«Бабушка! А почему коту поставили памятник?» — спрашивает девочка, указывая на медное изваяние толстого кота с серьезной мордочкой. «Потому что он умер и теперь на небесах. А вон памятник его хозяйке», — показывает бабушка на строгий черный обелиск, стоявший метрах в десяти от памятника коту. Ей больше нечего добавить, и она уводит внучку от странного мемориала. Этот диалог я услышала в курортном поселке Рощино недалеко от Петербурга, и мне стало грустно. Грустно оттого, что в нас уснуло даже обычное любопытство и своим равнодушием мы убиваем жажду знаний в детях и внуках. А правда, почему коту поставили памятник?..

Чтобы узнать историю кота и его хозяйки, финской поэтессы Эдит Седергран, нам надо перенестись на полтора века назад. В то время поселок Рощино носил название Райвола и входил в состав Великого княжества Финляндского. Петербуржцы обожали отдыхать в Финляндии: близко и никаких границ, ведь княжество было автономной частью Российской империи.

Жизнь в курортном раю

Райвола славилась великолепной природой и незатейливыми дачными забавами. Дамы под кружевными зонтиками прогуливались по сосновому лесу под руку с усатыми кавалерами. Мальчики в матросских костюмчиках и девочки с тщательно уложенными кудряшками играли в забытую ныне игру серсо. Кулинарной достопримечательностью Райволы считались молочные продукты. Бутылка молока у финских молочниц стоила шесть копеек, бутылка первоклассных сливок — десять копеек. После сытного обеда мужчины предпочитали вздремнуть, а женщины углублялись в чтение журнала «Столица и усадьба». Вечером пили чай в саду или на веранде. Усаживались за огромным столом, уставленным закусками, вареньем и разнообразными настойками. В крутых боках самовара отражались лучи заходящего солнца…

…Маттиас Седергран хотел построить собственный дом в тихой Райволе. Он трудился в Петербурге на заводе Нобеля, и его жалования механика для воплощения мечты было явно недостаточно. Седергран и его жена Хелена ждали прибавления в семействе, и желание переехать из туманного Петербурга в благодатный климат Райволы становилось все сильнее и все невыполнимее. 4 апреля 1892 года у супругов родилась девочка, названная Эдит. Отец Хелены, Габриэль Хольмрус, владевший в Петербурге литейной мастерской, купил в Райволе дом из двенадцати комнат с мезонином и большой верандой и преподнес как подарок на рождение внучки. В самом начале лета 1892 года супруги Седергран и их трехмесячная дочь Эдит поселились в безмятежном курортном раю. Никто тогда не предполагал, что дом станет для Эдит источником вдохновения, спасительной крепостью и больничной палатой.

В 1895 году Хольмрус умер, оставив Хелене 80 тысяч рублей в наследство. Можно было жить в полном достатке, но семейная жизнь даже в раю никогда не обходится без проклятых «но». Все было бы прекрасно, но Маттиас пристрастился к алкоголю. С пьяных глаз он вкладывал деньги в рискованные предприятия. В итоге почти все наследство жены растаяло как весенний снег. Однако, когда Эдит исполнилось десять лет, родители собрали достаточную сумму на оплату обучения в престижной петербургской гимназии Петришуле. Преподавание в гимназии велось на немецком языке. В семье Седергран говорили только на шведском языке, но у Эдит не возникло никаких языковых проблем. Она, как птичка, щебетала по-шведски, по-фински, по-русски и немножко по-французски. Эдит и ее матушка переехали в Петербург, а в Райволе они проводили только летние месяцы.

Эдит любила Петербург, ей нравилось смотреть на невские волны, отражавшие бесчисленные огоньки фонарей, но она все же ощущала, что город душит ее, а стены «как преграды взору». Из окон гимназии Эдит видела только глухую каменную стену и несколько чахлых измученных городских деревьев. Эти бедняги, подстриженные под одну гребенку, стояли строем, как солдаты на учениях. Вспоминалась Райвола и сад, растущий на крутом берегу озера: «На дне моего сада лежит сонное озеро». Деревья в ее саду были свободны, они росли, как хотели. Порывистый северный ветер играл их пышными шевелюрами. Эдит знала, что деревья умеют любить, тянуться друг к другу, пытаясь обняться ветвями, и шорохом листвы посылают воздушные поцелуи. Звезды всхлипывают от умиления, глядя на земное великолепие: «Старинная ель, охмелев от тумана доверья, одинокое облако тихо целует во сне». Однажды Эдит увидела, как вырубали величественные сосны, чтобы построить очередную роскошную виллу. Она рыдала, словно на ее глазах убивали живые существа.

Эдит записывала в дневник свои фантазии, а получались стихи. За пять гимназических лет она написала 238 стихотворений на шведском, французском, русском и немецком языках. «Я не знаю, кому я несу свои песни, я не знаю, на каком языке я буду завтра писать», — размышляла Эдит. После долгих размышлений она выбрала шведский как язык своей поэзии.

Девушка и смерть

В гимназистке рано проснулся философ. Эдит со взрослой серьезностью размышляла о мировых проблемах и своем особенном пути: «Судьбой поставлена я часовым в предвестье восхода солнца». К несчастью, она не смогла закончить последний, седьмой класс гимназии. Судьба постучалась грозно и принесла не солнечный рассвет, а печальную весть о смерти отца от туберкулеза. Маттиас Седергран умер летом 1908 года, а осенью у шестнадцатилетней Юдит начались приступы сухого кашля и боли в груди, она похудела и чувствовала постоянную усталость. Врачи поставили неутешительный диагноз — туберкулез. Смерть от туберкулеза не была мгновенной, от него чахли, таяли на глазах родных. Как смириться юной девушке с такой несправедливой судьбой?

Эдит боролась, и она была не одинока. Мать всегда и во всем ее поддерживала. Хелена была восторженной поклонницей поэтического творчества дочери. Когда Эдит заболела, мать продала все, что еще можно было продать, чтобы оплатить лечение в санаториях. Туберкулез был неизлечимой болезнью, но врачи пытались облегчить страдания больных. В одном санатории поили настройкой исландского мха, сваренного с сахаром, в другом — предлагали диеты и обтирания холодной водой. Шесть лет прошли в поисках спасительного средства, но улучшение не наступало. Наконец, Эдит сказала:

— Мама! Мы возвращаемся в Райволу! Природа сама по себе есть здоровье, и она ощущает смерть так же здраво, как и жизнь.

В 1914 году Хелена и Эдит Седергран вернулись в Райволу. Меланхолия, депрессия и страх надвигающей смерти считались верными спутниками больных туберкулезом, но стихи Эдит полны удивительной жизненной силой, уверенностью в собственной избранности и решимостью победить: «Тот, кто руками в ссадинах и шрамах не хочет рушить стену серых буден, пусть погибает молча у стены, он не достоин видеть солнце жизни».

Парадоксально, но болезнь помогла Эдит повстречаться с любовью. В Райволе не было лечебницы, на процедуры она ездила в соседний поселок Териоки. Врач-физиотерапевт был на шестнадцать лет старше пациентки, но ни возраст, ни болезнь не помешали им полюбить друг друга. Никто не знает, как звали возлюбленного Эдит, никто не знает, почему они не могли соединить свои судьбы. Эдит хранила в тайне свои чувства, не выставляла их на показ и на потеху публики. Изменились ее стихи, в них появился тонкий налет эротизма и осмысление разности мужчин и женщин, того, как они воспринимают чувственную сторону любви. Первая мировая война грубо вторглась в любовные отношения Эдит. Зимой 1915 года ее возлюбленный уехал на фронт и не вернулся…

Теперь только поэзия наполняла смыслом ее жизни. В 1916 году Эдит издала первый поэтический сборник, назвав его просто — «Стихотворения». Поэтесса ожидала, что будут критические замечания, уж слишком необычной была ее поэзия. Седергран писала верлибром, то есть ее стихи не имели ни рифмы, ни ритма. Критики подняли эти творения на смех. Уверенность в себе посчитали надменностью, бурную фантазию называли бредом сумасшедшей. «Что мое стихотворчество — поэзия, никто не может отрицать, но что это стихи, я и сама утверждать не хочу, — писала Эдит в ответ на критику. — Пытаясь придать ритм непокорным строчкам, я пришла к выводу, что силой образа и слова я владею лишь при полной их свободе от строгого ритма…»

Седергран издала еще три сборника стихов. Эдит не подчинилась требованию стать, как все поэты, и не выделяться. Она продолжала писать в своей особенной манере, оставаясь непонятой и не принятой.

Революции и котики

С февраля 1917 года окружающий мир стал походить на тяжелобольного в агонии. Петербург содрогался в революционной лихорадке. Эдит поехала в Питер. Она хотела понять, что такое революция. Баррикады, столкновения на улицах, выстрелы и трупы потрясли ее. Вскоре революционный угар докатился до тихой Райволы. Дамы под кружевными зонтиками и усатые кавалеры исчезли. На смену мальчикам в матросках появились отряды революционных матросов. Мирных обитателей Райволы особенно злило, что матросы напиваются под балалаечное треньканье и приударяют за финскими девушками.

6 декабря 1917 года парламент Финляндии принял декларацию о независимости. Мирное затишье продолжалось недолго. В январе 1918 года началась гражданская война между красными и белыми финнами. Первым результатом войны стало почти полное исчезновение продуктов питания. Жители Райволы уезжали в более спокойные районы, оставляя собак и кошек. Хвостатая братия находила корм и кров в доме Седергран. Хелена и Эдит страшно бедствовали, голодали, но для животных всегда находили кусочек хлеба и тарелочку молока.

Полосатый Тотти был особенным котом, не просто домашним любимцем. Эдит говорила, что «не все существа созданы, чтобы их так любили». На фотографиях видно, что Эдит держит Тотти на руках как ребенка. Она нежно прижимает его к груди, а он серьезно смотрит вдаль, осознавая свою важную, кошачью миссию. Неизвестно, чем провинился Тотти, но владелец соседней усадьбы, некто Галкин, застрелил его. Эдит взяла на руки тело кота, превратившееся в кровавое месиво, и сама выкопала могилку…

Эдит Седергран скончалась в Райволе в восемь часов вечера 24 июня 1923 года в возрасте тридцати одного года. По словам матери, она умерла так же тихо, как жила и страдала. Ее похоронили на православном кладбище. В последний путь Эдит проводили два десятка знакомых. Они были удивлены, что на поминках Хелена Седергран подала кофе с пшеничными булочками.

Могилу Эдит, ее дом и ее Райволу уничтожила война. А когда наступил мир, читатели и критики прозрели и поняли, что Эдит Седергран — гениальная поэтесса и гордость финной литературы. В 1960 году энтузиасты отыскали место, где была похоронена Эдит, и установили памятник. А в 1992 году, в столетие со дня рождения Эдит Седергран, памятника удостоился и кот Тотти.

Мне нравятся переводы Эдит Седергран, сделанные поэтом Михаилом Дудиным. Он написал и трогательную эпитафию поэтессе: «У нее были светлые глаза, светлые волосы и полосатый кот. Душа ее была нежной и проницательной. Она осталась в ее стихах, дав им обаяние и долговечность. Ее стихи любит сегодняшняя юность Скандинавии. Ее стихи учат мужеству преодоления, нежности любви, благородству красоты и верности человеческому братству. Ее поэзия светла и задумчива. Она ничего не боится, даже времени».