Об этой операции из времен Второй мировой войны до сих пор не любят вспоминать на Западе…

КРУПНЫЙ «ПРИЗ»

Схватка с фашистской Германией, как известно, закончилась для Франции, вопреки всем надеждам, сокрушительным поражением. 10 мая 1940 года танки Гудериана, нанеся мощные удары в обход «неприступной» линии Мажино, прорвали фронт, а уже 14 июня войска вермахта парадным маршем вошли в Париж. Гитлер, однако, не стал оккупировать всей территории поверженной страны, ограничившись ее северной частью вместе с Парижем и прибрежными областями. На обломках Третьей республики возникло новое Французское государство, известное также как режим Виши, по названию курортного городка, ставшего в июле 1940 года столицей «свободной зоны».

А несколько ранее, 22 июня, Франция подписала с германской стороной соглашение о прекращении военных действий, фактически акт о капитуляции. Показательно, однако, что даже в этих условиях Франция не утратила статуса великой колониальной державы. Под контролем правительства маршала Петэна оставались практически все заморские владения метрополии в Африке, Азии, Вест-Индии, Океании…

Даже разбитая и униженная, Франция уступала по общей площади колоний только Британии.

Многочисленные гарнизоны французских войск, расквартированные «за морем», и по этой причине не успевшие принять участие в «молниеносной» войне, принесли присягу на верность новым лидерам. В арсенале Виши по-прежнему находились и основные силы французского военно-морского флота, четвертого в мире по своей мощи. Правда, по тем же соглашениям все эти корабли должны были сосредоточиться в определенных портах для последующего разоружения и демобилизации своих экипажей под германским или итальянским контролем.

При этом и Петэн, и новый морской министр адмирал Дарлан неоднократно заявляли, что ни один французский корабль не достанется Германии.

Немцы, со своей стороны, давали гарантию, что не намерены использовать французский флот в своих целях во время войны. Черчилль по этому поводу иронизировал: «Кто, находясь в здравом уме и твердой памяти, поверил бы слову Гитлера?»

При этом Берлин оставлял за собой право в любой момент денонсировать соглашение о перемирии, если французское правительство не выполнит взятые на себя обязательства.

Эта неопределенность все больше тревожила Лондон. Существовала серьезная опасность того, что немцы под каким-либо предлогом разоружат французских моряков, затем укомплектуют корабли своими экипажами и введут их в состав Кригсмарине Третьего рейха.

При таком повороте событий военно-морские силы Германии и Италии в суммарном исчислении получили бы безоговорочное доминирование в Атлантике, не говоря уже о Средиземном море.

Мириться со столь зловещей перспективой Лондон не собирался.

Вообще, в британском адмиралтействе французский флот рассматривался как приз, который рано или поздно достанется одной из воюющих сторон. Зачем же ждать? Новый премьер и морской министр Черчилль был вполне согласен со своими адмиралами, как и с тем, что брать «приз» надо как можно скорее.

ПО СВЕДЕНИЯМ РАЗВЕДКИ

Черчилль долго вглядывался в сведения, предоставленные через адмиралтейство военной и морской разведкой. Речь шла о дислокации кораблей французского флота.

В Египте – в Александрии базировались старый линкор «Лориан», четыре крейсера и несколько эсминцев. В алжирском порту на якоре стояли семь легких крейсеров. Но наиболее крупная и боеспособная эскадра сосредоточилась на военно-морской базе Мерс-эль-Кебир, в трех морских милях к западу от алжирского Орана. Там находились два новейших быстроходных линкора «Страсбург» и «Дюнкерк», еще два старых линкора, гидроавианосец, шесть эсминцев, тральщики, подводные лодки и другие суда. Там же находился штаб командующего эскадрой адмирала Жансуля. Гавань, прикрытая с моря рельефом местности, находилась под защитой береговых батарей и авиации. Это был крепкий орешек…

В Западной Африке, в сенегальском порту Дакар, укрывался только-только прошедший ходовые испытания линкор «Ришелье», а вместе с ним три крейсера, три эсминца и семь подлодок.

Четыре тяжелых крейсера стояли на главной военно-морской базе Франции в Тулоне, но этот порт был весьма надежно защищен с моря и воздуха. Кроме того, около двухсот военных кораблей Франции, большей частью малых, стояли на якорях в английских портах, но под охраной своих экипажей.

Разведка доносила, что среди французских моряков царит атмосфера неопределенности и уныния, однако сильны и антибританские настроения, связанные с недавним бегством английских войск из Дюнкерка.

Нет, все эти французские корабли тоже нельзя было оставлять без внимания.

Британские спецслужбы сообщали также, что деятельность французской разведки, в том числе военно-морской, полностью парализована, что оперативная связь между заморскими базами и французским адмиралтейством отсутствует, и что само это адмиралтейство во главе с адмиралом Дарланом находится в стадии формирования и переезда в Виши. Между прочим, адмирал флота Дарлан, потомственный моряк, чей прадед погиб в Трафальгарской битве, никогда не скрывал, что ненавидит англичан.

«Неразбериха – вот самый благоприятный фон для нанесения удара, – размышлял Черчилль.- Целью нашей операции должен стать одновременный захват всего доступного нам французского флота, установление полного контроля над ним, вывод из строя или его уничтожение. Да, французы – наши вчерашние союзники, да, предстоит сделать ужасный шаг, но он необходим. Нельзя допустить, чтобы вся эта мощь вдруг оказалась в руках нацистов».

Итак, не обойтись без широкомасштабной операции, подготовка к которой должна проводиться в обстановке строжайшей секретности. Черчилль сам же придумал для нее название: «Катапульта».

НОЧНАЯ ПЕРЕСТРЕЛКА

Операция «Катапульта» началась на рассвете 3 июля, то есть, всего через десять дней после того, как французы подписали соглашение с немцами.

Для секретного похода к алжирскому берегу в Гибралтаре было сформировано «Соединение Эйч», куда вошли два линкора, один линейный и два легких крейсера, 11 эсминцев, а также авианосец «Арк Ройял», на палубе которого разместились бомбардировщики-торпедоносцы.

Командовал этой эскадрой, основной целью которой был разгром французского флота в Мерс-эль-Кебире, вице-адмирал Соммервилл. В его сейфе лежал текст ультиматума, который он должен был передать французскому вице-адмиралу Жансулю. Французам предлагались на выбор четыре варианта. Либо добровольно присоединиться к британскому флоту, заявив о своей готовности сражаться с Германией, либо перейти в английские порты, а там интернироваться, либо перейти под английским эскортом в порты Вест-Индии или США, либо самим затопить свои корабли в течение шести часов.

В случае отказа адмиралу Соммервиллу предписывалось вывести из строя французские корабли всей имевшейся в его распоряжении боевой мощью. В то самое время, когда «Соединение Эйч» только-только выходило из гибралтарской бухты, в самой Англии была проведена другая часть этой же операции. Под покровом темноты отряды британских коммандос тайно прибыли в порты, где стояли французские корабли.

Нападение было столь стремительным и неожиданным, что сопротивление оказал лишь экипаж подлодки «Сюркуф» в Портсмуте. Здесь произошла перестрелка, в ходе которой имелись жертвы с обеих сторон.

Все другие акции закончились бескровно. Каждому командиру французского корабля вручался ультиматум с требованием сдать боевую единицу под охрану. Конечно, командиры заявляли протест, но тем дело и ограничивалось. Французские экипажи были насильно высажены на берег и интернированы, а сами корабли перешли под британский контроль.

ОТВЕРГНУТЫЙ УЛЬТИМАТУМ

Около 9.30 утра «Соединение Эйч» вышло на траверзу Орана. Погода выдалась просто идеальной.

С верхнего мостика адмиральского флагмана хорошо просматривалась голубая бухта с силуэтами французских кораблей, которые стояли на якорях. На палубах шла утренняя уборка, пушки были зачехлены. На мачте «Дюнкерка» развевался флаг командующего эскадрой Жансуля. На скалах окружавших бухту, размещалось несколько фортов и береговых батарей, чьи орудия держали под прицелом все подходы к базе.

Несомненно, появление англичан стало для французов полной неожиданностью, что лишний раз подтверждало отсутствие у них всякой разведки. Сейчас французские корабли оказались как бы запертыми в тесной бухте.

Британцы спустили на воду катер, на котором к «Дюнкерку» с ультиматумом отправился капитан Холланд, бывший морской атташе в Париже, прекрасно говоривший по-французски. Он вез также личное послание адмирала Соммервилла его французскому коллеге.

Холланд все еще находился на «Дюнкерке», когда французские моряки начали расчехлять пушки.

Это был верный знак того, что дело вряд ли закончиться миром. Вернувшийся парламентер сообщил, что адмирал Жансуль вообще отказался принимать его, однако же, на письмо Соммервилла ответил. В письме французский адмирал заявлял, что его корабли ни при каких обстоятельствах не перейдут к немцам, что же касается ультиматума, то он не уполномочен вести переговоры, но, если потребуется, на силу ответит силой.

Стало ясно, что Жансуль попросту тянет время. Ну, а что ему оставалось другого? Французский адмирал и вправду оказался в сложной ситуации. Он даже не знал толком, что же происходит на родине. Национальное радио молчало. Радиостанции нейтральных стран передавали сообщения, что половина Франции оккупирована нацистами. Надежной связи со своим адмиралтейством не было, да и где оно сейчас, высокое начальство?

Адмирал все же отправил шифрованную радиограмму, текст которой попал к одному из заместителей Дарлана. Сам министр в тот момент находился в другом городе. Пока заместитель разыскал его по телефону, пока переговорили, прошло немало времени. Министр приказал послать Жансулю подкрепление, и на силу ответить силой.

Но время уже перевалило за полдень, и не приходилось рассчитывать на то, что эскадра из Тулона подоспеет к месту событий до начала сражения. Так или иначе, вся ответственность ложилась на плечи вице-адмирала Жансуля. В 13.00 горны протрубили сигнал боевой тревоги. К тому моменту британские гидросамолеты сбросили на главный фарватер несколько магнитных мин, запирая выход из гавани. Несмотря на все эти действия, мало кто из французских моряков верил, что англичане, вчерашние союзники, откроют по ним огонь. На «Страсбурге» офицеры вообще полагали, что вся эта заварушка закончится большим совместным банкетом.

ДО ИСТЕЧЕНИЯ СРОКА УЛЬТИМАТУМА

За несколько минут до шести часов вечера, еще до истечения срока ультиматума, так и не дождавшись подтверждающей команды из Лондона, адмирал Соммервилл, на свой страх и риск, приказал открыть огонь изо всех орудий. В этих широтах быстро смеркалось, а после наступления темноты выполнить задачу было бы куда сложнее. Кажется, впервые после эпохи наполеоновских войн британские корабли стреляли по французским! С палубы авианосца взлетели бомбардировщики. На британскую атаку тотчас ответили береговые батареи и зенитки, а также корабельные орудия французов.

Французские тральщики начали освобождать фарватер от сброшенных английских мин, что говорило о намерении адмирала Жансуля вырваться из гавани в открытое море. Ожесточенная артиллерийская дуэль продолжалась около четверти часа. Определенно, британская эскадра лучше приготовилась к сражению.

Старый линкор «Бретань», в чей пороховой погреб угодил снаряд, взорвался, превратившись в «пылающий костер», ставший могилой почти для тысячи французских моряков. Клубы едкого черного дыма закрыли полнеба. Линкор «Прованс», получивший повреждения, которые вызвали сильную течь, приткнулся к берегу, чтобы избежать опрокидывания.

У эсминца «Могадор» оторвало корму, но экипаж сумел выбросить его на мель. «Дюнкерк» получил несколько пробоин, однако не вышел из боя и ответным огнем нанес серьезные повреждения английскому линейному крейсеру «Худ».

И все же, ввиду серьезных повреждений, Жансулю пришлось приступить к эвакуации экипажа с линкора. Когда бой уже близился к завершению, пришла долгожданная радиограмма из Лондона:

«Французские корабли должны подчиниться вашим условиям, либо потопить себя. В противном случае они должны быть потоплены вами до наступления темноты».

Соммервилл, удовлетворившись уничтожением одного и повреждением трех кораблей противника, приказал отвернуть на запад и поставить дымовую завесу. Между тем, оставшиеся на плаву французские корабли пошли на прорыв. Возглавлял этот отряд линкор «Страсбург». В его кормовой части пылал пожар, что не помешало ему прорвать английский заслон. Вслед за линкором из гавани сумели вырваться пять эсминцев.

В этот момент британский авианосец «Арк Ройял», шедший в конце колонны, оказался в пределах досягаемости орудий «Страсбурга». Но французский командир почему-то проигнорировал беспроигрышный шанс потопить беззащитный авианосец, за что едва не поплатился сам. С авианосца взлетела шестерка палубных торпедоносцев «Суордфиш», которые атаковали французский линкор, а затем накрыли его еще и второй волной. Но уже сгущались сумерки, и торпеды не попали в цель. Зато зенитчикам со «Страсбурга» удалось сбить два английских самолета. Уже в море к линкору присоединились еще шесть эсминцев из Орана. Наступила темная южная ночь, и под ее покровом беглецам удалось благополучно добраться до Тулона.

По мнению ряда историков, морское сражение в Мерс-эль-Кебире, в котором с обеих сторон участвовали 7 линкоров, два авианосца, крейсеры, десятки эсминцев и подводных лодок, палубная и аэродромная авиация, а также дальнобойная береговая артиллерия, является крупнейшим за весь период Второй мировой войны.

ПОВТОРНАЯ АТАКА

На следующий день после боя французские колониальные власти Алжира, то ли по глупости, то ли из бахвальства, заявили о том, что «Дюнкерк» получил незначительные повреждения и вскоре будет отремонтирован. В Лондоне эту весть восприняли болезненно. Адмирал Соммервилл отправился довершать начатое. Ранним утром 6 июля его эскадра снова появилась у Мерс-эль-Кебира. Как это ни странно, но французы, похоже, не извлекли никаких уроков из недавней трагедии. Повторное появление британской эскадры стало для них еще большей неожиданностью, чем в первый раз.

«Дюнкерк» стоял в глубине бухты, на нем проводились ремонтные работы. Рядом пришвартовался сторожевик, принимавший гробы с погибшими накануне. Двенадцать британских торпедоносцев взлетели с палубы «Арк Ройял» и провели атаку на поврежденный линкор, который не мог защищаться, потому что прислуга зенитных автоматов находилась на берегу! Однако из дюжины сброшенных торпед пять по какой-то причине не сработали, включая и ту единственную, которая попала в корпус линкора.

Зато одна из тех торпед, что явно неслась мимо цели, вдруг случайно зацепила сторожевик, в кормовой части которого находился груз глубинных бомб. Небольшое суденышко буквально переломилось надвое, после чего в его корму угодила вторая торпеда. Бомбы сдетонировали, последовал мощный взрыв, и находившийся рядом «Дюнкерк» получил огромную пробоину в борту. Экипаж потерял еще 150 человек убитыми, а сам корабль навсегда выбыл из строя.

Тем временем в небе появились французские истребители. Завязался воздушный бой, в ходе которого были сбиты несколько английских самолетов, но и французы понесли потери.

Посчитав свою задачу выполненной, английские корабли под защитой дымовой завесы легли на обратный курс.

«ГЕРМЕС» ПРОТИВ «РИШЕЛЬЕ»

Одновременно операция «Катапульта» проводилась и в других портах Северной и Западной Африки. В Александрии дело закончилось миром. Британский и французский адмиралы договорились, что французские корабли освободятся от запасов горючего, снимут с орудийных механизмов замки и передадут их на хранение в консульство, а сами не будут предпринимать попыток выйти в море.

Гораздо драматичнее развивались события в Дакаре. Сюда подошла британская эскадра из Фритауна, военно-морской базы в Сьерра-Леоне, в 400 милях к югу от Сенегала. Французский командующий в Дакаре на попытку передать ему ультиматум ответил лаконично: «Убирайтесь, или я открою огонь!»

Тогда англичане передали текст ультиматума по радио. В Дакаре уже знали о событиях в Мерс-эль-Кебире, тем не менее, готовились к ожесточенному отпору. В ночь на 8 июля англичане попытались провести диверсию. Воспользовавшись темнотой, в порт проник катер, выкрашенный в черный цвет, с подводными диверсантами на борту. Им удалось подвести под корпус «Ришелье» несколько глубинных бомб, но по неизвестной причине ни одна из них не взорвалась.

Наутро гавань атаковали торпедоносцы с британского авианосца «Гермес», причем летели они без прикрытия, зная, что у французов здесь нет истребителей.

Но лишь одна из торпед достигла цели, взорвавшись под днищем линкора. Образовалась большая пробоина, киль был погнут на 25-метровом протяжении, один из гребных валов заклинило.

Дав несколько залпов из корабельных орудий, британцы отправились в обратный путь, посчитав задачу выполненной. В Дакаре не было подходящей ремонтной базы, и «Ришелье» более года простоял неподвижно, используемый лишь как плавучая батарея.

Хотя и не всех целей, поставленных операцией «Катапульты», удалось достичь, но в Лондоне были довольны. Черчилль писал после войны: «Англия нанесла жестокий удар по своим вчерашним друзьям и обеспечила себе временное бесспорное господство на море». Но за это господство пришлось дорого заплатить: серия вероломных нападений, жертвами которой с французской стороны стали 1300 убитых и 350 раненых моряков, надолго омрачила отношения между недавними союзниками.

Реакция режима Виши была прогнозируемой: правительство коллаборационистов поспешило разорвать под этим предлогом дипломатические отношения с Великобританией и даже отдало приказ о «налете возмездия». Впрочем, атака французской авиации на Гибралтар имела, скорее, символическое значение.

Но даже генерал де Голль, зависимый в ту пору от поддержки Лондона, осудил нападение на Мерс-эль-Кебир, заявив: «Корабли в Оране не были в состоянии сражаться. Они стояли на якоре, не имея никакой возможности маневра или рассредоточения… Наши корабли дали английским кораблям возможность произвести первые залпы, которые, как известно, на море имеют решающее значение на таком расстоянии. Французские корабли уничтожены не в честном бою».

Что касается простых французов, то очередное коварство британцев вызвало у них чувство негодования, обиды и боли. Именно после 3 июля 1940 года многократно возрос поток французских добровольцев, желавших воевать на стороне вермахта.

Тогда же часть французской элиты, группировавшейся вокруг режима Виши, провозгласила принцип: «Лучше быть немецкой провинцией, чем британским доминионом!»

В послевоенный период ни официальный Париж, ни Лондон не любили вспоминать, хотя и по разным причинам, об этой истории. Истории, многие подробности которой были засекречены на протяжении ряда десятилетий.