Ядовитый тупик «Красного бора»
РОССIЯ
«Секретные материалы 20 века» №7(445), 2016
Ядовитый тупик «Красного бора»
Виктор Терешкин
журналист
Санкт-Петербург
3241
Ядовитый тупик «Красного бора»
Красный Бор — полигон для размещения и хранения промышленных токсичных отходов

Сообщения в СМИ о ситуации на полигоне «Красный Бор» в Ленинградской области, где хранятся два миллиона тонн токсичных отходов, становились все тревожнее. Ядовитые стоки полигона могут попасть в питьевую воду пятимиллионного Петербурга. Во время весеннего паводка они способны оказаться в Финском заливе Балтийского моря. Финляндия, Эстония и Швеция уже обратились к России с просьбой сообщить, какие меры предпринимаются для предотвращения экологической катастрофы. Против прежнего директора полигона возбуждено уголовное дело. Новый руководитель объявил: нужно вводить режим ЧС. 1 февраля 2016 года Виктория Маркова, председатель Межмуниципальной инициативной группы по экологической безопасности (МИГ) Петербурга и Ленинградской области, объявила голодовку. Глава Тельмановского сельского поселения Юрий Кваша, известный борец против полигона, обратился с заявлением в полицию о том, что для его убийства уже нанят киллер. По поручению генпрокурора Юрия Чайки прокуратура Петербурга провела проверку полигона «Красный Бор». Выявлено хищение 17 миллионов рублей. Возбуждено уголовное дело.

ИЗ ДОСЬЕ «СЕКРЕТНЫХ МАТЕРИАЛОВ ХХ ВЕКА»

Полигон «Красный Бор» — крупнейшее предприятие для размещения опасных производственных отходов на территории Северо-Западного федерального округа. Площадь семьдесят три гектара. Расположен в тридцати километрах от центра Санкт-Петербурга. На полигоне пять действующих открытых карт и шестьдесят рекультивированных. От поселка Красный Бор полигон всего в двух километрах. От города Колпино в пяти. Предприятие начало действовать с 1970 года. Ученые тогда посчитали, что кембрийские глины, в которых копали глубокие каньоны — карты, обеспечат полную герметичность. К середине 1990-х выяснилось, что утечка из них все же идет. В случае прорыва обваловки карт может произойти экологическая катастрофа. Летом с поверхности открытых карт идет сильнейшее проникновение токсичных веществ в атмосферу. На полигоне регулярно вспыхивают сильные пожары с выбросом в атмосферу опасных химических веществ. Завод по переработке токсичных отходов на полигоне не могут достроить уже больше двадцати лет.

КРИТИЧЕСКИЙ УРОВЕНЬ

Наша машина останавливается у ворот полигона. Вместе с Юрием Квашой и Викторией Марковой подходим к придорожной канаве, в ней — две свеженасыпанные глиняные перемычки. У первой, почти переливаясь через нее, стоит мутная вода. Сюда она попадает из кольцевого канала, который проложен вдоль всей территории полигона. Вот интересно, кто тот хитрован, который проложил от кольцевого канала трубу в придорожную канаву? Канал наполнен стоками по венцы.

Юрий говорит жестко, напористо:

– Видите, эти две перемычки не дают потоку из кольцевого канала уходить в канаву. А ведь из нее через трубу под дорогой стоки прямым ходом шли в ручей Большой Ижорец, он впадает в реку Большая Ижорка, та — в Ижору, потом попадали в Неву. В стоках есть токсичные отходы, это подтвердил Росприроднадзор.

Виктория добавляет:

– Из-за того что поставили эти две дамбы, территория полигона обводнена как никогда раньше. Риск большой, потому что пока еще не было таяния грунтов, а от него идет девятнадцать процентов пополнения. Это началось с октября. Просто новое руководство полигона вменяемо и перекрыло стоки. А раньше все годами стекало в Неву. Годами! И никого это не волновало.

Голос у Виктории слабый, лицо осунувшееся. Спрашиваю:

– Как себя чувствуете? От ветра не шатает?

– Пошатывает.

Кваша говорит с тревогой:

– Ей мужества хватит продержаться до конца. Хватит ли здравого смысла у руководства города остановить эту голодовку? И принять решение о выводе полигона из эксплуатации?

Обращаюсь к Марковой:

– А если такое решение будет принято, что нужно сразу же делать?

– Срочно проходить экологическую экспертизу, общественную. А для начала нужно сделать инвентаризацию того, что сейчас находится на полигоне. Ее не было до сих пор! Никто не знает, что здесь накопилось в картах.

Мы идем по дороге вдоль забора с колючей проволокой, за ним тонкий ледок обводного канала. За каналом стоят здания завода, который должен был перерабатывать токсичные отходы. Завод-призрак. На возведение этого призрака ушло уже два миллиарда рублей.

Виктория уточняет:

– Единственное, что здесь законно, — гидротехнические сооружения. Пять открытых карт, все эти каналы — в собственности казны Петербурга и зарегистрированы. И казна города должна нести ответственность за их состояние.

У ШАНДОРЫ

Мы подходим к скандально известной шандоре. Это затворный механизм для аварийного сброса стоков в случае тотального обводнения полигона. Я не раз слышал — именно этот механизм часто используют по ночам, у него электропривод. Нажимаешь кнопку — затвор открывается. Пошел залповый сброс. Показались на мониторе компьютера видеонаблюдения фары идущей на полигон машины — и затвор моментально закрывается. И все шито-крыто. Сейчас уровень стоков в обводном канале таков, что до перелива остается всего ничего. Десять сантиметров.

В откосе канала, который идет от шандоры, торчит труба, облицованная бетоном. Из нее льется вода. На вид — прозрачная, острого химического запаха нет.

Виктория объясняет:

– Это с очистных сооружений ливневых стоков. Туда вода попадает из прудов-накопителей. Но мощность у очистных всего двадцать кубов в час. И никаких токсичных стоков там быть не должно. Но система работает в режиме пусконаладки. Получено разрешение на сброс, и только благодаря усилиям нового руководства полигона, а до этого и они не работали. Здесь вообще ничего не работало. Просто все сливалось вот в этот канал. А по нему шло в Большую Ижорку, Ижору — и в Неву. В первый раз перекрыли здесь стоки с полигона. Хоть видна стала ситуация — какая она есть в действительности.

Все дело в отсутствии финансирования и оборудования. Оплата за январь произведена, а дальше денег нет. И главное — не сформирован фонд заработной платы. Платить из субсидий не имеют права, и никто этим не занимается. Пока полигон — государственное унитарное природоохранное предприятие, оно должно само зарабатывать. Но ведь приема отходов нет! Полигон уже год отходов не принимает. Завод для переработки отходов строится с 1990 года. Тут не одна проблема, тут целый узел!

Мимо нас с ревом то и дело проезжает КамАЗ с грузом грунта, он мчится на полигон. На синюю кембрийскую глину этот грунт не похож. Но ведь аврал! Паводок приближается!

– Мне бывшие сотрудники полигона рассказывали, — говорю Марковой, — что обваловка некоторых карт сделана не из синей кембрийской глины. Это правда?

– На полигоне все было сделано не по проекту, все, — рассказывает она. — Наша организация МИГ собрала массу документов, мы встречались со многими бывшими сотрудниками полигона. По контрактам, которые были заключены бывшим директором Мацуковым, я сама написала заявление в ФСБ, Чайке и Бастрыкину. Сейчас уголовное дело по двум контрактам все же возбудили. Но я в заявлении указывала такое их количество, что следователи просто не успевают все рассмотреть. До качества обваловок они просто не дошли.

– А что происходит с уже законсервированными, рекультивированными картами? Я однажды, наслушавшись рассказов директора полигона о том, как качественно их засыпали глиной, решил перейти один. Хорошо, что был в раскатанных болотных сапогах. Ухнул по самое не горюй. Еле выполз. И убедился — карты дышат. Под тонким слоем глины — клоака.

– Тут картина пестрая, — говорит Виктория. — Поначалу карты были небольшими — и по глубине, и по площади. Когда захоранивали отходы самых опасных I и II классов, все старались делать по правилам. Их привозили в металлических контейнерах, укладывали послойно. Засыпали слоями глины. Потом промышленность стала быстро расти, и отходов начали возить все больше и больше. И размеры карт стали увеличивать, глубину тоже. И в карты пошли сбрасывать все, даже деревянные ящики, катушки от кабелей. Вся эта органика сгнила, слои грунта стали проседать. Старожилы полигона вспоминают, как в такую рекультивированную карту провалился трактор. Карты не только дышат, из них идут протечки. Проблема в том, что рекультивация была неправильно сделана. Я считаю, что от повторной рекультивации в 1980-е годы (это огромный отмыв денег) толку никакого, все стало дренировать еще больше.

Юрий Кваша торопит:

– Надо шагать побыстрей, световой день короткий. Дальше две карты, которые сделаны без разрешения, и именно в них Комитет по природопользованию Петербурга предлагает сбросить все, что накопилось в кольцевом канале. Карты уже в полуразрушенном состоянии. Их построили за тридцать четыре миллиона в 2014 году. И они уже полностью непригодны для использования. Ну как такое можно было допускать?!

Ползущий бетон

Мы идем по краю новой карты. Виктория Маркова горько усмехается:

– Вот смотрите — это карта для хранения отходов самого опасного — первого класса. Сейчас не видно, а летом — тут везде камыш растет, она вся заросла травой, никакой гидроизоляции здесь нет.

Спешим к другому каньону. Смотреть на его откосы, неровно покрытые бетоном, страшно. Такое впечатление, что бетон тут в бешеной спешке ровняла граблями бригада гастарбайтеров. Юрий Кваша почти кричит:

– Тут сползает не только бетон, вот трещина, которая идет на десятки метров, сползает весь склон. Сливать токсичные отходы в эту карту ни в коем случае нельзя, опалубка с гидроизоляцией уже разрушается. Оба сооружения — очередные блефы «Красного Бора».

У карт мы встречаем Игоря Березина, временно исполняющего обязанности заместителя председателя Комитета по природопользованию Петербурга. И Кваша, и Маркова начинают его убеждать, что сливать воду из кольцевого канала в обе карты ни в коем случае нельзя. Садимся в машину, мчимся по дороге, идущей у колючки. В одном месте — в самом углу полигона — вода из кольцевого канала стоит у полотна дороги. Еще немного — и хлынет в лес. Проезжаем мимо обваловки карты. Она выше дороги метров на восемь. В ней видна свежая глиняная заплата.

Юрий Кваша объясняет:

– Это была промоина, в прошлом году ее заделали.

Машина движется мимо рекультивированной карты, обнесенной металлическим шпунтом. Шпунт высотой метров десять. Вдоль всей карты тянется даже не лужа, а озеро воды.

Кваша тут знает все. И комментирует:

– Видите, как у поверхности земли металл активно проедает коррозия? Значит, внизу идут протечки очень токсичных жидкостей. Так они попадают в обводный канал.

Маркова и Кваша изо всех сил убеждают Березина — воду из канала нужно срочно перекачивать в сухую часть обводного канала, а перед этим сделать глиняные перемычки. Дело в том, что все осадки, все стоки ушли в более низкую часть полигона. Чиновник колеблется, — может, все же будем качать в карты?

Виктория не выдерживает:

– Сколько мне еще нужно умирать? Когда работникам полигона начнут платить?

Березин обещает, что во вторник в Комитете по природопользованию будет заседать межведомственная комиссия и на ней будут решать все вопросы. И о том, как начинать платить зарплаты, какую технику срочно закупать, останется ли полигон государственным природоохранным предприятием...

– У меня полномочий приглашать нет, но я вас приглашаю, — заверил Березин.

Появляется директор полигона Виктор Колядов, он немногословен, лицо обветренное. Похож на директора совхоза, у которого все схвачено, все учтено. Теперь едем вдоль обводного канала вместе с ним. Колядов, выслушав все доводы о перекачке в сухую часть канала, отрезает — качать сюда не будем! Вода все равно начнет дренировать в низкую его часть. Очистные сооружения запущены, и они поддерживают уровень в обводном канале. Виктория Маркова тут же требует:

– Пообещайте, что выше уровень не поднимется.

Колядов уверенно заявляет:

– Обещаю. У нас сейчас все есть, мы все купили и готовы к паводковому периоду.

«НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИТСЯ, ПОКА НЕ ГРЯНЕТ ГРОМ»

Ольга Еремина живет в поселке Красный Бор, работала на полигоне экологом, технологом и специалистом по приему отходов. Уволилась в прошлом году.

– Что вас поразило, как только пришли работать?

– Бросилось в глаза — на полигоне пять открытых карт, и все отходы скидываются в эти огромные котлованы. Получался фантастический химический винегрет. Каждый раз, когда был паводок, все работники полигона тряслись — как бы не было беды. Когда полигон закрывался ненадолго, все отходы просто сваливались в леса и овраги. Сколько раз сотрудники МЧС привозили к нам ящики, в которых были отходы I класса опасности, грибники находили кучи банок с реактивами, звонили нам.

Работая на полигоне, я знакомилась с документами, результатами многолетних исследований. Не все они были открыты, были и с грифом ДСП. Заказывал Комитет по природопользованию. Военно-медицинская академия проводила исследования, работали многие очень солидные организации. Исследовали группы населения, изучали детскую заболеваемость, вывод однозначный — полигон влияет на здоровье. И когда люди говорят — да ничего страшного в полигоне нет, ну, запах неприятный, ничего, мы рядом живем, они заблуждаются. Диоксины — самый страшный экотоксикант, они совсем не пахнут. Полихлорированные бифенилы были найдены в стоках с полигона. И не раз. Все токсичные загрязнения выносит отсюда.

– А какие-то «левые» отходы могли туда завозить?

– В моей практике такого не было. Но ведь я находилась на работе восемь часов, а вот что делалось ночью? На Западе все такие полигоны освещены в темное время суток, установлено видеонаблюдение, все машины, которые везут грузы на полигон, с чипами. Поэтому, если она вышла с какого-то завода на полигон, она туда доедет. Водитель не свалит опасный груз нигде по дороге. У нас — возможно все.

– В колючей проволоке, натянутой на бетонные столбы, осенью 2014 года я видел дыры.

– Да так все и сейчас. И любой экстремальщик, которых сейчас много, может решить полезть, а там ведь сухой травы полно вокруг карт. Бросит спичку — и катастрофа. Пожары 2008–2010 годов показали, как это страшно. Может быть, кому-то покажется, что я сгущаю краски, но я очень боюсь и террористической угрозы. Еще одна опасность — над полигоном разворачиваются пассажирские самолеты. А если отказ двигателя и самолет попадет в карту? Все! Это будет похлеще, чем Чернобыль. Не зря же наш полигон обозначен горячей точкой на карте ХЕЛКОМ. Ведь все страны вокруг Балтийского моря боятся катастрофы на полигоне. И только мы не боимся. А полагаемся на наше русское авось. Авось снега и дождей будет мало. Авось паводка не будет.

Первое, что нужно было сделать, — подобрать технологии, как эти отходы перерабатывать. Важно понять, что находится в картах. Состав в них совершенно разный на разных уровнях. И в разных точках. По документам в них одно, везли другое, а когда все это льют в одну карту — это же химический реактор, в нем идут непонятные процессы.

– А пестициды на полигон привозили?

– Конечно. Привозили в мешках и тупо захоранивали. Сверху забрасывали глиной. Теперь это все вымывается, попадает в подземные, грунтовые воды. У нас был такой случай — в один момент у всех женщин полигона почернело золото. Колечки, сережки. Мы поначалу ничего понять не могли. А потом до нас дошло, что золото чернеет только от паров ртути. А пары ртути — это из пестицидов. Вот вам пример, чем мы там дышали и что там в воздухе было.

– Вы специалист, много лет работали на полигоне. Декабрь был очень дождливым, февраль оттепельным. Что может произойти весной?

– Не исключаю, что может случиться катастрофа. За все годы существования полигона официального сброса не было. Даже разрешения на сброс не было. Но это же чепуха! У меня такое ощущение, что ничего не изменится, пока не грянет гром. Пока не произойдет, как на Фукусиме, никто не озаботится.

– Вы не боитесь выносить сор из избы?

– Я муниципальный депутат, работаю в общественной группе и выступаю в открытую.

ГОТОВ ЛИ «ВОДОКАНАЛ» К РЕЖИМУ ЧС?

Комментарий Татьяны Портновой, начальника службы главного технолога ГУП «Водоканал Санкт-Петербурга»:

– У нас многоуровневые системы контроля качества воды. Причем контроль начинается уже на стадии раннего оповещения, когда вода только приближается к очистным сооружениям, к водоподготовке. Идет серьезная оценка всех показателей. И конечно, на наличие токсичных веществ. Вода поступает в водозаборные оголовки, по которым уйдет в водоприемные колодцы, тут осуществляется тщательный контроль промышленными системами. Биомониторинг мы рассматриваем тоже как промышленную систему непрерывного экологического контроля качества. И естественно, все эти системы оснащены датчиками, контролирующими в режиме онлайн любое изменение качества воды.

Сам метод биотестирования, который стоит первым в этой системе, основан на том, что живой организм делает интегральную оценку состояния среды. Ведь можно поставить огромное количество анализаторов, измерять все, что только измеряется. И по каждому показателю можно зарегистрировать удовлетворительные результаты, но в комплексе, когда идет воздействие различного рода веществ, оно может быть опасным для живого организма. Вот почему так важно иметь в этом аппаратурном комплексе живую биосистему, которая как раз реагирует на любое изменение среды. Речные раки, которые следят за качеством воды, настолько чувствительны, что, если происходят какие-то негативные изменения, животные немедленно на это реагируют. И конечно, никто не отменял лабораторных анализов. На пяти водозаборах, которые берут воду из Невы, организован дополнительный контроль ее качества на предмет наличия опасных веществ. Ежедневно данные передаются в надзорные органы, в Росприроднадзор и природоохранную прокуратуру. Более того, как только поступила информация о возможной утечке ядовитых веществ, незамедлительно были включены в работу системы дозированного введения порошкообразного активированного угля. Технология эта надежная и гарантированно обеспечит исключение риска попадания токсичных веществ в питьевую воду.

– В атомной энергетике есть такое понятие — «запроектная авария». Подготовлен ли в «Водоканале» план действий, когда на полигоне в проран обваловки уйдут десятки тонн токсичной воды?

– В «Водоканале» неспроста была организована система биомониторинга как элемент системы контроля безопасности воды, которая должна сработать в случае техногенной катастрофы. Система водоснабжения Петербурга включает и ряд объектов, которые относятся к резервному водоснабжению, когда мы, отказавшись от забора воды из Невы, организуем доставку ее из подземных источников. А для того чтобы мы всегда находились в состоянии боевой готовности, совместно с МЧС, с органами гражданской обороны в «Водоканале» регулярно проводятся командно-штабные учения и тренировки для того, чтобы были безупречно отработаны все регламенты, все действия персонала в случае наступления ЧС.

P. S. На заседание межведомственной комиссии, где принимались чрезвычайно важные решения, ни Юрия Квашу, ни Викторию Маркову не пригласили…


15 марта 2016


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847