Летом 1893 года Святейший синод Русской православной церкви поднял вопрос об учреждении в Приамурском крае православного мужского монастыря и откомандировал на Дальний Восток иеромонаха Алексия. Ему было поручено выбрать подходящее место для будущей обители и, наверное, самое сложное – изыскать средства для строительства и содержания монастыря.

УДАРНЫЕ ТЕМПЫ

Сначала отец Алексий облюбовал берег Петропавловского озера в сорока верстах от Хабаровска вниз по Амуру. Однако, не желая вступать в земельные и имущественные споры с хозяином тамошнего известкового завода казаком Леонтием Пискуновым, позже он остановил выбор на известной своими минеральными источниками горе Медвежьей, что высилась на берегу реки Уссури в Приморье за много-много верст от Хабаровска. Еще в 1870 году солдаты линейного батальона русской армии здесь обнаружили источники целебной воды. Вскоре посещения военными чинами этого места стали регулярными, и разведка местности была проведена основательная.

Остановлюсь на личности иеромонаха. В миру он был известен как Андрей Осколков (в некоторых источниках его ошибочно называют Григорием). Окончив в 1853 году кадетский корпус, Андрей был в возрасте 18 лет произведен в офицеры артиллерии и «обнаружил полную отвагу» в сражениях под Севастополем. По окончании Крымской войны его направили для прохождения службы в Главное управление артиллерии. Он совмещал службу с работой в мастерской Технического института, но в 1873 году, достигнув 38 лет, неожиданно для всех ушел в отставку и работал сначала крупным железнодорожным подрядчиком, а затем, забросив все дела, стал путешественником и уехал в Америку.

В 1880-е годы судьба привела его на Афон, где он сошелся с настоятелем русского Пантелеймоновского монастыря отцом Макарием и настоятелем Иерусалимской миссии отцом Антонином. Приняв монашеский постриг с именем Алексия, Осколков несколько лет жил отшельником в одной из келий Афонского монастыря.

В 1892 году отец Алексий принимает участие в основании иноческой обители в Камчатской епархии.

На место устроения монастыря отец Алексий прибыл в августе 1895 года. Здесь была безлюдная тайга: ни деревень, ни пашен – лишь железная дорога, проходящая в нескольких верстах от Медвежьей горы, да телеграфная станция Тихменево. Она была соединена подземным кабелем с Хабаровском и являлась, естественно, секретным военным объектом, усиленно охранявшимся.

Поселившись временно в жилище начальника этой самой станции, отец Алексий начал энергично действовать. Вскоре сюда прибыли с Валаама иеромонахи отец Сергий и отец Герман, были набраны послушники. Газета «Владивосток» писала в сентябре 1895 года: «…в настоящее время производится постройка первого монастыря в Уссурийском крае в 18 верстах от линии железной дороги вблизи станции Шмаковка... Монастырь располагается там, где по настоящее время находится правительственная телеграфная станция».

Первая из церквей Свято-Троицкой Николаевской мужской обители, более известной в народе как Шмаковский монастырь, – Иннокентьевский храм – был воздвигнут в рекордные сроки: уже 24 ноября 1895 года в стенах его состоялась первая литургия. Хочу обратить внимание читателей на то, что грандиозная стройка в глуши была закончена всего за три месяца, если считать с момента выбора места. Воистину ударные темпы! Имеются сведения, что в строительстве принимали участие исключительно русские мастеровые, приехавшие воинским эшелоном с запада, а самая дешевая по тем и нынешним временам рабочая сила Дальнего Востока – китайцы и корейцы – не использовалась. Большую помощь оказали и благочестивые солдаты, и офицеры специально выделенной для этого богоугодного дела саперной роты Приамурского военного округа. По окончании строительства рабочих погрузили в вагоны и отправили на родину, солдат демобилизовали, а офицеров перевели в разные части.

МОНАСТЫРЬ ОБОРОННОГО ЗНАЧЕНИЯ

Еще в начале строительства отец Алексей Осколков создал военизированную охрану монастыря численностью в 120 человек. На вооружении у отряда были винтовки, пулеметы и даже два небольших горных орудия. У подножия сопки располагался прекрасно оборудованный тир для учебной стрельбы. Старожилы Горных Ключей утверждают, что оружием монахи владели значительно лучше, чем даже местные охотники-промысловики, которых кормила тайга.

Самое странное, что фамилию отставного офицера Андрея Афанасьевича Осколкова мы можем найти в архивах. Именно в 1895 году его фамилия появляется в «Именных списках офицеров Генерального штаба», в коих значится, что Андрей Осколков числится полковником Генштаба, причем действующим полковником, а вовсе не иеромонахом! Вот тут самое время перейти к другой версии основания монастыря в Уссурийском крае. Некоторые исследователи полагают, что именно в 1890-х годах Осколков стал работать на разведку Генерального штаба российской армии и вся затея с устройством первого на Дальнем Востоке мужского монастыря, который, строго говоря, так и остался единственным, – лишь прикрытие для разведчика. Под видом Шмаковского монастыря в Приморье действовала разведшкола, в своей деятельности ориентированная на Восток. Только поэтому настоятель монастыря столь быстро нашел весьма щедрых «жертвователей» на постройку обители. Без сомнения, этим «спонсором» являлась Русская императорская армия.

В подтверждение столь оригинальных соображений приводится тот факт, что в «Списках слушателей академии Генерального штаба» конца прошлого века против некоторых фамилий выпускников найдены пометки: «В распоряжение Главного военного священника. Место службы – Приморская область». Кто-нибудь может внятно объяснить, зачем Главному военному священнику армии и флота выпускники Академии Генерального штаба в Приамурской епархии?

В двухэтажном здании одного из монашеских общежитий, доступ к которому был ограничен для посторонних, в том самом, где сейчас располагается первый лечебный корпус военного санатория, обитали некие таинственные «монахи», общаться с которыми запрещалось остальной братии. Они неожиданно появлялись в стенах монастыря, а потом столь же незаметно исчезали. Считается, что это были разведчики-нелегалы. Проникали в монастырь они точно так же, как и покидали его, – через подземные ходы, которыми соединялись все здания, причем выходы из катакомб были порой в нескольких километрах, в сопках. Именно поэтому к строительству монастыря не были привлечены китайцы и корейцы. Лично меня гораздо больше убеждает другое соображение – почему этот монастырь был заложен непосредственно над стратегическим военным объектом – станцией правительственной телеграфной связи, уже существовавшей к 1895 году? И было бы просто странным, если бы эти сооружения никто не додумался соединить скрытыми ходами – хотя бы на случай войны. Сам рельеф местности просто подталкивает к подобному инженерному решению. Кстати, все местные жители ничуть не сомневаются в существовании таких подземелий и уверены, что многие из них ведут далеко за пределы территории монастыря. Да и наличие у подножия горы Медвежьей мощных бетонных сооружений, и сейчас окутанных колючей проволокой, наводит на вполне определенные выводы. Думаю, не раскрою государственной тайны, если скажу, что все аборигены сих мест называют эту действующую воинскую часть «бункером правительственной связи». Хотя что там, внутри горы, на самом деле – одному Министерству обороны известно. Да еще Господу Богу, надо полагать. Сам я слышал от человека, служившего в свое время срочную в тех местах, что он охранял подземные стратегические склады на территории бывшего монастыря.

Образцовое хозяйство

Монастырь быстро рос, набирал силу. Писатель и путешественник Вольногорский, посетивший эти места в 1904 году, в своей книге «По белу свету» писал: «Кроме храма, при монастыре 18 зданий, оштукатуренных, покрытых железом, мастерские: столярная, портняжная, свечной и воскоделательный заводы с пасекой из 600 ульев. Бесплатная школа для детей».

Хозяйство все больше расширялось, появлялись новые объекты. Органично сочетая мирские и религиозные помыслы, игумен Алексий и отец Сергий сумели создать в монастыре одну из самых сильных разведшкол Генерального штаба, о которой мало что знали разведки сопредельных государств. Огромные финансовые вливания для поддержания жизнедеятельности монастыря регулярно поступали по нескольким каналам: через Священный синод и его представителей, через главного священника армии и флота, а также напрямую через Генштаб и его представителей на Дальнем Востоке.

Самые теплые и дружеские отношения связывали игумена Алексия, а позже сменившего его на посту настоятеля отца Сергия с ведомством главноуполномоченного Генштаба на Дальнем Востоке. Для связи с монастырем использовались офицеры разведки. Один из них – штабс-капитан Ховень-Фондерь неоднократно упоминал об этом уже в ходе Гражданской войны в своих докладах генералу Романовскому, который в последние годы существования монастыря был главноуполномоченным Генштаба на Дальнем Востоке.

В начале 1897 года 60-летний игумен Алексий отбыл на Афон. С этого времени настоятелем и строителем Шмаковского монастыря был назначен иеромонах Сергий (в миру Озеров). Он достойно продолжил дело основателя – в 1903 году здесь было 100 монахов, в 1915-м – уже около трехсот. Появились кирпичные жилые и служебные здания, множество хозяйственных строений. Угодья в период расцвета составляли более 4 тысяч десятин земли, четверть их занимала «лесная дача», как было принято говорить. В хозяйстве была паровая мельница, кирпичный, свечной и маслодельный заводы, различные мастерские и даже электростанция, монахи занимались выделкой овчин, существовал пимокатный промысел. При монастыре появилась больница, школа с проживанием детей, иконописная мастерская, даже оборудованные по последнему слову тогдашней техники типография и фотолаборатория, что, вообще-то, для духовной обители странновато.

Велась активная и вполне успешная сельскохозяйственная деятельность: был заложен фруктовый сад, проведены дороги, монахи выращивали пшеницу, овес, горох, гречиху и лен, овощи, картофель, арбузы, дыни и даже рис, завели разнообразный скот – коров, коз, овец, лошадей, рабочих быков и стадо пятнистых оленей для добычи ценных пантов. Монашеские ягодные плантации давали большие урожаи земляники, малины, смородины, крыжовника, ежевики, шедшие на рынки Хабаровска и Владивостока. Монастырское хозяйство стало образцовым.

Монастырь оборонного значения-2

С началом Первой мировой войны 28 смиренных монахов надели золотые погоны и выехали в свои части. К 1917 году Шмаковский монастырь претендовал уже на звание лавры.

Революционные события в России, конечно, нарушили покой уединенного монашеского бытия. Монастырь, весьма удачно расположенный с военной точки зрения, не могли обойти своим вниманием ни красные, ни белые. В его типографии печатались документы и воззвания Верховного правителя России адмирала Колчака, на его территории одно время располагался отдельный белогвардейский офицерский отряд, подчинявшийся непосредственно Генеральному штабу. Существует версия, что именно в его подвалах и подземных тайниках было спрятано золото из пропавшего бесследно на станции Первая Речка вагона, отправленного Колчаком для уплаты союзникам за военные поставки, которое то ли так и осталось там, то ли позже было переправлено куда-то. Сработано было ювелирно. Колчаковская власть рухнула, и кто только не претендовал на этот вагон. Однако золото исчезло буквально за несколько минут, что говорит о высоком профессионализме грабителей.

В 1920-м году в Шмаковском монастыре располагалась ставка генерал-лейтенанта Романовского – он в то время занимал должность главноуполномоченного Генерального штаба российской армии по Дальнему Востоку. Неоднократно наведывались в монастырь по своим делам и офицеры Академии Генштаба, которая находилась тогда во Владивостоке. В докладе офицера для поручений Приамурского военного округа подчеркивалось, что наиболее успешно ведут разведку частей Красной армии в ходе начавшейся Гражданской войны в России «отдельные священнослужители».

Монастырь просуществовал до 1922 года, пока не был окружен красноармейскими отрядами. Возможно, красных командиров не привлекла бы смиренная обитель, если бы в боях на Каульских высотах небольшой по численности белогвардейский монастырский офицерский отряд не уничтожил многократно превосходящие силы красноармейцев при минимальных потерях со своей стороны. Есть сведения, что в 1922 году белогвардейский отряд, окруженный в монастыре частями Красной армии, за одну ночь исчез вместе с запасами провианта, оружия, боеприпасов, а возможно, и с документами, драгоценностями, золотом. Но тайна подземных ходов так и осталась нераскрытой до сих пор.

ОТРЯД УХОДИЛ НАЛЕГКЕ

В 1978 году в скальных разломах, на тропе, ведущей от бывшего Свято-Троицкого Николаевского мужского монастыря к населенному пункту Успенке, были обнаружены церковные книги, несколько монет и деньги образца 1913–1924 годов. Привлеченные к исследованию найденных книг специалисты из Дальневосточного отделения Российской академии наук подтвердили факт, что данные экземпляры литературы ранее относились к библиотеке монастыря, основной фонд которой был уничтожен огнем в 1956 году. Тогда же в очередной раз возник вопрос: а могли ли белогвардейцы и монахи унести весь скарб и драгоценности из монастыря практически за одну ночь, пока монашеская обитель находилась в плотном кольце красноармейских отрядов?

«Отряд уходил налегке, – свидетельствовал один из бывших воспитанников монастырской школы Василий Афанасьевич Прохоров. – На следующий день офицеры вступили в бой неподалеку от нынешнего населенного пункта Тихменево. Им на подмогу пришла полусотня, прибывшая из казачьего поселка Донское (ныне один из пригородов города Лесозаводска). Интересно то, что монахов в то время вместе с белогвардейцами не было, хотя ни одного из них не осталось и в монастыре. Мы, мальчишки, почти сразу же после боя нашли много порубленных красноармейцев и несколько убитых белогвардейских офицеров. Чего греха таить, заглянули и в небольшие сумки, приточенные к седлам лошадей. Но ничего, кроме патронов и оружия, там не нашли. Не было там ни еды, ни денег, ни драгоценностей»...

Прорвав заслоны красноармейцев, основная часть белогвардейского офицерского отряда ушла через границу в Маньчжурию. Спустя месяц после описанных выше событий местные жители на монастырской заимке в районе реки Тенички неожиданно обнаружили до полутора десятков монахов, которые при помощи нескольких казаков вели какие-то земляные работы. Когда же туда нагрянул красноармейский отряд, на заимке было всего двое монахов. Куда же делись остальные священнослужители и казаки, так и осталось тайной; монахи и под пытками ничего не сказали.

«Где-то в конце 1960-х годов я случайно провалился в яму, – вспоминает один из старожилов поселка Горные Ключи Иннокентий Яковлевич Хорков. – Когда поднялся, то увидел, что нахожусь в подземном ходе. Было темно, поэтому я не стал идти дальше. Вернулся сюда спустя несколько дней с факелом и веревкой. Осветив яму, я увидел подземный коридор, обложенный изнутри кирпичом, уходящий в сторону нынешней автодороги Хабаровск – Владивосток. Мне удалось пройти метров 80–90, дальше был завал. Когда шел уже назад, то наступил на какие-то доски. Посветив под ноги, увидел останки некогда разломленного длинного ящика. Поковырявшись, нашел несколько небольших монеток. Уже позже мне сказали, что это были николаевские червонцы. А продал я их одному мужику – на зубы».

НЕПРОСТАЯ ПАСХА

В декабре 1919 года в Приморье произошел эсеровский переворот, тут же метко прозванный обывателями «недоворотом». Колчаковские части, прогнав или арестовав нелояльных командиров, объединились с партизанами и объявили себя демократическим войском. Зачастую одна половина гарнизона бдила у пулеметов, опасаясь второй половины. Странное было войско, но я не об этом. Недовольные уходили за границу. Уходил и отряд под командой полковника конно-егерского полка Виктора фон Враштеля. В состав отряда вошли офицеры и солдаты уссурийского гарнизона, юнкера и кадеты Хабаровского кадетского корпуса, всего 123 человека. 25 декабря 1919 года красные партизаны окружили отступавший к границе с Китаем колчаковский отряд барона, разоружили его и разместили в ближайших тюрьмах.

В ночь под православную Пасху 1920 года партизанским командованием из тюрем Никольска-Уссурийского и Имана были взяты все 123 человека из этого отряда вместе со своим командиром полковником Враштелем, в одном нижнем белье посажены в вагон и увезены на север. Там, на станции Верино, после зверских мучений были убиты старшие по чину полковники: фон Враштель, Ивецкий, Галявин и Герилович, а прочие отвезены на железнодорожный мост через реку Хор. Здесь их выводили по одному из вагона, даже детей-кадет, молотками и прикладами разбивали головы и сбрасывали убитых с моста в реку. Только одному из 123 человек случайно удалось спастись, с разбитой головой, но не потерявшему сознания, добравшись до кустов на берегу. Впоследствии найденные в реке трупы с пробитыми черепами подтвердили рассказ спасшегося белогвардейца о зверствах большевиков в пасхальную ночь. Память этих мучеников долгое время отмечалась русской эмиграцией в Маньчжурии под названием «кровавая Пасха 1920 года». Долгое время была непонятна эта бессмысленная бойня, пока я не прочитал монографию профессора Владлена Сироткина «Зарубежное золото России» о судьбе российского золотого запаса. В ней приводится множество документов и писем, полученных в адрес автора от многих людей со всего мира, так или иначе столкнувшихся с данной темой. Приводится и письмо, несправедливо отнесенное Сироткиным в разряд слухов и курьезов. Некто Кочев в своем письме от 20 апреля 1993 года со станции Немчиновка Белорусской железной дороги Московской области пишет о том, как его отец и дядя, красные партизаны, захватили при капитуляции отряда полковника Враштеля, пытавшегося через Китай прорваться в Забайкайле, «четырнадцать цинковых гробов с золотом, адресованных Колчаком атаману Семенову». Если только предположить, что это часть золота из Шмаковского монастыря, которую кто-то из красных командиров решил утаить, тогда понятна и акция по поголовному уничтожению свидетелей. Больше это золото нигде не всплывало…

НОВАЯ ВЛАСТЬ РЕШИЛА…

В 1923 году монастырскими владениями наконец-то заинтересовалась советская власть. 23 апреля того года Примнагубком РКП(б) постановил: «Все имущество бывшего Шмаковского монастыря: строения, промышленные предприятия, хозяйственные оборудования, живой и мертвый инвентарь и прочее... являющееся в силу постановления Дальревкома от 28 ноября 1922 года и Декрета С. Н. К. «Об отделении Церкви от государства» народным достоянием, передать в ведение Приморского губернского земельного управления». Все имущество монастыря было оценено приемной комиссией в 115 569 руб. 92 коп., духовная обитель была преобразована в Шмаковский совхоз.

Монахи и послушники оставались в стенах своего бывшего дома до апреля 1924 года и лишь тогда вместе с архимандритом Сергием (Озеровым) покинули монастырь. Совхоз, лишенный Божьей помощи, постепенно захирел. С 1939 года на основной территории монастыря стал размещаться военный санаторий. Именно благодаря этому мы и можем теперь видеть часть когда-то обширного и красивого комплекса. В собственности курорта оказалась часть сохранившихся монастырских зданий: храм во имя Иверской иконы Божией Матери (2-й этаж превращен в клуб, 1-й в лечебный корпус); недостроенный в 1917 году храм-часовня Преображения Господня (стал смотровой площадкой санатория из-за своего выгодного географического расположения на вершине сопки); домик настоятеля (стал административным корпусом санатория); трапезная (теперь столовая курорта); келейный корпус (стал спортивным залом).

Монастырские конюшни были перестроены в совхозные коровник и гараж. Из четырех храмов в годы Гражданской войны два сожжены. Из всего большого монастырского хозяйства (типографии, больницы, школы, свечного и кирпичного заводов и проч.) к 2011 году не осталось ничего, как и от всей церковной утвари и икон. Невиданные доселе гонения обрушились с приходом красных на «черносотенное духовенство», на православные храмы и монастыри Приморья. Главная цитадель дальневосточного христианства – Шмаковский монастырь подвергся разрушению и поруганию, а не успевшие скрыться от большевиков иноки – физической расправе. О мученической кончине одного из братии монастыря поведал сбежавший за границу о. Аристарх Пономарев в журнале «Вера и жизнь» за 1925 год.

Прошли десятилетия безбожия и в год столетия монастыря Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II утвердил Указ Священного синода Русской православной церкви от 22 февраля 1995 года: «Возобновить монашескую жизнь в Свято-Троицком мужском монастыре в п. Горные Ключи Владивостокской епархии».