Он возникает из ничего в предрассветном полумраке — длинный силуэт, встающий из тумана, похожий на тело, что уплывает на спине в бесконечный простор Южной Атлантики. «Катафалк скал», «Уродливая скала, обломок древних вулканов» — так писали о нем Шатобриан и Гюго, ни разу не ступавшие ногой на этот остров.

Однако именно такой увидел Святую Елену Наполеон ранним утром 15 октября 1815 года. Он приблизился к острову с южной его оконечности — так же, как это делает сегодня St.Helena — последнее в мире почтовое судно и единственная связь островитян с внешним миром. Пять дней оно проводит в открытом море, чтобы раз в месяц доставить сюда груз и пассажиров. «Нортумберленд», чтобы доплыть сюда из Англии, тратил 70 дней.

На борту все вспоминают историческую фразу свергнутого императора, увидевшего место своего изгнания: «Дьявол вы..рал этот остров, пролетая из одного мира в другой». На самом деле он удовольствовался тем, что обозрел в знаменитую подзорную трубу Аустерлица неровные очертания острова-тюрьмы и вернулся в свою каюту размышлять в молчании. На следующий день, садясь в лодку, которая увозила его на берег, Наполеон наконец заключает: «Это не самое лучшее место для жизни. Я сделал бы лучше, оставшись в Египте. Там я стал бы императором всего Востока».

Сегодня сюда по-прежнему добираются на лодке: порта нет. Те, кто высаживается на берег, должны, как Наполеон, пройти под крепостными воротами — это единственный доступ в Джеймстаун. Эта крошечная столица практически не изменилась с тех пор, как он сделал первые шаги по острову под изумленными взглядами аборигенов, столпившихся на одной из двух местных улиц поглазеть на «чудовище», злейшего врага Англии.

Время кажется почти неподвижным в Джеймстауне; что-то вроде тюремной скуки заполняет долину, зажатую между двух грубых базальтовых гор. Как игрушечный городок Playmobil, эта лилипутская столица разместила на территории размером с носовой платок все функции современного государства. В тени огромных фикусов суд, комиссариат, музей, церковь и здание правительства держат всех за стенами крепости, носящей герб Ост-Индской компании, которая долгие века управляла этой концессией британской короны. Именно с помощью этой юридической хитрости и полной автономности компании Наполеон был обречен кончить свои дни на Святой Елене: ни «Хабеас корпус», ни другие установления британского права здесь не действовали, что позволило запереть пожизненно человека, который никогда не был обвинен ни в каком преступлении. Рассказывают, что бывший премьер-министр Тони Блэр открыл эту уловку Джорджу Бушу, который вдохновился ею, создав такую же внеправовую зону для пленников тюрьмы Гуантанамо на острове Куба.

Потерпевший поражение при Ватерлоо в июне и надеявшийся бежать в Америку, Наполеон в конце концов сдался англичанам в Рошфоре. Напуганные его триумфальным возвращением с Эльбы, союзники в Европе решили услать его теперь на край света, в уверенности, что там он умрет со скуки.

Но вопреки всему именно на Святой Елене Наполеон ведет свое последнее сражение, на этот раз победное: его оружие — память. Как офицер-артиллерист, которым он был, он тщательно готовил свою битву и маневр, с помощью которого, обойдя образ диктатора, представить себя как жертву. С первых шагов на Святой Елене он представляет своим компаньонам план атаки: «После того как я носил императорскую корону Франции и железную корону Италии, мне только и остается увенчаться терновым венцом и предстать в глазах общества новым Христом, распятым реакционными монархиями и британской олигархией».

Пять последних лет жизни он посвящает окончательному определению своего образа для потомков: сначала на корабле, во время плавания, потом в павильоне Бриар, где провел два месяца после прибытия, и, наконец, в Лонгвуде, где жил почти узником, окруженный английскими солдатами.

– Можно сказать, что этот дом стал настоящей фабрикой воспоминаний, — говорит Мишель Данкуэн-Мартино, почетный консул Франции на Святой Елене и хранитель национальных владений на острове. — Все дни Наполеон долгими часами диктовал разным своим компаньонам, которые подстерегали каждое его удачное слово, убегая в свои комнаты, чтобы занести его в записные книжки.

Выбранное из-за своего стратегического положения, легко обозреваемое английским гарнизоном, плато Лонгвуд, несомненно, является наихудшим местом острова. Прекрасный сад во французском стиле, спланированный Наполеоном в начале заключения, почти каждый день оказывается затоплен облаками, и рассеиваются они только потому, что юго-восточный ветер начинает дуть особенно сильно.

С годами узник добровольно замкнулся, почти не выходя больше из дома. В конце, погруженного в депрессию и страдающего от рака желудка, его перенесли в маленькую гостиную, наименее сырое место Лонгвуда. Часы здесь всегда показывают 5.50 — время, когда он издал последний вздох 5 мая 1821 года, держа в руках распятие своей матери.

С тех пор почти ничего не изменилось в этом странном доме — прославленной ферме, которую заключенный упорно пытался превратить во дворец, требуя от свиты соблюдения строгого этикета императорского дворца. Это запутанное сооружение, состоящее не столько из комнат, сколько из тупиков и коридоров. Лонгвуд до сих пор кажется насквозь пропитанным этими пятью годами безжалостной скуки. В своей тюрьме без решеток император жил скудно. «Здесь у нас ничего не вдоволь, кроме времени», — повторял он своим собратьям по несчастью — трем генералам, государственному советнику и их семьям.

Интриги, обиды и бесконечный свист ветра держали нервы в вечном напряжении; придворные начали ненавидеть друг друга из-за жизни взаперти. В анфиладе маленьких комнат, в полумраке еще можно угадать давящее молчание, нескончаемые часы, шушуканье и скрип паркета. Этот большой одноэтажный дом, построенный на скорую руку, пахнущий сыростью и пряными испарениями тропического леса, еще хранит атмосферу изгнания.

– Кажется, он до сих пор населен, я чувствую сильное присутствие, и это очень волнует, — говорит посол Жан Мендельсон, приехавший сюда по поручению Министерства иностранных дел Франции, чтобы заключить соглашение с властями острова об управлении Лонгвудом и прилегающими 15 гектарами французского анклава на Святой Елене.

Граф Валевский, сын Наполеона и Марии Валевской, будучи послом в Лондоне, подписал в 1850 году приобретение Францией этой земли. Источенный сыростью, изъеденный термитами дом в Лонгвуде был полностью восстановлен за 2,3 миллиона евро, из которых 1,5 миллиона собраны по национальной подписке, организованной Фондом Наполеона.

– Результаты подписки показывают ту привязанность, которую большинство французов все еще питает к Наполеону, — говорит директор фонда историк Тьерри Ленц. — Чтобы почтить память узника, на острове состоялись встречи и приемы, местный хор даже исполнил Марсельезу с прелестным английским акцентом, а нынешний губернатор возложил цветы к могиле… пустой с тех пор, как в 1840 году тело императора было захоронено в Париже в Доме инвалидов.

У нее даже нет названия — до сих пор французы и англичане отказываются прийти к соглашению. Французы желали бы «Император Наполеон», а тогдашний губернатор острова Хадсон Лоу соглашался лишь на «Генерал Наполеон Бонапарт». Это была последняя мелкая подлость тюремщика — параноика и тирана, который шел на все, лишь бы сделать невыносимым существование своего узника. Они ненавидели друг друга и виделись всего пару раз за все пять лет. Лоу держал на острове 3000 солдат, тысяча из них несла постоянную вахту в семи километрах вокруг Лонгвуда. 125 солдат дежурили вокруг дома, заглядывая в окна. Побежденный должен был ежедневно являться к британскому офицеру, назначенному следить, не предпринял ли заключенный попытки к бегству. Кроме того, чтобы предотвратить такую попытку, два корабля крейсировали вокруг острова на встречных курсах.

Губернатор перехватывал и читал всю переписку. Он внедрял шпионов в штат из 70 человек, обслуживавших французского узника. Он конфисковывал всю почту, особенно адресованную «Императору».

Один сочувствующий попытался переслать ему локон «короля Римского» — сына Наполеона и Марии-Луизы. В ярости Лоу не только конфисковал его, но и велел побить палками солдат, которые осмелились рассказать об этом Наполеону во время одной из его редких прогулок. Именно из-за мелкой злобы этого человека Наполеону пришлось пережить ад на этом райском островке!

Если плато Лонгвуд подвержено ливням и свирепым ветрам, то лучшая часть острова действительно необыкновенно хороша, особенно в начале южной весны.

Из одной неглубокой долинки в другую, через тропический лес и каменистое ущелье, еще один холм, заросший утесником и папоротниками, и открывается побережье.

Мобильные телефоны на острове были разрешены лишь недавно. Интернет запрещен. Редкие дорожки, вьющиеся по краю долины, — это всего лишь один путь, где две машины могут не столкнуться, и местные жители здороваются с каждым встречным, включая те 2000 туристов, что прибывают сюда ежегодно. Однако многие опасаются, что эта патриархальная беззаботность исчезнет с завершением строительства аэропорта, который свяжет Святую Елену с остальным миром. Нынешний губернатор острова Марк Кейпс, кстати отдаленный потомок Хадсона Лоу, беспокоится: «Я думаю, это будет для нас огромным потрясением. Но все же это будет самое позитивное для острова со времен Наполеона».

По материалам французской печати.