Доселе неизвестное слово «трудодень» появилось на свет в 1930-х годах – отчасти как средство оплаты труда колхозника, но по причине своей эфемерности скорее как средство учета выполненной им работы. С оплатой же все было очень непросто.

Издавна аграрная отрасль российской экономики использовалась в качестве некоего полигона для разного рода экспериментов и реформ. Кто бы ни становился их инициатором и исполнителем, каждый руководствовался принципом «Хотели как лучше...», но заканчивались реформы чаще всего «как всегда».

В 1906 году глава российского правительства Петр Столыпин говорил: «В настоящее время государство у нас хворает. Самой больной, самой слабой его частью является крестьянство. Ему надо помочь». «Помогали» кто как мог, но похоже, что крестьянство российское нездорово и поныне. Стоит при этом все же вспомнить: до 1914 года в Российской империи никому не могло и в голову прийти закупать за рубежом зерно и многие другие виды сельхозпродукции, наоборот, считалось, Россия – кормилица Европы.

Однако вслед за 1914-м пришел 1917-й и с ним смелая идея построения социализма в одной отдельно взятой, к тому же основательно потрепанной сначала мировой, а затем и Гражданской войнами стране.

Было очевидно, для реализации идеи потребуется, помимо прочего, перевод экономики страны на индустриальные рельсы, а для этого нужны деньги, много денег, предпочтительно в твердой валюте.

И тогда взор советской власти обратился к крестьянству, поскольку только его продукцию – зерно – можно было продавать за границу. Но организовать вывоз в желаемых масштабах продуктов питания за рубеж при наличии разрозненных и мелких частных хозяйств было затруднительно. В таком контексте родилась идея коллективизации сельского хозяйства, превращаемого в придаток индустрии. Представлялось, что управлять колхозами будет проще, нежели неорганизованными крестьянскими массами. Колхоз можно было поставить перед необходимостью закупки необходимой для сельхозработ промышленной продукции по любым установленным государством ценам, одновременно забирая у него все, что угодно, по нормам так называемых государственных поставок.

При этом государство не особенно задумывалось о том, что после этих изъятий останется для оплаты труда колхозников и пропитания их семей. Бывало, что ничего и не оставалось. Естественно, это порождало недовольство, но жаловаться крестьянам в родной стране было некому, разве что Господу, но Всевышний в стране, строящей социализм, оказался защитником слабым.

При проведенной в СССР в начале 1930-х годов «всеобщей» паспортизации примерно 37% населения паспортов не получило. И в первую очередь это коснулось колхозников. Оставив сельских жителей без паспортов, государство, по сути, отбросило их если не в эпоху рабства, то как минимум в крепостничество: теперь они, беспаспортные, не имели даже права покинуть свой колхоз. Чтобы отправиться из родного села далее, чем до райцентра, требовалось получить справку от председателя колхоза, действительную в течение не более 30 суток. В общем, обладателями «бесценного груза», как назвал «свою краснокожую паспортину» поэт революции Владимир Маяковский, сельские жители не стали. Не распространялось на них и введенное в стране государственное пенсионное обеспечение.

Так или иначе, очень непростой, порой кровавый процесс, вошедший в историю как «коллективизация», к началу 1930-х годов завершился. Но еще немало вопросов, связанных с вступлением аграрного сектора союзной экономики в новую эру, осталось открытыми. Один из важнейших касался оценки труда каждого, отдельно взятого члена артели. Заимствовать опыт на стороне не получалось – у цивилизованных государств такового просто не было, а обращаться к традициям островных племен, живущих в условиях, мало отличающихся от каменного века, все же не сочли возможным.

В «доколхозную» эпоху оплатой труда сельского труженика служили сами плоды его труда, которыми каждый крестьянин распоряжался по собственному усмотрению. Он использовал их непосредственно для жизнеобеспечения своей семьи, а избытки уходили на расчеты с землевладельцем (не редко в этой роли выступало государство) и приобретение тех необходимых вещей, что «в огороде не растут». Для колхозов такой порядок вещей, очевидно, был неприемлем, особенно с учетом того, что результаты труда крестьянина существенно отличны от труда индустриального рабочего. Если, например, труд токаря можно оценить по числу обработанных им за смену деталей определенной сложности, то с крестьянином все сложнее – конечные результаты его труда зависят от многих факторов, в том числе от природных условий – погоды и т. п. Упрощало лишь то, что природные факторы были для каждого члена данной артели идентичны.

МЕРИЛО СПРАВЕДЛИВОСТИ

После долгих дебатов решение нашли. Весной 1930 года был утвержден исторический документ: «Примерный Устав сельскохозяйственной артели». Дату его подписания можно считать днем рождения трудодня, поскольку именно в этом уставе впервые прозвучал данный термин. И трудодень вступил в силу как инструмент мерила и учета доли индивидуального труда каждого члена колхозной артели, напрямую связанный с распределением доходов колхозников.

Суть состояла в том, что колхозники, отработав год без регулярного получения зарплаты, получали ее лишь осенью, после подведения итогов аграрного сезона. При этом, прежде чем начать «дележ добычи», колхоз должен был полностью рассчитаться с государством по обязательным поставкам, а также дополнительно – с принадлежащим тому же государству машинно-тракторными станциями (МТС). Оставшаяся после этого продукция (зерно, овощи и т. п.) распределялась между членами колхозной артели в соответствии с количеством начисленных каждому из них в течение сезона трудодней.

В некоторых (весьма немногочисленных) крепких хозяйствах на трудодни дополнительно выдавались небольшие суммы денег. И все же основным наполнителем абстрактного трудодня в большинстве колхозов оставалось зерно. И вот что говорит статистика.

В 1936 году средняя выработка на один колхозный двор равнялась 393 трудодням, в 1939 году она увеличилась до 488. Однако были и здесь свои «стахановцы». К примеру, в 1935 году в Таджикистане в колхозе «Большевик» семья Салихана Дадаева выработала 1593 трудодня, получив за это неплохое вознаграждение, в том числе и денежное. В то же время на Украине стоимость трудодня в денежном исчислении не превышала трех рублей.

Размер выплаты по трудодням не мог не зависеть от урожайности. Был введен так называемый обязательный минимум выработки, который для трудоспособного колхозника составлял 100, 80 или 60 трудодней в год (в зависимости от краев и областей). Не выполнявшие нормы наказывались исправительно-трудовыми работами до полугода с удержанием 25% трудодней в пользу колхоза. На подростков от 12 до 16 лет годовая норма составляла 50 трудодней. Но за невыполнение нормы к уголовной ответственности их не привлекали.

Средняя выдача зерна колхозникам по трудодням составляла в 1940 году 1,6 кг, а в военные годы снизилась до 0,8 кг. В период первых лет восстановления разоренного войной народного хозяйства с учетом засухи и общего падения урожайности, а также возросшей потребности государства в зерне выдача зерна и бобовых на трудодни еще более сократилась, что привело к голоду зимой 1946–1947 годов. Многие деревни спасались только за счет собственных крестьянских огородов и скотины, количество и размеры которых были строго лимитированы государством.

Первоначальный замысел – уйти с помощью трудодня от уравниловки себя не оправдал. Как это часто случается (и не только в колхозах), получает больше не тот, кто больше и лучше вкалывает, а тот, кто оказывается ближе к кормушке. А ближе, как правило, оказывались различного рода управленцы – нормировщики, учетчики, члены правления и т. п., от которых зависело количество начисляемых трудодней. Нередко случалось, что работникам, непосредственно занятым в производстве, начисляли меньше трудодней, чем управленцам и подсобникам.

ЖЕРТВЫ СМЕЛЫХ ЭКСПЕРИМЕНТОВ

А советская власть расслабиться и заскучать колхозникам не давала – одним из экспериментов над ними стала развернувшаяся в 1950–1953 годы кампания по укрупнению колхозов. Всего по СССР было «укрупнено» 79% хозяйств.

Процесс этот порой проходил весьма болезненно. Людей понуждали оставлять насиженные места (малые деревеньки, имеющие статус колхозной бригады, или хутора) и переселяться в села покрупнее. При этом обустройство на новом месте, как правило, ложилось на плечи самих переселенцев. Колхоз в лучшем случае мог лишь выделить пару кляч либо трактор с волокушей для перевозки на новое место их скарба. Народ сопротивлялся, как мог, но силы были не равны, тем более что молодежи, да и вообще мужчин, в те послевоенные годы на селе оставалось совсем немного.

Одному из авторов статьи довелось, будучи еще школьником, стать свидетелем этой жестокой кампании в Плюсском районе Псковской области. Колхоз, на территории которого он находился, состоял из нескольких бригад, разбросанных по деревням, связанным между собой проселочными лесными дорогами, доступными лишь гужевому транспорту и тракторам (впрочем, последние можно было по пальцам пересчитать). В самой маленькой деревне было не более десятка дворов, населенных в основном стариками, которых планировалось переселить в расположенную километрах в 7–8 от них самую крупную деревню колхоза. Люди наотрез отказывались покидать свои избы, уговоры колхозного и районного начальства не возымели действия. Тогда из района на тракторе пожаловало несколько дюжих комсомольцев, вооруженных шестами, с помощью которых они сдвигали с изб крытые соломой крыши. После такой операции избы становились непригодными для жилья. Выполнив свою миссию, «комсомольцы» удалились. Двух попытавшихся сопротивляться мужиков они прихватили с собой. Еще жестче проходило укрупнение в западных районах Союза, где преобладала хуторская система. Там этот процесс порой не раз заканчивался применением оружия.

Некоторое улучшение положения на селе началось с 1953 года: снизили налоги, увеличили допустимые размеры личного хозяйства, повысили закупочные цены на сельхозпродукцию. Около 8% колхозов РСФСР в порядке эксперимента перешли на денежную оплату труда без начисления трудодней.

Засуха, поразившая многие области СССР в 1963 году, едва не привела к очередному голоду. Спасение нашли в покупке зерна за золото за границей (впервые в истории России!). О трудодне вспоминали все реже, а в мае 1966 года его вовсе отменили постановлением ЦК КПСС и Совмина.

В 1974 году колхозники, составляющие на тот момент около 20% населения Союза, стали наконец полноправными гражданами своей страны – получили паспорта.