Что характерно: в 1969 году об этом ЧП всесоюзного масштаба в отечественные средства массовой информации не просочилось ни строчки. Более того, всем, кто по долгу службы или косвенно располагал хотя бы приблизительными сведениями о стрельбе на Красной площади 22 января, настоятельно рекомендовалось не высовываться и держать языки за зубами.

И только спустя два десятилетия, после того, как на волне «гласности» двое тележурналистов (Татьяна Анциферова и Сергей Павлов) дерзко разоблачили партийную «тайну века», в популярной ленинградской телевизионной программе «Монитор» вся страна взахлеб заговорила о младшем лейтенанте Викторе Ильине и его трагически неудачном покушении на генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева.

Многое, из-за отсутствия достоверных данных, тогда, конечно искажалось и не оговаривалось. Сам же Ильин, встречаясь с представителями прессы, отказывался ,наотрез затаившись в психбольнице. И лишь однажды - ради восстановления доброго имени своего бывшего друга и сослуживца Александра Степанова - многолетнее молчание было им добровольно нарушено. На основании тех воспоминаний (позже серьезно дополнено А. Степановым) и делался этот материал.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ТЕРРОРИСТ

Если по правде, то близких друзей у Виктора в части не было вообще. Просто, в отличии от остальных офицеров, считавших Ильина (мягко говоря) чудаком, младший лейтенант Саша Степанов относился к его не всегда адекватным поступкам наиболее терпеливо. Впрочем, когда Виктор перебарщивал чересчур и, например, ни с того ни с сего брался всем расхваливать... чернокожую Африку: мол, там государственные перевороты устраивают обыкновенные сержанты, ВОТ ХОРОШО БЫ И НАМ ТАК, то даже тактичный Степанов его обрывал и просил не пороть чушь.

Виктор, не обижаясь, на какое-то время умолкал, а потом опять принимался за старое и начинал всемерно навивать на офицерскую компанию довольно бессвязными критическими замечаниями, по поводу ввода советских войск в Венгрию (1956), убийства президента США Джона Кеннеди (1963) и отстранение Никиты Хрущева от власти (1964). Много позже этот период его жизни будет назван врачами психиатрами «пограничным состоянием».

Дело Ильина было расстрельным, но его признали невменяемым и отправили на 20 лет в психушку.

Ну а толчком к развитию у душевно неуравновешенного младшего лейтенанта тяжелейшего психического расстройства, видимо, послужили печально известные пражские события 1968 года, после которых Виктор к всеобщему недоумению сделался молчаливым и замкнутым, а однажды передал на занятиях Степанову весьма странную записку, туманно намекнув в ней на их скорую разлуку. Сашу письменное послание, естественно, озадачило, но так как Ильин в перерыве все обратил в неуклюжую шутку, то особого значения очередному чудачеству сослуживца он не придал. А напрасно.

На календаре стояла дата 20 января 1969 года и, согласно графику, в 17.00 младший лейтенант Ильин В. И. должен был заступать в наряд помощником дежурного по части...

О том, что Леонид Ильич Брежнев нехороший человек и явно сидит не на своем месте, Виктор подозревал давно. Но лишь чехословацкая трагедия открыла ему глаза на этого узурпатора полностью, и он принял твердое решение: устранить зарвавшегося генсека с поста физически. Причем, в отношении себя - как непосредственного исполнителя тер акта - Ильин не строил никаких иллюзий и был даже готов погибнуть в перестрелке с кремлевской охраной. Однако, в случае благополучного исхода, им отнюдь не сбрасывался со счетов вариант, что освободившееся кресло руководителя государства будет предложено именно ему.

Кем и как придется руководить из Кремля, Виктор пока не задумывался, и тем не менее, в качестве своего первого политического жеста, приурочил убийство Брежнева к 22 апреля 1970 года. То бишь к столетию со дня рождения В. И. Ленина, которого искренне чтил. А дабы в самый неподходящий момент не осрамиться, младший лейтенант, теперь стоя ночью в наряде, дурака не валял, а занимался интенсивными тренировками. Надевал шинель и всовывал в рукава по пистолету так, чтобы те концами стволов упирались ему в сжатые кулаки, после чего добивался их плавного соскальзывания в ладонь, с одновременным фиксированием указательных пальцев на курках. Далее руки вскидывались на уровне пояса и велся ураганный огонь на поражение. Понарошку, конечно.
Дело спорилось, и к радости Ильина (которому не терпелось применить приобретенные навыки на практике), существенную корректировку в первоначальный план внес новый полет советских космонавтов. Поскольку по сложившейся со времен Хрущева традиции, на Земле героев космоса всегда встречал лидер КПСС, то не воспользоваться в этот момент доступностью Брежнева было бы просто глупо. Таким образом, час «X», с сотового дня рождения Ленина, автоматически переместился на его сорок пятую годовщину смерти - на 21 января 1969 года...

Несмотря на волнение и внутренний мандраж, внешне Ильин выглядел 20 января абсолютно спокойным. Не заметил ничего необычного и поведение своего помощника и дежурный по части, вручивший ему ключи от сейфа с оружием, когда ночь. пришел его черед идти отдыхать. Фосфорные часы на пульте показывали время 3-00. В 6-45 утра Виктор спокойно вышел из КПП и прогулочным шагом отправился на железнодорожную станцию. Дальнейшие действия были уже расписаны по минутам: электричка до Ленинграда - такси - аэропорт - и мягкая посадка в столице СССР в 9-20.

Посадка и впрямь получилась мягкой, однако, на Красной площади террориста поджидал неприятный сюрприз. Оказывается в день смерти Ленина в стране никакие торжества (за исключением траурных) не проводятся, и потому запланированная встреча космонавтов перенесена ровно на сутки. Ильин пребывал в шоке: освободителя отечества из него пока не вышло, а вот самовольщиком, похитившим боевое оружие (два ПМ с обоймами), он уже сделался.

Внезапно ему стало очень страшно, и в голове даже промелькнула разумная мысль: явиться в комендатуру с повинной. Но Виктор, усилием воли взял себя в руки и направился к мавзолею попрощаться с Ильичем. В мавзолее страх постепенно улетучился и террорист повеселел – значит, дело все-таки правое. К тому же в Москве у него проживала дальняя родственница, типа свояченицы, и, следовательно, мыкаться круглые сутки неприкаянным ему не придется...

Таинственное исчезновение помдежа в части обнаружили сразу после подъема и, чего греха таить, все почему-то подумали, что Виктор ночью крепко поддал и теперь где-нибудь отсыпается в укромном уголке. Поэтому на первоначальном этапе поиски ограничились лишь прочесыванием внутренней территории (кабинеты, каптерки, сушилки и склады). И только после того, как стало известно о параллельной пропаже двух пистолетов с патронами, командир части встревожился по-настоящему. Доложил о ЧП по команде в округ и распорядился срочно отправить посыльных на квартиру к приемной матери Ильина, на Васильевский остров.

Посыльные беглеца там, разумеется, не нашли, но на всякий пожарный самовольно изъяли из квартиры все бумаги и личный дневник Виктора. И хотя света на эту темную историю дневник не пролил, вычитанная в нем загадочная фраза. «Узнать когда рейс на Москву. Если летят - брать. Все уничтожить» пробудила в ком-то из офицеров смутные воспоминания о якобы проживавшей в столице родственнице Ильина. За неимением других предложений, командир уцепился за эту версию, как за спасительную соломинку, и издал приказ о создании «специальной группы поиска» и немедленном ее откомандировании в Москву. Вошел в эту группу и младший лейтенант Саша Степанов...

Свояченица оказалась женщиной гостеприимной и нежданному визиту свояка обрадовалась. Мигом соорудила на стол и познакомила со своим мужем, сержантом милиции. Распив на троих бутылочку водки, они, потом сходили погулять по городу и завершили приятный вечер в кино, до слез нахохотавшись над итальянской кинокомедией. Предваряя неприятный вопрос: почему он к ним приехал в военном, Виктор между прочим сообщил, что находится здесь в краткосрочной служебной командировке и уже завтра в полночь отбывает восвояси.

Утром, под предлогом посещения предстоящих торжеств, уговорил добряка сержанта одолжить ему на пару часов милицейскую шинель. Дескать, всю жизнь мечтал поглядеть на космонавтов вблизи, а в милицейской форме есть реальный шанс пробиться в первый ряд. Шинель он получил, однако прежде чем заявиться в ней на Красную площадь, Виктор зашел по дороге в парадное и «зарядил» оба рукава снятыми с предохранителей пистолетами. После чего бодрым шагом направился прямиком к Боровицким воротам, где чуть было не засыпался из-за одного сердобольного кагэбэшника и ... мороза.

Словно назло, день действительно выдался на редкость холодным (-23), а вся площадь, по случаю торжеств попросту кишела шустрыми парнями в штатском, являвшимися (судя по нарукавным повязкам) «распорядителями» подошел к растяпе и, слегка пожурив, протянул ему свои меховые рукавицы.

У Ильина сердце ушло в пятки: отказаться от подарка было неудобно, а взять - нечем: окоченевшие пальцы судорожно сжимали ледяные стволы пистолетов. Даже сегодня, по прошествии стольких лет, Виктор толком не может объяснить, как ему удалось тогда выкрутиться. Но как-то удалось...

...Натуженный рев турбин стих, и вместе с другими пассажирами из Ленинграда сошла на «землю обетованную» и специальная группа поиска. Покидав немудреный багаж в ячейки автоматической камеры хранения, офицеры вышли из здания аэропорта и разъехались в разные стороны ...по магазинам. Не так уж часто удается бывать в первопрестольной, а лучше, чем Москва, в те годы не снабжался ни один из городов Советского Союза. И лишь назначенный старшим группы подполковник, словно проклятый, поехал куда-то наводить справки о московской родственнице Ильина.

Встретиться договорились в 8 часов вечера в ресторане...

Космонавты запаздывали, и Виктор настолько вжился в роль сержанта милиции, что начал даже покрикивать на зевак, нечаянно заступавших за ограничительные линии. Не обращая внимания, на лютую стужу, первая машина с героями торжества (Хруновым, Шаталовым, Елисеевым и Волыновым) шла с открытым верхом, зато сразу вслед за ней двигалась впритык машина с затемненными стеклами. По разумению террориста, именно в ней и должен был сидеть, развалясь, ненавистный Леонид Ильич.

Не мешкая, Ильин заученным движением вытряхнул из рукавов пистолеты и, почти не целясь, принялся расстреливать «генсека» из двух стволов одновременно. На глазах у всех бронированная правительственная машина превращалась наподобие решета, а ее толстенные непробиваемые стекла разлетались вдребезги при первом же попадании. Перекрывая грохот выстрелов, истерично завизжали женщины.

Вильнув влево, обстрелянная машина остановилась, и из разбитого окна свесилась наружу окровавленная голова водителя(он скончался на десятые сутки, оставив сиротами двух несовершеннолетних детей). Едва не задев Ильина, мимо юзом пронесся упавший на бок мотоцикл эскорта, мотоциклист которого был ранен рикошетом. Толпа бросилась врассыпную, а в продырявленном салоне сидели и ничего не понимали посеченные осколками космонавты Береговой, Николаев, Терешкова и Леонов. Как станет известно потом: мудрый Леонид Ильич въехал в Кремль через другие ворота.

Все произошло настолько быстро, что оторопевшая охрана сумела опомниться только тогда, когда надобность в ее вмешательстве, в принципе, отпала. Беспрепятственно опустошив две обоймы, террорист неожиданно рухнул навзничь, забился, как эпилептик, в конвульсиях и пустил ртом обильную желтую пену. Тем не менее на него навалились гуртом и, предотвращая возможное самоубийство (включая самоподрыв), в мгновение ока растянули в разные стороны, словно лягушку. Двое охранников тянули за ноги, двое – за руки, один вцепился в голову, и еще двое удерживали за туловище.

В точно таком же унизительно неудобственном положении Виктора бережно подняли с мостовой, донесли до одной из машин кортежа и отвезли на ней в ближайшую больницу. В больнице его внимательно осмотрели врачи /в том числе и психиатр/ и вынесли обнадеживающее заключение: жить будет. Затем Ильина перевели на Лубянку, где уже обыскали тщательнейшим образом, надели наручники и отвели под конвоем в огромный пустой зал. Вскоре туда начали стекаться люди с важными лицами, и все они смотрели на притихшего террориста с явным неодобрением. В невзрачном очкастом человеке, стоявшем в самом дальнем углу, Виктор с удивлением узнал всесильного шефа КГБ Юрия Андропова...

...В ресторане стоял дым коромыслом, когда в зал вошел бледный как смерть старший группы и шепотом поведал своим подвыпившим подчиненным, что младший лейтенант Ильин сегодня днем на кого-то там покушался и сейчас сидит во внутренней тюрьме КГБ. За столиком воцарилась неловкая тишина, но тягостную обстановку умело и своевременно разрядил сосед Степанова. «Витьку, надо думать, обязательно посадят, сказал он, наливая в фужер пиво. – Только мы-то здесь при чем?» – «И то верно», - вздохнул Саша, которому в глубине души Ильина все-таки было жалко.

В завершении товарищеского ужина они велели подать на десерт коньяк и кофе с мороженным...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. «СООБЩНИК»

Дело прошлое, но как показало время, побочных бед Виктор натворил своими дурацкими выстрелами превеликое множество. Не говоря о снятии с должностей, таких мелких сошек, как командир и замполит части, серьезные кадровые подвижки произошли в аппарате КГБ и штабе округа, и даже доселе незаменимый секретарь Ленинградского обкома КПСС товарищ Толстиков, вдруг очутился за тридевять земель на второстепенной дипломатической работе.

В общем, выпало всем. Естественно, вызывали на допросы и младшего лейтенанта Александра Степанова. Однако это ровным счетом ничего не значило, поскольку вызывали туда и других офицеров. Хотя бы того же младшего лейтенанта Толю Васильева.

Поэтому когда 10 февраля за ним в 6 утра заехал начальник штаба части и велел опять собираться в столицу, Степанов отнесся к этому, как к должному событию. Быстренько одевшись, наскоро попрощался с молодой женой, и только по пути в аэропорт вспомнил, что уходя забыл чмокнуть в щечку сладко сопевшую в коляске маленькую дочурку...

Между тем, психическое расстройство Ильина прогрессировало день ото дня: он то заговаривался, то впадал в меланхолию, а иногда часами молча сидел, уставившись в одну точку, не реагируя на окружающих. Умышленно или нет, но следователь его болезненного состояния упорно не замечал и, часто вызывая на допросы, настойчиво расспрашивал, про тайную террористическую организацию: кто в ней еще состоял и на каких офицеров части Ильин рассчитывал?

Виктор вяло отбрыкивался и все пытался объяснить: мол, никакой организации не существует, теракт он задумывал один и никому об этом не обмолвился ни словом. Следователь старательно пропускал эти признания мимо ушей и снова заводил разговор о мнимых сообщниках...

В Москве их встретили люди в штатском и сразу отвезли в гостиницу, где позволили лишь помыться и побриться. Затем сопроводили в управление КГБ и там уже развели по разным кабинетам. Больше своего начальника штаба Саша никогда не встречал, как, впрочем, и остальных коллег по службе... Кроме одного, но с ним ему предстоит встретиться еще не скоро.

Допрос, тем временем, затянулся до полуночи, после чего одуревшему от усталости Степанову было предложено остаться и переночевать прямо в этом здании, на первом этаже. Александр, не раздумывая, согласился и, похоже, дал маху: на первом этаже его зачем-то заставили переодеться в чужую гражданскую одежду (правда, чистую), а вместо свободного кабинета /как он предполагал/ поместили в одиночную камеру.

Здесь ему будет суждено провести около 14 месяцев. И хотя изнурительно длинных вопросов ему больше не устраивали, вызывали на них крайне нерегулярно: когда дважды в день, а иногда не тревожили по целым месяцам. Беседы всегда велись в подчеркнуто вежливой форме и даже с некоторой ноткой сочувствия, хотя в конечном итоге каждый допрос неизбежно сводился к его участию в тайной организации Ильина. Кроме того, Саше показывали фотографии каких-то мужчин (не узнал никого) и интересовались, есть ли знакомые ...на Дальнем Востоке (Слава Богу, не было).

А однажды попросту ошарашили известием, что его друг, однокашник и сослуживец младший лейтенант Толя Васильев тоже привлечен к уголовной ответственности по делу Ильина и в настоящее время сидит чуть ли не в соседней с ним камере...

Потом была очная ставка с Виктором, длившаяся меньше минуты.

- Гражданин Ильин, вы подтверждает свои показания?
- Подтверждаю.
- Гражданин Степанов, вы подтверждает свои показания?
- Подтверждаю.

И все! Какие конкретно показания имелись в виду- неизвестно. В конце марта 1970 года Васильев и Степанов предстали перед Коллегией Верховного Суда СССР, где оба, словно под гипнозом, искренне покаялись «в потере социалистической бдительности» и были осуждены по статье 88-прим: «за недоносительство о готовящемся террористическом акте». Причем, вопреки туманным обещаниям и намекам следователей, накрутили им на полную катушку – по три года исправительных работ плюс лишение офицерских званий.

Непонятно почему, но юбилейная амнистия /приуроченная к столетию В.И. Ленина/ под которую попадала эта статься, лично Степанова и Васильева не коснулась. Вследствие чего, двое «Без вины виноватых», оказались за колючей проволокой спецлагеря, где весь оставшийся срок укрепляли боевую мощь государства, сколачивая деревянные ящики под снаряды для тяжелых гаубиц...

Арестованный на сутки раньше, чем Анатолий, Степанов на сутки раньше и освободился. С трудом переборов неудержимую тягу к семье и дому, он терпеливо переждал ночь на вокзале, но друга и собрата по несчастью все же дождался. Правда вместе они ехали в поезде только до Череповца: там Васильев сошел, решив навсегда остаться жить у родителей. По прошествии месяца, он, как и обещал, приехал к Александру в гости, однако потом связь между ними прервалась и дальнейшая судьба Анатолия Степанову неизвестна.

Для Виктора Ильина эти три года пролетели совершенно незаметно, словно в тумане. Зато на следующий год, 1973, у него постепенно стала появляться «критика» или, проще говоря, осознание того, что он действительно серьезно болен. Еще в мае 1969 года Виктор был признан судом невменяемым, на этом основании освобожден от уголовной ответственности и отправлен на принудительное лечение в казанскую Специальную психиатрическую больницу со строгим наблюдением.

Не в пример остальным пациентам (садистам, маньякам, убийцам и т.п.) Ильину выделили в больнице отдельную камеру (4х1, 2м) и установили у входа пульт охраны с круглосуточным дежурством. Изоляция от мира являлась полной. Виктор не получал газет, не читал книг, не слушал радио, не смотрел телевизор и, за исключением врачей, ни с кем не общался. Не делалось ему и уколов. Поразительно, но именно такой метод лечения оказался для него самым эффективным и реально повлиял на восстановление здоровья. Во всяком случае в этом твердо сегодня уверен лечащий врач Ильина психиатр высшей категории Михаил Васильев (С-Петербург).

После того, как у Виктора появилась «критика», и он стал проявлять признаки общительности, экс-террориста начали потихоньку приобщать к благам цивилизации: провели радио, разрешили просматривать газеты.

«Я с упоением слушал «Маяк» сутками, - вспоминал потом Ильин. – К тому же в больнице имелась богатейшая библиотека, так что обделенным я себя не считал. С лечением мне тоже повезло: меня ни разу не лечили электрошоком... Очень болезненная процедура, при которой больные орут звериным криком. А вообще-то обстановка в больнице была тяжелая и за то время, что я там жил, пять человек из обслуживающего персонала покончили жизнь самоубийством. Хотя лично ко мне сотрудники КГБ и врачи относились очень хорошо и лояльно».

Всего младший лейтенант Ильин провел в Казани свыше 18 лет и 31 августа 1988 года его перевели на общий режим в Ленинград, в 3-ю психиатрическую больницу им.Скворцова-Степанова. И вот тут началось самое интересное...

Отсидев от звонка до звонка три года, по сути, ни за что, Александр, тем не менее, был по-своему счастлив: семья не распалась, и его по-прежнему любили близкие. Как ни трудно приходилось порой молодой жене с грудным ребенком на руках (и без копейки денег), она все мужественно вынесла и, невзирая на грозную 88-ую статью, порывать с мужем-зэком не собиралась. Не пожелала отказываться от опального зятя и партийная теща, хотя пожилой женщине неоднократно делали прозрачные намеки в парткоме, а неведомый «Доброжелатель» засыпал анонимками «О пригретом на груди враге народа».

Свыше двадцати лет Степанов жил, смирившись с прошлым: честно работал и воспитывал детей – дочь и сына, не помышляя ни о каком пересмотре сфабрикованного дела. Как вдруг в 1990 году ленинградская телепрограмма «Монитор» выдала на аудиторию в 70 миллионов телезрителей сенсационную историю о трагических событиях у Боровицких ворот, в которых младший лейтенант Ильин выглядел, чуть ли ни диссидентом-героем эпохи застоя. Александр несколько воспрянул духом, а здесь (словно рояль в кустах) в «Вечерке» вышла моя статья про случайную встречу с Виктором Ильиным. Статья – так себе, но в эксклюзивном интервью экс-террорист сказал следующее:

«...Мои выстрелы, как я уже говорил, повлекли за собой тяжкие последствия – погиб человек. Его дети остались сиротами. Как вы думаете, легко ли мне будет посмотреть им в гглаза? Как это ни объясняй, человек убит. И убит при исполнении служебных обязанностей. Или мои бывшие друзья, с которыми я служил: Саша Степанов и Толя Васильев, которые тоже пострадали совершенно невинно. Кто знает, где они и как сложилась их судьба? А как наша «мясорубка» работала и работает, не мне вам рассказывать...»

Прочитав это, Степанов посоветовался с женой и отправил на мое имя в Ленсовет (я в то время был членом депутатской комиссии по правам человека) заявление с просьбой помочь ему с реабилитацией. Созвонившись, мы встретились и на пару сочинили, как нам казалось, юридически грамотное и обоснованное ходатайство, в Военную коллегию Верховного суда СССР – потребовав наряду с пересмотром уголовного дела, восстановления Александра в офицерском звании и выплаты ему материального ущерба.

Ответ пришел месяца через три-четыре за подписью генерал-лейтенанта юстиции, где после пространственных и многочисленных ссылок на показания подследственных, нас официально ставили в известность, что «основания для пересмотра дела в порядке надзора и реабилитации...не имеется».

Ознакомившись с текстом отказа, Александр вежливо поблагодарил комиссию по правам человека за посильное участие и, тяжело вздохнув, на прощание сказал: «Если честно, то ничего другого я и не ожидал»...

Как заметил однажды лечащий врач экс-террориста Михаил Васильев: «За всю мою многолетнюю практику, такого пациента у меня еще не было. Видимо, как никто другой, обладает удивительной способностью постоянно оказываться эпицентром событий сенсационного характера».

Причем это не шутка. Первой такой сенсацией, если не считать покушения на Брежнева, стало снятие с Ильина диагноза о невменяемости. Когда в феврале 1990 года, попирая все кастовые бюрократические устои, члены Военной коллегии Верховного суда СССР сами соизволили приехать к нему на отделение в «Скорцова-Степанова» и в тесном кабинете главврача наконец-то отменили определение суда о принудительном лечении.

А поскольку к тому времени отпала надобность и в лечении амбулаторном, то Виктор из разряда «народных героев» и «Политических узников тоталитарного режима», едва не угодил в категорию обыкновенных бомжей, ибо выписывать его из больницы было некуда. Приемная мать проживать на одной площади с инвалидом 2-ой группы по психо-ВТЭК откровенно боялась, хотя и прописала, а Василеостровский исполком на протяжении семи месяцев от выделения Ильину положенной однокомнатной квартиры всячески уклонялся, несмотря на имеющееся распоряжение вышестоящих органов.

После того, как жилищный вопрос с помощью депутатов удалось все-таки уладить, занимавшийся оформлением своему подопечному льгот и пенсии Михаил Васильев неожиданно выяснил, что благодаря чисто российскому разгильдяйству, младший лейтенант Ильин...до сих пор не уволен из рядов Вооруженных Сил. Следовательно, помимо пенсии, ему еще причитается кругленькая сумма (звание, оклад, пайковые) набежавшая за последние двадцать лет. Поразмыслив над этим курьезным обстоятельством, Васильев, как доверенное лицо Ильина, подал на воинскую часть Виктора в суд, вчинив иск в размере 23 868 рублей, в те годы цена двух «жигулей» 13-й модели. В ЛенВО такому иску, понятное дело, не обрадовались, и начался затяжной процесс века.

Непосредственно сам Ильин в процессе не участвовал. Связавшись с затворником через Васильева, я передал ему, отказ генерал-лейтенанта юстиции Петухова и попросил о встрече. Как и ожидалось, ссылка в отказе на его показания, Виктора возмутила. Приехав ко мне, он на диктофон очень подробно рассказал обо всем, что происходило в январе шестьдесят девятого в действительности, и потребовал этот рассказ придать гласности. Затем взял чистый лист бумаги и, прямо за моим столом, написал заявление в Генеральную прокуратуру:

«Считаю определение Военной коллегии Верховного суда СССР об отказе пересмотра дела А. Степанова по его реабилитации недобросовестной отпиской. По этому поводу делаю официальное заявление: А. Степанов и А. Васильев никогда моими сообщниками не были и о готовящемся теракте ничего не знали».

Ответа, однако, на это заявление мы не получили. Вначале, видимо, помешал путч ГКЧП, а потом вместе с Союзом почила в бозе и Генеральная прокуратура СССР. Ленинград не Москва,но и у нас, если помните, тысячи людей собрались в дни путча у здания горсовета, полные решимости защитить демократию. И никто из них, конечно, не подозревал, что 19 и 20 августа с ними неотлучно находился на «Баррикадах» и первый советский террорист...

Реабилитировать Александра Степанова удалось лишь с третьей попытки. Да и то исключительно благодаря помощи коллеги по депутатскому корпусу. Будучи генерал-майором в отставке, Владимир Шаталов еще недавно являлся начальником факультета в Военной академии, где, исходя из дозволенного «плюрализма» мнений», затеял нешуточную борьбу с протекционизмом начальника академии. И хотя обвинительные доводы генерала были полностью подтверждены военной прокуратурой, в конечном итоге, начальник академии получил повышение в звании и орден, а скандалиста в рекордно коротки сроки отправили на пенсию.

Великолепно зная всю гнилую армейскую систему изнутри, Шаталов предложил внести в шаблонный текст нашего ходатайства два существенных изменения. Во-первых, перепутать между собой все пункты «чтобы читали не насквозь, а, пытаясь разобраться, хоть во что-то вникли»; и во-вторых – упор следует делать, не на очевидную непричастность Степанова к преступлению, а на то, что он был осужден на основании показаний невменяемого человека, которого к уголовной ответственности даже не привлекали.

К моему величайшему изумлению, уловка Шаталова сработала, и в январе 1993 года я получил из Военной коллегии Верховного суда РФ куцее уведомление, размером в пол-листка, что приговор в отношении Александра Степанова отменен, а сам Степанов А.В. «по данному делу реабилитирован».

Оказался этот год счастливым и для первого советского террориста. Михаил Васильев выиграл вчистую «процесс века» во всех инстанциях и отсудил для своего подопечного, с учетом индексации, почти 130000 рублей. Правда, уже «деревянных», которых теперь едва хватало на покупку... двух колес от «москвича».

Дата публикации: 1 апреля 1999