В СССР, где полагали, что с близким приходом коммунизма деньги как таковые будут навсегда и повсеместно упразднены, жил человек, упорно не желающий забыть о настоящем и самозабвенно строить светлое будущее. Звали его Евгений Владимирович Зильберг-Рыцарь. Правда, время от времени его имя изменялось до неузнаваемости. Но фантазия, абсолютное бесстрашие и почти неправдоподобная удачливость давали ему право оспаривать титул короля советских аферистов.

ЕВГЕНИЙ С БЕРЕГОВ НЕВЫ

На дворе трескучая, лютая и грозная зима 1918 года. Полуразрушенное здание бывшего Интимного театра на Крюковом канале, в нем — жилой угол. Комнатка и кухня. Дрова в буржуйке почернели от сырости, на обед — вареная вобла.

Полгода, как впопыхах покинут фамильный особняк на набережной. То, что удалось прихватить, удирая из родового гнезда, вещь за вещью обменивалось на Александровском рынке. Бывший светский лев Владимир Карлович Зильберг-Рыцарь, не скрываясь, все вечера проводил у так называемой «вице-мамы». Мадам Зильберг-Рыцарь за несколько месяцев превратилась из дамы комильфо в стареющую неряшливую женщину с обветренной кожей и обломанными ногтями.

Их единственному 14-летнему отпрыску Евгению до оскомины надоели маменькины слезы и хлеб из исландского мха. И однажды утром он продал барыге последние бриллиантовые серьги из заветной материнской шкатулки.

Выручка была смешной — восемь рублей. Их едва хватило дней на десять, а потом у беглеца началась новая жизнь: поезда, пригородные леса, канавы, собирание окурков, вино, иногда — кокаин и очень немолодые женщины. И лишь изредка всплывали в памяти шоколад с ликером и какао на завтрак...

Так продолжалось до тех пор, пока в конце 1919 года его во время облавы не вытащили из канализационного люка вместе с ватагой таких же шкетов. После чего в судьбе юноши с нагловатым взглядом и звучной фамилией свершился новый поворот...

ВНЕБРЮЧНЫЙ СЫН ПОНОМАРЯ

По решению специальной комиссии Губнаробраза несовершеннолетний Евгений Зильберг-Рыцарь был направлен в трудовую колонию-коммуну. Там, изучая в школе политграмоту, он смекнул, что в данной ситуации не следует делать ставку на реставрацию безвозвратно ушедшего прошлого, и, постаравшись зарекомендовать себя с наилучшей стороны, получил путевку Профобра на словесное отделение Зубовского института.

Занятия проводились в аудиториях на Галерной. Лекции о Тютчеве и Державине навевали на новоиспеченного студента сон. Стипендия в 30 рублей не позволяла посещать польскую кофейню у Полицейского моста, где подавали настоящий кофе и меренги. А в общежитии было так же сыро, грязно и холодно, как в убогой квартирке на Крюковом канале. Но все неудобства компенсировались возможностью получения билета члена РКСМ, который открывал дорогу к карьере. Загвоздка заключалась лишь в непролетарском происхождении. Но и эта проблема была решена им с удивительной легкостью.

Всякие встречались звания на Руси, но то, что значилось в анкете студента Зильберг-Рыцаря, было уникально. В графу о происхождении он, нимало не смущаясь, вписал: «внебрачный сын сына пономаря»…

Формулировка звучала многопланово. Профессия пономарь намекала на невысокий социальный статус, а слово «внебрачный» объясняло и изящество манер, и тонкие черты породистого лица. Поэтому никаких лишних вопросов о предках на собрании комсомольской ячейки не задавали и, убедившись, что цели и задачи молодежных организаций товарищ Зильберг-Рыцарь вызубрил назубок, большинством голосов проголосовали «за».

РЫЦАРЬ ПЕЧАЛЬНОГО ГУБНАРОБРАЗА

НЭП набирал обороты. Партия агитировала сознательных граждан создавать кооперативы, и комсомолец Зильберг-Рыцарь одним из первых в своей ячейке горячо откликнулся на призыв ВКП(б). По его предложению на базе Губнаробраза был организован промысловый кооператив «Красный энтомолог», целью которого, согласно уставу, было «изготовление материалов по разделу зоологии, изучающему насекомых, а также изготовление наглядных пособий для учебных заведений».

Так как деятельность данного предприятия ориентировалась на нужды народного просвещения, в Госбанке легко был получен огромный по тем временам кредит — 18 тысяч рублей. Председателем кооператива избрали, конечно же, самого образованного и активного члена — Евгения Зильберг-Рыцаря.

Тяжкий труд по собиранию бабочек, стрекоз и прочих представителей класса насекомых неплохо оплачивался. К тому же касса кооператива была практически в распоряжении председателя. Зильберг-Рыцарю отныне стали доступны не только бутерброды с сардинками в кухмистерских, но и удовольствия подороже, вплоть до игорного заведения бывшего помещика Лодзинского на Лиговке.

Развлекаться подобным образом в городе, где его многие знали, можно было лишь с оглядкой, и Евгений в мае 1923 года оформил себе командировку в Москву, дабы «пополнить исходные материалы для коллекций». На покупку у населения тараканов и кузнечиков председателю «Красного энтомолога» было выделено 4852 рубля 50 копеек, и далее все пошло по стандартному сценарию.

Прокутив в Москве все деньги, Зильберг-Рыцарь заявил в ближайшее отделение милиции, что был ограблен неизвестными лицами. Но, поскольку даже стены, как мы знаем, имеют уши, нашелся случайный свидетель его дорогостоящих удовольствий, заявивший о своих наблюдениях следственным органам…

Председателя «Красного энтомолога» задержали, отдали под суд, осудили на два года условно и исключили из членов РКСМ…

НЭП-НЭП, МЫ ХОТИМ СЕГОДНЯ!

Для обыкновенного человека произошедшее явилось бы катастрофой. Другое дело — Евгений Зильберг-Рыцарь. Не такой у него был характер, чтобы отступить перед трудностями! Да и время было особенное — НЭП, открывающий предприимчивому человеку необозримые горизонты для деятельности.

Возвращаться в Петроград не имело смысла, и экс-председатель решил остаться для поправки дел в столице. Найти специалиста по изготовлению липовых документов не составляло особенного труда. У одного из таких мастеров, имевшего будку-«офис» неподалеку от Хитрова рынка, Евгений Зильберг-Рыцарь за 150 рублей приобрел прекрасно сделанный комсомольский билет на имя Рыцарева Геннадия Владимировича. Это позволило ему встать на учет в ячейку при Наркомсобесе, получить летом 1924 года работу в дипломатическом представительстве Бухарской республики в Москве, причем не рядовым «белым воротничком», а сразу заведующим Бухарским домом просвещения. И чуть позже — жениться на секретаре бухарского посольства Екатерине Яковлевне Митяевой. Правда, молодая была лет на 15 старше жениха… Но это его не смущало.

Альянс имел помимо амурной еще и деловую подоплеку. Не успел истечь медовый месяц, как Екатерина Рыцарева, пользуясь своим доступом к сейфу с документами, преподнесла супругу карточку члена Бухарской коммунистической партии, которая была заполнена лишь наполовину, причем на туркменском языке. Вторая же половина, подлежащая заполнению по-русски, оставалась свободной. Аккуратно внеся туда свое новое имя, молодожен выхлопотал командировку в Ленинград, где обменял свой «документ» на партбилет члена ВКП(б), полученный едва ли не в октябре 1917 года. А так как его подлинный возраст не мог соответствовать указанному сроку членства в партии, он приписал себе шесть лет.

Получив от мужа телеграмму условленного содержания, Екатерина Рыцарева подделала на имя супруга путевку ЦК ВКП(б) на новое место службы. После чего также уехала из Москвы…

С МЫЛОМ РАЙ И В ШАЛАШЕ

Местом встречи супругов стал Симферополь, где Рыцарев стал исполняющим обязанности директора государственного завода-мельницы «Шахвал». Это была уже настоящая работа! Новоназначенный руководитель крутился как белка в колесе. Заключал договоры с кооперативами и частными лицами, ездил на служебном авто по губернии, чтобы собственноручно получать наличные деньги у покупателей и лично выписывать векселя поставщикам. Иной раз не только сдать полученные суммы в банк, но и просто пообедать как следует не удавалось!

Так продолжалось вплоть до февраля 1926 года, когда Екатерина Рыцарева, узнав по своим каналам о предстоящей на «Шахвале» фронтальной проверке, сообщила это известие супругу. После чего оба, прихватив всю скопившуюся неоприходованную наличность в сумме 250 тысяч рублей, скрылись в неизвестном направлении…

В середине августа 1926 года на Нижегородской ярмарке был открыт магазин, на вывеске которого значилось, что владельцем оного является потребкооператив Карасубазарского РИКа. Обустройством торговой точки занимались некто Евгений Таиров и его жена Екатерина.

Дело было поставлено широко. Гражданин Таиров в короткие сроки совершил несколько закупок различных товаров для своего магазина, общая стоимость которых (по оптовым ценам) превышала 100 тысяч рублей. При этом наличными он выплачивал не более 10 процентов оговоренных сумм, а на оставшиеся выдавал векселя Карасубазарского РИКа.

Документы, предоставляемые солидным кооператором, не вызывали ни у кого сомнений в их подлинности. Магазин бойко торговал мылом ТЭЖЭ и подтяжками «Здоровье». Как вдруг 12 сентября в местный УГРО явился приехавший в Нижний служащий симферопольского завода «Шахвал», пожелавший сообщить, что опознал в представителе Карасубазарского РИКа беглого директора мельницы товарища Рыцарева.

Таирова (Рыцарева — Зильберг-Рыцаря) в тот же день задержали. Выяснилось, что большинство закупленных им по векселям товаров давным-давно продано частникам.

Естественно, возникли сомнения в реальности полномочий этого представителя РИКа. Но через неделю, совершенно неожиданно для понесших огромные убытки баз и трестов, Зильберг-Рыцаря отпустили из ДПЗ под подписку о невыезде!

Любопытно, сколько могла стоить в то время свобода? Сегодня вряд ли возможно это выяснить… Зато известно, что, освободившись из-под ареста, наш герой бросив на произвол судьбы галантерейный магазин и жену Екатерину, отправился в Одессу. И оттуда, чтобы прекратить делопроизводство по факту совершенного им мошенничества, отослал в судебные органы Нижнего Новгорода документ, сфабрикованный умельцем с Дерибасовской. В справке было означено: гражданин Таиров «пребывает в больнице для душевнобольных, и комиссия врачей-психиатров признает его подлежащим пожизненному содержанию в сумасшедшем доме».

Нижегородский нарсуд запросил одесский Губздрав. Обнаружился подлог. Разыскать Зильберг-Рыцаря, конечно, не удалось. Следствие зашло в тупик.

ЗЭК ДО КИЕВА ДОВЕДЕТ

В последующие полтора года в судьбе Зильберг-Рыцаря события чередовались неправдоподобно быстро. Одна авантюра моментально сменяла другую, деньги в бумажник текли рекой. Судите сами:

Зильберг-Рыцарь явился в Тверской губком ВКП(б) и получил назначение на должность заведующего подотделом местного хозяйства Бежецкого УИКа. Результат был предопределен: плакали тверские 75 тысяч...

Полгода напряженной работы в Москве — и трест «Мостико» понес убытки в 27,5 тысячи рублей...

Кратковременное пребывание в Калуге ознаменовалось организацией кустарно-промысловой кооперации с Евгением Вольфовичем Зильберманом во главе, который исчез с 29,5 тысячи рублей из кооперативной кассы...

Зильберга-Рыцаря разыскивала милиция, но он был неуловим. Правда, летом 1927 года его, опознав по приметам, задержали и препроводили в Крымский исправтруддом. Но то, что из этого получилось, по степени абсурда сравнить вообще не с чем…

Помощник начальника тюрьмы Павел Арсеньевич Смирнов, взяв 17 августа легковую машину и прихватив с собой «содержавшегося под стражей гр. Кривова М. А.» (он же — Зильберг-Рыцарь, он же Рыцарев, Таиров, Зильберман и пр., и пр.), поехал вечером… на квартиру известной в городе содержательницы «притона разврата» Софьи Панаитовны Акимовой. Уединившись с девицей Айше Ениджан, Смирнов на какое-то время потерял из виду заключенного Кривова. А когда вспомнил о подопечном, ему сообщили, что тот, сев в автомобиль, скрылся. Машину нашли верстах в шестидесяти от Ялты, а вот беглого заключенного отыскать не удалось.

В городе долго обсуждали детали этого курьезного происшествия, но громче всех должен был смеяться сам Зильберг-Рыцарь, который прочитал сообщение о данном судебном процессе в журнале «Танком на мозоль», сидя в удобном кресле киевской гостиницы «Медведь»...

СУПРУГ МАДАМ ГОЛЬДБЕРГ

Киев. Глубокая осень 1927 года. Наученный печальным опытом, Зильберг-Рыцарь изменил внешность: купил себе красноармейское обмундирование, отрастил бороду. После чего приобрел документы на имя Михаила Александровича Михайлова и решил обосноваться в этом городе.

Да и стоило ли бегать с места на место? НЭП близился к закату, и вкладывать деньги в какое-либо предприятие было неблагоразумно, ибо всякому мало-мальски проницательному человеку стало уже совершенно очевидно: еще год-два — и все с трудом приобретенное Советы конфискуют, а самого предпринимателя отправят в далекую Сибирь.

Поэтому Михаил Александрович Михайлов (на сей раз выпускник Высших военных химических курсов) снял комнату в доме владелицы парфюмерного магазина на Крещатике Софьи Самуиловны Гольдберг.

Мадам Гольдберг охотно наставляла на путь истинный своего «молодого и неопытного» жильца. И когда он однажды осторожно намекнул ей, что имеет небольшой, но все-таки достаточный капитал и не прочь вложить деньги в ее торговое дело, Софья Самуиловна досадливо отмахнулась: какая сейчас торговля?! Нет уж, по ее мнению, сегодня нужно быть уполномоченным какого-нибудь треста. Он химик? Ну и слава богу! Будет себе уполномоченным, будет покупать, продавать и получать свой законный маленький процент. Она, Софья Гольдберг, и своему сыну или зятю лучшего не пожелала бы!

Намек на дочь хозяйки, 20-летнюю Мину, был понят, однако становиться зятем Софьи Самуиловны Евгений не пожелал. У него были совсем другие планы на будущее. И 30 декабря 1927 года в киевском загсе был зарегистрирован брак между С. С.Гольдберг и М. А. Михайловым. Причем жених почему-то пожелал взять фамилию невесты. А через пару недель молодожен, имея на руках письмо супруги ее близкому родственнику, видному сотруднику одного из наркоматов Якову Борисовичу Буднику, отправился в Москву.

Вернулся он из столицы с пачкой договоренностей и чеками в Госбанк. Евгений Зильберг-Рыцарь (то есть, разумеется, Михаил Гольдберг) стал уполномоченным Бумтреста, Моссельпрома, а также нескольких контор помельче. И понеслось.

Вам нужна щетина и постное масло? Вот вам щетина и постное масло!

Вам нужна бумага? Пожалуйста, будет вам бумага. Цена? Франко-вагон? Говорите, в Москве дешевле на 15 процентов? Ну так поезжайте в Москву!

В столицу клиент, конечно, не поедет. Во-первых, все — люди занятые, а во-вторых, трест, заключивший договор о монопольном представительстве в данном регионе с каким-нибудь физическим или юридическим лицом, просто не имел права продавать что-либо без своего официального уполномоченного. А все бумаги у гражданина Гольдберга были, конечно же, оформлены чин по чину, с соответствующими марками, печатями и гербовым сбором.

Надо отдать должное Софье Самуиловне — голова у нее работала лучше, чем Дом Советов. Ее муж нэпман? Боже упаси, ничего подобного! Он — обыкновенный совслужащий, снабженец, трудящийся на ниве промкооперации...

Жизнь Евгения Зильберг-Рыцаря наконец-то наладилась, вошла в легальное русло. В кармане лежал подлинный паспорт. Грядущее, казалось, не должно было скрывать в себе сколько-нибудь серьезных бедствий. Но, как говорится, не гляди высоко — запорошит око. И однажды...

КОНЕЦ ЮНОГО РЫЦАРЯ

В апреле 1929-го, совершая сделку по поставке медикаментов Киевскому окружному дому инвалидов, Зильберг-Рыцарь столкнулся с неким Пономаревым, знавшим его еще в Петрограде. Пономарев, как подлинный коммунист, не имел права скрыть информацию от соответствующих органов. Один телефонный звонок куда следует — и для Евгения Зильберг-Рыцаря все было кончено. Его незамедлительно арестовали и отправили под усиленным конвоем в Ленинград для дальнейшего расследования и суда…

В «Ленинградской правде» появилась небольшая заметка о том, что в результате тщательно спланированной операции органами ГПУ был выявлен злостный враг советской власти, направлявший свою деятельность на подрыв государственной экономики и дискредитацию политики партии.

Дня через три после данной публикации в ЛИСН (Ленинградский изолятор спецназначения) пришла заплаканная старая женщина, которая назвалась матерью арестованного Зильберг-Рыцаря и попросила разрешения передать сыну посылку с чаем и папиросами, а если это возможно, то разрешить ей с ним свидание. В свидании женщине было отказано, и больше она в канцелярии ЛИСНа не появлялась.

Дело № 212816 по обвинению Евгения Владимировича Зильберга-Рыцаря рассматривалось 28–30 сентября 1929 года Леноблсудом. Учитывая, что деяния обвиняемого породили недоверие рабоче-крестьянских слоев населения к политике ВКП(б), суд приговорил его к высшей мере наказания. Уголовная кассационная коллегия Верховного суда это решение утвердила, и в установленный срок приговор был приведен в исполнение.

По крайней мере, так сообщалось в сборнике «Судебная практика» за 1929 год...

По иронии злой судьбы приговор Евгению Зильберг-Рыцарю был вынесен в день его рождения. 30 сентября 1929 года ему исполнилось 25 лет…