«Веселый суд» Александра Трофимова
РОССIЯ
«Секретные материалы 20 века» №6(340), 2012
«Веселый суд» Александра Трофимова
Наталья Дементьева
журналист
Санкт-Петербург
1236
«Веселый суд» Александра Трофимова
Мировой судья Александр Николаевич Трофимов

В зале судебных заседаний яблоку негде было упасть. Даже в проходе стояла бесконечная очередь истцов и ответчиков, пришедших в суд в поисках справедливости. Духота стояла невообразимая, но никто не жаловался и не выходил на улицу проветриться, боясь потерять место, ведь сегодня мировой судья Александр Иванович Трофимов будет разбирать очередные «Дела», а значит, предстоит бесплатная потеха, и скоро начнется веселый суд.

Поскольку речь пойдет о делах юридических, будем точны в каждом слове. Герой нашего рассказа Александр Иванович Трофимов был избран мировым судьей в 1868 году, в это время зал суда называли камерой, и, следовательно, наш рассказ следовало начать так: «В камере яблоку было негде упасть», но такая фраза без пояснений ввела бы читателей в заблуждение – можно подумать, что дело происходит в тюрьме. Возможно, и словосочетание «Веселый суд» тоже покажется странным. Слово «суд» лучше всего сочетается с прилагательным справедливый, а судья должен быть принципиальным, честным и компетентным, а вот судья Трофимов слыл в Петербурге весельчаком, а уж достоин ли он других высоких эпитетов – судить вам...

ПЕТЕРБУРГСКИЙ СЕРДЦЕВЕД

Итак, вернемся в камеру, где стоял невообразимый шум и гам, который мгновенно смолк, как только скрипнула дверь и появился мировой судья Трофимов. В его внешности не было ничего необычного, поражающего воображение: ни пронзительного взгляда, который заставляет закоренелых преступников сознаваться в тягчайших проступках, ни сократовского лба с множеством морщин, свидетельствующих о глубоких размышлениях, ни могучей длани, указующей верную дорогу заблудшим душа. Александру Ивановичу перевалило за шестьдесят, он походил на добродушного русского барина, который любит хорошо покушать и долго отдохнуть после обеда. Весьма значительных размеров живот мешал судье Трофимову занять судейское место, и он протискивался к своему креслу бочком. Когда Александр Иванович удобно уселся, он внимательно оглядел толпу, страждущих его судейского решения, и сказал:

– Господа, кому что нужно, пожалуйте ко мне поочередно. Я всех выслушаю, во все вникну, и все разберу по долгу присяги, чести, закону и по мере моего благожелательного разумения. Вы зачем пришли, любезные?

Мастеровые, стоявшие в очереди первыми, переминались с ногами на ногу и усердно шмыгали носами. Воцарилось неловкое молчание, и, наконец, мужики вытолкали вперед молодого рыжего парня, который бойко выпалил:

– Мы щекотуры, дом строим на Николаевской улице, уже пятый этаж возвели, а подрядчик Мезенцев жрать не дает и деньгами не рассчитывает.

Публика в зале заволновалась, сочувствуя голодным штукатурам.

– А книжки у вас есть подрядные? – поинтересовался судья

Рыжий парень передал судье стопку бумаг. Книжки оказались в порядке.

– Хорошо, приходите послезавтра; я вашего подрядчика вызову и заставлю его заплатить вам. Идите с богом.

Мужики низко поклонились судье и стали тихонько переговариваться друг с другом, почесывая затылки. Видя, что штукатуры не собираются уходить, судья недовольно проговорил:

– Ну, что вам еще? Сказал ведь, идите с богом, заставлю подрядчика заплатить...

– Да как тебе, ваше благородие, сказать? Жрать нечего. Второй день не емши ходим, в лавке в долг не верят, – осмелился высказать общее мнение старший из мужиков.

– А сколько вам нужно на два дня? – спросил судья.

Недолго посовещавшись, штукатуры вновь вытолкали вперед молодого паренька:

– На 15 человек на два дня, по три гривны на рыло в день...

Судья замолк, уставясь в потолок, а потом закричал:

– Федор! Федор! Иди сюда, не медля!

Надо сказать, что сторож Федор исполнял при судье Трофимове ту же роль, что Санчо Панса при Дон Кихоте, то есть был верным слугой, который очень гордится своей близостью к знаменитому человеку, и бравирует перед публикой тем, что может не подчиняться своему господину. Сторож Федор вошел в камеру и медленно побрел к судейскому столу, еле передвигая ноги и позевывая:

– Федор, – сказал судья Трофимов, – сходи ко мне на квартиру и попроси у жены моей девять рублей для мужиков, а когда принесешь – отдай вон тому старшему...

Если бы дело происходило в театре, раздался бы гром аплодисментов. В камере такие вольности не позволялись, однако послышались отдельные реплики: «Вот это справедливо!», «Милостивец ты наш!», «Такого другого судью нигде не найти!». Судья Трофимов, не обращая внимания на восторженную реакцию публики, подозвал к себе истца и ответчика по «Делу о зарезанных сапогах». Тяжба началась из-за того, что сапожник Франц Хуберт сделал по заказу мозольного оператора Карла Меркеля пару сапог, которые оказались такими узкими, что заказчик натер себе ноги до крови. Мозольный оператор попытался исправить обновку, сделав на сапогах несколько надрезов, но это не помогло, и ему пришлось просидеть два дня дома, не имея возможности обслуживать клиентов, которые, как и он, страдали от мозолей. Когда господин Хуберт пришел к господину Меркелю за деньгами, мозольный оператор, сердясь и бранясь, выбросил сапоги за дверь, и выгнал сапожника вон.

– Он зарезал мой сапог, – возмущался сапожник.

– Я на него посылай сапог, а он не принимай его, – с трудом подбирая непроизносимые русские слова, объяснял свои действия мозольный оператор.

– Я вижу, господа, что вы оба взялись не за свое дело, – сделал вывод судья Трофимов, – вы сапожник, и вместо того, чтобы делать сапоги, делаете мозоли вашим заказчикам, а мозольный оператор вместо того, чтобы резать мозоли, режет сапоги, за которые еще не заплатил. Постановляю взыскать с мозольного оператора Карла Меркеля десять рублей в пользу сапожника.

В зале раздался одобрительный ропот, а молодой человек, сидевший в первом ряду, начал что-то быстро записывать в своем потрепанном блокноте. Следующее дело было посложнее, чем тяжба между немцами: полиция предъявила обвинение содержателю съестной лавки Гаврилу Полосину за продажу крепких напитков в праздничный день, когда все погреба и кабаки закрыты.

– Я водку не продавал, – вкрадчиво объяснял Гаврила Полосин, – я угощал водочкой своих знакомых посетителей, что ни в будни, ни в празднике не возбраняется.

Трое свидетелей в один голос утверждали, что так оно и было.

– Как он угощал вас? – спросил судья Трофимов, – целую бутылку вам отдал во владение или угощал рюмками?

– Он нам целую бутылку поставил, – разъяснил господин в потертом пиджаке, который, судя по красному носу, был хорошо знаком с питейным делом, – когда выпили за праздник, в бутылке немного даже осталось.

Трофимов задумался, в зале установилась полнейшая тишина, а минут через десять судья зачитал постановление: «Из свидетельских показаний ясно устанавливается факт, что содержатель съестной лавки Гаврила Иванович Полосин занимался недозволенной продажей крепких напитков. Он водку продавал, а не угощал ею, это явствует из того, что бутылка не была опорожнена до дна. Принимая во внимание, что русский человек, когда его угощают водкой, выпивает ее до последней капли, приговариваю мещанина Полосина к штрафу в 15 рублей».

– Суд удаляется на перерыв, – добавил Трофимов, который был заядлым курильщиком. Александр Иванович вышел в коридор, снял с себя судейскую цепь и закурил сигарету, но тут к нему дошел содержатель съестной лавки Полосин:

– Вы, господин судья, меня неправильно оштрафовали!

– Я теперь не судья, а курящий человек...

– Вот я вам и говорю не как судье, а как курящему человеку...

– А я вам, как курящий человек, а отвечаю: если вы будете ко мне приставать, то я вас из суда выкурю...

Во время перерыва зрители принялись обмениваться впечатлениями. Модница в богатом платье из дешевенькой ткани очень громко, чтобы слышали все окружающие, заговорила со своей соседкой:

– Представляете, на прошлой неделе явилась в суд портниха Митрохина, и объявила, якобы швея Надежда ее обворовывает. Ну, вы знаете Митрохину, сама воровка первостатейная, принесешь ей отрез, так она обязательно от него себе кусок оттяпает. Так вот Александр Иванович смотрел-смотрел на девицу Надежду и говорит: «Нет, вы не способны украсть!» И девицу оправдал... Вот какой человек, сердцевед, истинный знаток человеческой натуры.

РЕФОРМА, КОТОРАЯ УДАЛАСЬ

Издавна россияне с опаской относились к реформам и всегда ожидали от них ухудшения своего бедственного положения. Однако учреждение мировых судов стало новинкой, которую люди, истосковавшиеся по справедливости, восприняли с радостью.

20 ноября 1864 года был опубликован Указ императора Александра II, в котором говорилось «водворить в России суд скорый, правый, милостивый и равный для всех подданных, возвысить судебную власть и утвердить в народе то уважение к закону, без коего невозможно общественное благосостояние». Суд отделился от административной власти, да так последовательно, что даже абсолютный монарх уже не решался непосредственно вторгаться в дела правосудия. Чтобы повлиять на ход судебного процесса, даже самодержцу всероссийскому Александру II приходилось искать окольные пути или изменять законодательство. Впервые в российской истории были учреждены суды присяжных и адвокатура. Любой гражданин мог обратиться к мировым судьям, которые без волокиты и излишних формальностей рассматривали дела о незначительных правонарушениях и имущественные споры.

Столичные газеты наперебой обсуждали работу мирового суда. Первый номер газеты «Петербургский листок» за 1867 год был целиком посвящен этой злободневной теме. В одной из статей журналист рассуждал о том, что неграмотные крестьяне еще не способны защищать свои интересы в суде. Он писал:

«К мировому судье явился простой деревенский крестьянин с жалобой на понесенный убыток. Судья внушительно обратился к нему с речью:

– Вы знаете, что истец должен доказать свой иск? На чем основывается Ваша претензия? Какие у Вас факты?

Крестьянин оторопел, услышав, что к нему обращаются на «вы», вдобавок услышав непонятные юридические термины, окончательно сконфузился. Образованную речь судьи он принял за насмешку, и, видимо подумал, что «факт» есть слово, его обвиняющее в каком-то проступке. Он стал оправдываться, повторяя:

– Напрасно вы ругаетесь, Ваше благородие, мы живем по паспортам, артелью.

Может, иногда и выпьем, а фактами никогда не занимаемся».

Факт остается фактом: судья Трофимов был рьяным приверженцем равенства всех участников судебного процесса и осуществлял этот принцип на практике. Однажды ему пришлось рассматривать дело о скандале, который произошел в Туляковских банях на Ямской улице. В мужском отделении, плата за вход в которое составляла 20 копеек, была только одна ванна, и двое посетителей поспорили, кто из них первым должен ею воспользоваться. Перед судьей Трофимовым предстали мастеровой Костин и статский советник Скоморовский. Господин Скоморовский явился в суд с орденскими значками в петлицах и высокомерно заявил, что виновником ссоры был необразованный мужик, который вел себя вызывающе и все время с ним переругивался.

– Но ваши оскорбления были взаимными, – уточнил судья Трофимов.

– Да, но между нами большая разница: я – чиновник, статский советник, кавалер орденов.

– А откуда мастеровой Костин мог об этом знать? Ведь вы мылись без орденов.

В нашем отечестве баня – единственное место, где равноправность пользуется всеми правами гражданства. Принимая во внимание банную равноправность, штрафую обоих на одинаковую сумму по пяти рублей каждого.

ПРИНУЖДЕНИЕ К МИРУ

Здесь нам придется прервать наш исторический экскурс потому, что судья Трофимов уже выкурил ароматную сигарету и возвратился в судебную камеру. После разговора с недовольным содержателем съестной лавки он часто дотрагивался до судейской цепи, а это означало, что Трофимов пребывает в плохом расположении духа. Александр Иванович прочел доверенность, которую ему передал молодой адвокат и заметил, что неопытный служитель правосудия забыл вписать в документ свое имя и отчество, ограничившись только фамилией. Мировой судья весьма немиролюбиво проворчал:

– А имя ваше где? Вы знаете, что овца без имени баран.

Оскорбленный адвокат парировал это грубое замечание без промедления:

– А судья без вежливости – болван.

– Вот это ловко! И под рифму! – рассмеялся Трофимов, – господин поверенный, продолжайте ваше дело.

Рассматриваемое дело состояло в том, что 1 марта 1877 года владелец мясной лавки купец Жуков преспокойно сидел за прилавком и вдруг увидел своего давнего знакомого Ивана Чистова, который прогуливался по Николаевской улице. Жуков пригласил приятеля выпить чашечку чая, слуга принес самовар, и началось мирное неспешное чаепитие. После пятого стакана чая заговорили о предстоящих выборах в Городскую Думу, которые были назначены начало марта 1877 года. Иван Чистов заявил, что обязательно пойдет на выборы, а купец Жуков возразил, что от них нет никакого прока. Приятели заспорили, да так горячо, что Жуков плюнул Чистову в физиономию, а Чистов не остался в долгу и плеснул Жукову в лицо целый стакан горячего чая с сахаром.

Главное предназначение мирового судьи состояло в примирении сторон, что отразилось и в названии должности, а посему судья Трофимов, выслушав обе стороны конфликта, вынес поистине соломоново решение, способное помирить поссоривших приятелей: «Принимая во внимание, что плевок, брошенный человеку в физиономию, выражает презрение к нему, обесчещивает личность и приносит человеку более обиды, чем, если опрокинуть на его физиономию целый кипящий самовар, и, руководствуясь 119 статьей устава уголовного судопроизводства, определяю: Чистова и Жукова по взаимности их оскорблений считать по суду оправданными».

Однако Трофимов не всегда был так благодушен. Однажды он заставил двух мужиков, которые оскорбили и избили ни в чем неповинную бабу, стать перед ней на колени и просить прощения. Трофимов наблюдал за дебоширами и приговаривал:

– Ниже кланяйтесь, ниже.

И мужики стукались лбом об пол, выражая свою покорность. Эта «операция по принуждению к миру» вызвала бурную полемику в газетах, недовольных столь оригинальным наказанием. Но надо заметить, что судья Трофимов приносил петербургским газетам ощутимую выгоду, в разделе «Судебная хроника» чуть ли не каждый день появились отчеты корреспондентов об его очередном веселом суде.

Однако вернемся в камеру, где началось слушание дела об избиении кучера Глобина чиновником Вершининым. Истец и ответчик уже стояли перед судьей, как вдруг на улице послышался страшный грохот и звон колокольчиков – это мчались пожарные. Трофимов вскочил со своего места и бросился к окну, крикнув:

– Суд пошел смотреть на пожарных!

Чиновник Вершинин стал возмущаться таким неуместным поступком. Тогда Трофимов, обращаясь к сторожу Федору, спокойно спросил:

– Федор, скажи, у меня могут быть невинные капризы?

– Конечно, могут, вы хоть и судья, но все же человек, – рапортовал Федор.

– Иди на место! А теперь суд возвращается к разбору дела! Господин Вершинин, суд не хочет кушать, а Трофимов хочет. Трофимов пошел бы завтракать, но чтобы вы не сказали, что судья подает дурные примеры – ваше дело я разберу сейчас.

Оказалось, что чиновник Вершинин в дождливую погоду хотел остановить проезжающий дилижанс и крикнул кондуктору «Стой, стой!». Извозчик, желая пошутить, в ответ заорал:

– Остановись, курятник! Прими к себе мокрую курицу!

Чиновник обиделся, ударил извозчика палкой по спине, а потом подал на него в суд за оскорбление «мокрой курицей». Трофимов, выслушав избитого и оскорбленного, сказал:

– Первая половина фразы «мокрая курица» совершенно правильная: тогда был проливной дождь, а у вас, господин Вершинин, в руках была палка, а не зонтик. Следовательно, вы были мокры. За слово «курица» я бы, пожалуй, наказал извозчика, но вы ударили его не как мокрая курица, а как разъяренный петух. Я штрафую господина Вершинина на три рубля за драку в публичном месте. Заседание продолжается, господа...

СУД ИЛИ БАЛАГАН?

Может показаться, что в приговорах Трофимова больше человеческих эмоций, чем судебной казуистики, но надо заметить, что ни один его приговор не был обжалован в судах высшей инстанции. Трофимов прекрасно разбирался во всех дебрях российского законодательства, ведь он с отличием окончил Царскосельский Александровской лицей, тот самый, где учился Пушкин. Мировой судья Трофимов, как и все бывшие лицеисты, сочинял стихи, написал очень удачную сатирическую пьесу «Блеск и трест, пыль и гниль»... Но литературное поприще не стало его призванием, блеска, треста, пыли и гнили было вполне достаточно в его судейской работе. Александр Иванович Трофимов с шутками и прибаутками исполнял должность мирового судьи шестнадцать лет, и, в конце концов, дошутился. На него была подана жалоба неким болгарином, которому Александр Иванович сказал, что ради «братьев-славян» не стоило вести войну с Турцией. За неподобающее поведение известный юрист Анатолий Федорович Кони потребовал привлечь Трофимова к дисциплинарному суду. В своих воспоминаниях Кони писал: «Слухи эти проникали в печать, причем мелкая пресса не стесняясь, называла разбирательство Трофимова «балаганом». За его камерой все больше и больше укреплялась репутация увеселительного места. Я решил посетить камеру Трофимова в качестве частного человека. И что же? За судейским столом сидел умный и трогательно-добрый человек, по-отечески журивший участвующих в деле и по-отечески входивший в их нужды и их понимавший. Даже словечки, которые он «отпускал» приобретали в его устах совсем особенный характер: они служили чутким выражением чувств и настроения присутствующих. Я сказал ему:

– Я пришел вам сказать, что мне больно и стыдно вспомнить, что я настоял на дисциплинарном суде над вами. Теперь я вижу, как я ошибался.

Трофимов вдруг покраснел, и глаза его наполнились слезами:

– Голубчик! – воскликнул он, – да что вы! Да Бог с вами! Да ведь я действительно иногда за постромки заступаю!

И он взволнованно подошел ко мне вплотную и, прижав мою голову к своей широкой груди, поцеловал меня.

Он умер в самом начале 1884 года. Огромная толпа простых людей проводила его до могилы на кладбище Александро-Невской Лавры. Чрез несколько недель, бывши в лавре и посетив эту могилу, я нашел на ней несколько дешевых венков из ельника и бумажных цветов, а белый крест над насыпью оказался весь исписанным вдоль и поперек различными надписями. «Добрый человек, тебя нельзя забыть», значилось на одной, «честный судья, друг и учитель бедных, спи спокойно!» – говорились в другой...»

Судьба зло подшутила над шутником Трофимовым. В день его смерти в Дворянском собрании был бал-маскарад. Один из гостей явился на торжество, загримированным под судью Трофимова, и сделано это было так удачно, что никто не догадался об обмане. На другой день в газетах объявление о смерти мирового судьи Трофимова и сообщение о забавной мистификации маскарадного героя стояли рядом...


9 марта 2012


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847