотного герцогства Люксембург, являвшегося членом Германского союза. Королем Нидерландов стал Виллем I из традиционно правившей в Голландии династии Оранских.

Когда в 1815 году Наполеон на «Сто дней» вернул себе императорский престол, при Ватерлоо, плечом к плечу с британцами и пруссаками, сражалась и нидерландская армия, возглавляемая королевским сыном – тоже Виллемом (будущим королем Виллемом II).

Гетальс участвовал в знаменитой битве в звании подполковника 36-го батальона добровольцев. Один чин, полученный в 1811 году от Наполеона, у него срезали, но после Ватерлоо вернули и еще добавили за храбрость орден короля Виллема 3-й степени.

К 1829 году он имел звание генерала-майора. Грянувшая в следующем году Бельгийская революция застала его в должности командующего войсками в Западной Фландрии (часть нынешней Бельгии).

Перед Гетальсом возникла дилемма: сохранить верность Оранской династии или принять сторону восставших. Он выбрал последнее.

Какими мотивами руководствовался наш герой, сказать трудно, но, бесспорно, на принятие решения оказали влияние и национальный фактор, и соображения карьерного плана. Можно предположить, что определенное значение имели и колебания представителей Оранской династии, когда миролюбиво настроенный наследный принц выступал фактически против воинственной линии своего отца – правящего монарха.

Так или иначе, но, когда в августе 1831 года грянула полномасштабная нидерландско-бельгийская война, Гетальс возглавлял бельгийские войска на решающем участке – в провинции Антверпен. Командовал он, впрочем, без особого успеха:

4 августа Антверпен был занят голландцами, да и в последующую неделю их войска одерживали сплошные победы. Однако в события вмешалась Франция, двинувшая на помощь бельгийцам 50-тысячную армию ветерана наполеоновских войн, генерала Этьена-Мориса Жерара. Впрочем, с обеих сторон армиями командовали генералы, имевшие за спиной опыт кампаний 1800–1815 годов. И во многих случаях успевшие повоевать по разные стороны фронта.

В 1832 году, по согласованию с великими европейскими державами, «развод» Нидерландов и Бельгии завершился. Гетальс продолжил свою службу в бельгийской армии в прежней должности, каковую занимал до самой своей кончины. В 1845 году, за два года до смерти, он получил баронский титул.

В браке с урожденной Августиной де Хусманс де Мербуа у него родились две дочери – Джулия и Мария, а также сын – Август Гетальс, дослужившийся до звания генерал-лейтенанта и должности военного министра Бельгийского королевства. Но этих высот Гетальс-младший достиг уже после смерти Дениса Давыдова.

ДВА СОЛДАТА

Скорее всего, о Гетальсе-старшем поэт-гусар снова услышал в 1831 году, когда он сам принимал участие в подавлении Польского восстания, а его бывший пленник сражался с голландцами. За событиями Бельгийской революции в России следили с большим интересом и явной симпатией именно к дому Оранских, тем более что родная сестра императора Николая I Анна являлась супругой наследника нидерландского престола (ее потомки правят в Голландии и сегодня).

Эти симпатии были столь сильны, что одно время в Петербурге даже подумывали о том, чтобы помочь родственникам, приняв участие в подавлении Бельгийской революции. Повернись события таким образом, и Денису Давыдову, возможно, пришлось бы скрестить орудие с Гетальсом, а у того появился бы шанс рассчитаться за свое пленение. Хотя не факт, что он сумел бы этим шансом воспользоваться.

В любом случае, новая встреча не состоялась. Удалившись от бранных подвигов, Давыдов засел за воспоминания, в которых изложил свои рассуждения о партизанской войне, а также ярко, образно, хотя и с явными преувеличениями рассказал о кампании 1812 года. Вспомнил он и эпизод с «иллирийцами». К карьерным успехам бельгийского полковника Давыдов, вероятно, испытывал легкую зависть. Хотя стоило ли, если сопоставлять их посмертную известность?

Впрочем, Гетальс действительно сделал вполне удачную карьеру, успев повоевать под знаменами двух императоров (австрийского и французского) и двух королей (нидерландского и бельгийского). Давыдов верно служил двум российским императорам, но по причине строптивого характера вышел в отставку в чине генерал-лейтенанта, в общем не соответствовавшем его широкой, почти европейской известности (ведь портрет лихого гусара висел даже в кабинете самого популярного писателя того времени Вальтера Скотта). По собственному признанию, он был рожден «единственно для рокового 1812 года», который считал своей «собственностью… своим участком в славе земляков, тем драгоценнейшим, что он единственный возвышается на моей жизни, бесплодной в своей юности и в преклонности своей ничего для честолюбия не обещающей».

По прихоти судьбы (не трагической, а скорее забавной) пути двух храбрых солдат – русского и бельгийского – сошлись в 1812 году на вяземской дорожке, чтобы никогда больше не пересечься.