ЖЗЛ
«Секретные материалы 20 века» №14(530), 2019
Печать Ивана Орлова
Елена Киселева
журналист
Москва
21289
В Нижнем Новгороде много лет живет скромная немолодая женщина, бережно хранящая частицы истории своей семьи. Но когда она представляется: Нина Николаевна Орлова, далеко не сразу верится, что эта наша современница — внучка великого русского изобретателя Ивана Ивановича Орлова. Орловская печать — гордость отечественной защищенной полиграфии. Исключительное право применения Орловской печати на территории Российской Федерации закреплено за Гознаком на законодательном уровне. Каждый, взглянув на любую российскую банкноту, может увидеть изобретение деда Нины Николаевны. — Когда я говорю, что являюсь внучкой Ивана Орлова, — говорит Нина Николаевна, — в глазах у людей, знающих, о ком речь, сразу вижу недоверие. Как же, ведь уже отмечалось 150 лет со дня рождения Ивана Ивановича, а тут — его живая внучка... Да сколько же ей лет?! Но Ивану Ивановичу было 26 лет, когда родился его сын, мой отец. Николай Иванович Орлов. А я родилась, когда Николаю Ивановичу было 50 лет. За 81 год Нине Николаевне пришлось пережить времена, когда не стоило рассказывать, что она из рода «того самого» Орлова. А потом настали другие времена — когда до этого никому не было дела. Зато сегодня Нина Николаевна может гордиться тем, что в возрождении имени и славы деда есть большая доля ее труда и памяти. — Из рассказов моей мамы я всегда знала, что мой дед, Орлов Иван Иванович, был человеком в высшей степени достойным. Он много и жадно учился. Ум и талант вывели его из самых низов общества к признанию во всем мире, — рассказывает Нина Николаевна. К сожалению, советская власть не оценила заслуг Орлова перед Россией. Его жизнь в последние 11 лет (1917–1928) была весьма трагична. А после смерти его имя было предано полному забвению. Немилость новой власти перешла и на его детей. Старший сын Николай был расстрелян только потому, что был сыном Ивана Орлова — крупного землевладельца, по материалам уголовного дела. Внуки считались «детьми врага народа» и пережили тяжелые годы лишений и репрессий. На сегодняшний день шестеро из семи уже ушли из этой жизни. — Я одна дождалась признания заслуг моего деда перед Россией и всем миром, возрождения светлой памяти об этом великом человеке. И нет больше причин скрывать мне свое происхождением. Наоборот, я открыто горжусь своим предком и эту гордость воспитываю в дочери и внучке, — говорит Нина Николаевна.
Мечты нищего мальчишки Родился Иван Орлов южнее Нижнего Новгорода, в деревне Меледино. Его отец уехал на заработки и там вскоре умер. Мать осталась вдовой совсем молоденькой и тоже подалась на заработки в Нижний. А малыш остался с бабушкой в деревне. Жить было не на что, они с бабушкой ходили по миру. Нищий мальчишка, оборванный, голодный, с котомкой, частенько добирался за подаянием в большое торговое село Ичалки. — Бабушка моей мамы вспоминала потом и рассказывала моей маме и тетке, сестре мамы, что, когда Иван Иванович в расцвете своих лет и достижений приехал туда, он купил там поместье. И старожилы его узнали: «А вы не помните этого мальчишку, который тут ходил? Подумай-ка, какой теперь знатный да богатый! А ведь, бывало-то, придет, ночевать-то попросится. Скажешь: «Ванька? Ну вот брось армяк на пол, валенок под голову»», — рассказывает Нина Николаевна. В 1908 году Иван Иванович Орлов купил у графа Гагарина имение в пяти верстах от тех самых Ичалок, в которых он с бабушкой собирал милостыню ребенком. В поместье он построил спиртзавод, сыроварню, конюшню, обрабатывал поля, и все это — по самому последнему слову техники на тот момент. Нина Николаевна предполагает, что все передовое хозяйство было вымечтано мальчиком Ваней, именно когда он ходил по этим краям нищим, оборванным и голодным, разутым и раздетым. Нищенствовали они с бабушкой до тех пор, пока мальчику не исполнилось десять лет. А затем мать забрала его в Нижний Новгород, где она служила в трактире. — И вот он по трактиру бегает, помогает ей, а минутка выдастся свободная — в трактире есть карандаш, есть бумага, он сядет и — раз-раз-раз — нарисует кого-нибудь из присутствующих. Выходит точная копия, — рассказывает Орлова. — Купец Власов обратил на него внимание и определил в Кулибинское училище. Иван Орлов закончил его почти с отличием. Затем юноша уехал в Москву, в 1882 году закончил Строгановское училище, потом работал на ткацкой фабрике. В 1885 году Орлов разработал устройство, позволяющее вплетать нитки в бумажные купюры. Изобретение оценили и пригласили молодого человека в Санкт-Петербург, в Экспедицию заготовления государственных бумаг (с 1918 года — Гознак), где он и стал работать с 1886 года. А уже в 1891 году в России появилась новая технология, применение которой совершило революцию в банкнотном производстве. Ее автор — выдающийся русский изобретатель Иван Орлов. К началу XX века экспедиция подошла, будучи одной из лучших типографий в России. Здесь были внедрены все технические достижения, связанные с бумажным и печатным делом. И вклад в это Орлова неоценим. Вскоре после триумфа своего изобретения и получения премии Санкт-Петербургской академии наук Иван Иванович Орлов отправился путешествовать за границу. В 1904 году он был в Англии, затем в Германии, Чехии. А в 1908-м окончательно вернулся в Россию и купил имение у князя Гагарина, которое тут же стало называться Орловкой, по имени нового хозяина. Не изобретатель, а кровопийца-помещик После революционных потрясений 1917 года Ивану Орлову с семьей приходится очень нелегко. Новая власть относится к нему не как к выдающемуся изобретателю, прославившему российскую полиграфию на весь мир, а как к помещику. С каждым годом Ивану Ивановичу все труднее было содержать семью, и в 1921 году он возвращается на Гознак, который к тому времени находится уже в Москве. Изобретатель некоторое время сотрудничает с Гознаком в качестве консультанта и готовит обширный доклад по обновлению дела. Доклад не был принят тогдашним руководством предприятия, и в последние годы своей жизни Иван Иванович Орлов принялся за написание записок о своей жизни, изобретении печатной машины и проблемах защиты денежных знаков от подделки. Умер он почти в нищете в декабре 1928 года. А в 1941 году был расстрелян его сын Николай, отец Нины Николаевны Орловой. 80 лет она хранит в памяти картинку, запечатленную сознанием четырехлетнего ребенка: — Мне четыре года, и мы стоим с мамой у этого суда с колоннами. У колонны стоит мама. У нее в авоське круглый хлеб, головка голландского сыра. Подъезжает воронок, оттуда выводят моего отца. Впереди два солдата — винтовки со штыками, сзади два солдата — винтовки со штыками. И расстояние от воронка до двери, может быть, метров десять, а может быть, и семь. Отец подошел и успел сказать только: «Ниночка, и ты здесь…» Все. Потом его провели туда, закрыли двери, мама осталась в коридоре. Я уснула, конечно, пока там все это дело шло. А когда его оттуда вывели, она смотрит на него, спрашивает — что? Он ей только показал на висок… Но самое ужасное. Казалось бы, людей арестовывали, судили, потом расстрел, и — все. Но нет — ведь его еще полгода пытали, а расстреляли только 30 декабря 1941 года. Но мама об этом ничего не знала. Там же давали после суда, по-моему, десять дней на обжалование приговора. Он, по-видимому, тоже писал какую-то бумагу. Мама справлялась о результатах обжалования, ей сказали — ему расстрел заменили десятью годами без права переписки. Но это тоже была стандартная формулировка расстрела... А мама десять лет ждала, когда он вернется. Страшное время Нина Николаевна признается, что о том времени ей вспоминать очень страшно. — Вы даже и представить себе этого не можете. Голод… А холод какой! Дрова надо было ведь купить. Были печи, голландки, их надо было чем-то топить. Подальше от нас была фабрика «Красный обувщик». И там привозили такие плиты кожемитовые, из них выдалбливали заготовки на подошвы для солдатских сапог. После этого образовывались отходы — такие решетки. Мама ходила туда, брала эти решетки и топила ими печку. Представляете, какая сажа, какая вонь… Еще какими-то ящиками выброшенными топили… Можно ли сейчас поверить, что человек внес в авторитет нашей страны такой вклад, и изобретение такое крупное сделал, и такими деньгами все это измерялось, а мы, его семья, погибали от голода, холода, разутые и раздетые!..
Еще был страх По поводу Ивана Ивановича мама всегда говорила: «Ребятишки, Христом Богом прошу, молчите! Вы можете гордиться, у вас очень достойный дед, очень достойный отец. Но никогда никому об этом не говорите», — вспоминает Нина Николаевна. — Это сейчас мы гордимся и в открытую говорим об этом. А тогда мы жили в такие времена, что каждое слово было опасно. В 1965 году ей прислали из прокуратуры бумажку, касающуюся отца: «Реабилитирован за отсутствием состава преступления». — Вот такая бумажечка, и все. За жизнь этого человека... — говорит она. — И вот лет двадцать назад мне тренькнуло в голову: а пойду-ка я в ФСБ наше и попрошу меня познакомить с делом моего отца. Пришла я туда, в какую-то комнату меня провели, там какая-то женщина сидит, я тоже села. Она открыла дело и говорит: «Здесь можете смотреть, а это вам нельзя» — и положила туда руку. Если бы был со мной кто-то из мужчин, наверное, мы спросили бы, почему так. Но я одна ей не перечила, почитала протоколы допросов. Так вот, судя по ним, не было для советской власти русского изобретателя Ивана Орлова, а был крупный землевладелец. По всем материалам следствия мой отец проходит как сын крупного землевладельца. И враг он несусветный. И шпион всех разведок. — А где могила моего отца я даже не знаю, — продолжает рассказ Нина Николаевна. — Я спрашиваю ту женщину: «Где кости его зарыты?» — «Их вывозили на городское кладбище старое. Но вы не беспокойтесь, там теперь памятник поставили», — отвечает она. Я говорю: «Мне ваш памятник не нужен. Если бы я знала, где зарыты кости моего отца, я сама бы поставила ему памятник». «Прюнелевые» туфли на снегу После окончания эпохи «репрессанса» тоже хорошего было мало. — Мама умерла в 1962 году в нищете. Ничего так в своей жизни и не увидела. Конец ее был очень трагический. У всех был очень трагический — и у Ивана Ивановича, и у отца. Судьба самой Нины Николаевны тоже складывалась поначалу очень непросто: — После школы я решила, что пойду в Политехнический институт, хотела тоже стать химиком, как мой отец, — рассказывает она. — Я вообще хорошо училась по всем предметам, но химия у меня блестяще шла, по этому предмету я была первой ученицей в школе. Но тогда были конкурсы при поступлении в институт, а я, наверное, где-то допустила халатность, не добрала один балл, кажется... Семья жила в нужде. Нина ходила в пальто, перешитом-перелицованном, которое до того лет двадцать носила ее сестра. — Я говорю: «Мам, на будущий год буду сдавать, но, может, мне в этом-то году на работу устроиться?» Стали думать куда. Соседка предложила идти работать в Центральный банк — там была одна свободная штатная единица. — Я думала, что ничего там не смогу сделать, но все равно пошла, и меня взяли, — рассказывает Нина Николаевна так, будто до сих пор не верит в ту свою давнюю удачу. — В то время, когда зарплаты были маленькие, чуть больше трехсот рублей, мне сразу дали 625. Я в полуобморочном состоянии лечу домой и говорю: «Мама, меня приняли на работу, мне дали 625 рублей!» — «Да ты что, дочка, не рехнулась ли? — она мне говорит. «Нет, мама, точно». Я стала работать в банке кассиром и там осталась. На первую ее зарплату мама купила ей валенки. А до того Нина ходила в матерчатых — «прюнелевых» — туфлях. По декабрьским морозам... — Мама купила мне валенки, и мы были такие счастливые... Я пошла в том же самом пальто, которое давно бы уж выбросить пора, и в новых валенках. Слез было много… — вспоминает Нина Николаевна. Работа шла неплохо — мало-помалу она втянулась в банковское дело. Однако понимала, что это далеко не ее потолок. — Я ведь не бездарная, все пошло как-то быстренько… Заведующей стала. А потом решила, что учиться-то все-таки надо. Закончила наш банковский техникум. После техникума ее взяли в кредитный отдел экономистом, на новом месте работа тоже шла хорошо. А вот судьба-то как не сложилась. — Женихов-то было у меня полно, но дури-то, по-видимому, еще больше было, — сокрушается она. — Этот — не то, этот — не так... Короче, замуж я не вышла. Но доченьку родила. Нине Николаевне было тогда почти 36 лет. Она осталась одна с маленьким ребенком и окладом в 120 рублей в кредитном отделе. Этого было очень мало. Ей предложили должность начальника отдела кассовых операций с окладом в 150 рублей. И она вновь ушла с экономической работы на кассовую. — Но я не раскаиваюсь, я очень хорошо всю банковскую работу знаю, — говорит она теперь. — Девочку надо было растить, я няню какое-то время держала, платила ей 50 рублей. А где мне было столько от 120 оторвать? От 150 было легче… И вот так я и проработала в банке 38 лет своей жизни. А на пенсию ушла в 1998 году, мне тогда был 61 год. Возвращенная память Времена уже изменились. 1 июля 2011 года исполнилось 150 лет со дня рождения русского изобретателя Ивана Орлова, чьи судьба и изобретения накрепко связаны с Гознаком — знаменитая Орловская печать и по сей день остается гознаковским эксклюзивом. Сегодня многое из того, что связано с изобретениями Ивана Орлова, бережно сохраняется в спецфонде ФГУП «Гознак». А личную историю Ивана Орлова бережно хранят его потомки: почетный работник Банка России Нина Николаевна Орлова — внучка Ивана Ивановича Орлова, ее дочь Татьяна Орлова, тоже работающая в Банке России, и ее внучка Валерия, студентка ННГУ им. Лобачевского. Нина Николаевна все эти годы хранила не только семейные реликвии, немногочисленные уцелевшие фотографии и документы, но и воспоминания о трагической судьбе семьи Орловых, сведения о его потомках и семейные предания. Татьяна и Лера, которым Нина Николаевна с детства внушала гордость за своих предков, уговаривают ее наконец сесть и записать все, что хранит ее память. Татьяна даже принесла матери «амбарную книгу» — толстую пустую тетрадь большого формата, в которую Нина Орлова запишет все то, что помнит о своем деде и его потомках. В 2014 году Нина Николаевна с дочерью и внучкой были приглашены в Москву. Нина Николаевна вспоминает: — Наша экскурсия началась с посещения Новодевичьего кладбища, где мы ходили к могиле Ивана Ивановича. А потом я переступила порог предприятия, где работал мой великий дед. Музей Гознака демонстрирует фотографии своих выдающихся сотрудников, в том числе Ивана Ивановича, многочисленные экспонаты об истории печатания денег. Мне была предоставлена возможность ознакомиться с архивными документами, касающимися моего деда. Это громадные книги вроде фолиантов более чем столетней давности о печатании денег. Еще есть много фотографий Ивана Орлова с коллективом Гознака и документы из его личного архива. Состояние, в котором хранятся все эти реликвии, говорит о бережном и почтительном отношении руководства предприятия к наследию Орлова. Мне сделали бесценные подарки: копии документов и фотографий. Они дают некоторое представление о масштабе личности моего предка. Это важное пополнение для моего семейного архива. Следующим этапом экскурсии был цех Московской печатной фабрики. Меня познакомили со специалистами, продолжающими дело орловской печати. Я видела заготовки для дальнейшего нанесения краски и выпуска продукции под названием банкнота. Конечно, я мало что поняла в этом процессе, но сознание, что она напечатана с «орловским раскатом» моего деда, было очень приятным. К 150-летнему юбилею изобретателя Московский монетный двор отчеканил памятную медаль, и Нина Николаевна получила эту историческую вещь в подарок. — Бесконечно благодарна судьбе и работникам Гознака за праздник, который я буду помнить всегда, — говорит она. — Вернувшись домой, я часто вечером пересматриваю фотографии, сделанные в Москве, и думаю о переменчивости судьбы. Когда-то и подумать было невозможно о подобной встрече и внимании ко мне. Но времена меняются и все возвращается на круги своя. Меня встретили как потомка великого человека. Пришло наконец время признания ума, таланта, личности Ивана Ивановича Орлова в его родной России. Дата публикации: 24 июня 2019
Постоянный адрес публикации: https://xfile.ru/~zFp4a
|
Последние публикации
Выбор читателей
|