После победы в войне с Российской империей Япония благополучно присоединила к себе Корею, с 1910 года сделав ее колонией и частью империи. До 1945 года Страна утренней свежести не обладала суверенитетом, власть на полуострове принадлежала японскому генерал-губернатору. Рабочих на японских предприятиях понемногу заменяли корейцами. Стали брать корейцев и в армию. Один из них стал в современной Южной Корее почти национальным героем.

Корейцы были неполноправными гражданами, они не могли учиться в высших учебных заведениях, занимать руководящие посты (во всем Сеульском университете, например, в 1945 году было только два корейских профессора). После войны корейцы, в отместку, наверное, оккупировали все барахолки и базары Японии. Именно на борьбе с корейской мафией окрепла легендарная якудза. Своя мафия ведь лучше, роднее как-то.

В 1939 году генерал-губернатор Минами Дзиро издал указ о смене имен, разрешавший корейцам брать японские имена. Отказавшиеся менять имя корейцы подвергались общественному осуждению и дискриминации. За первые шесть месяцев после выхода указа имена сменили 80,5 процента корейских семей.

Ян Кен Чен родился 3 марта 1920 года в районе Синыйджу на северо-западе Кореи. Сын мелкого лавочника рано понял, что приподняться над соотечественниками можно, только став настоящим подданным японского микадо. На всех праздниках он громче всех школьников кричал «банзай» и со слезами на глазах приветствовал утренний подъем японского флага. Плевал в лицо и бил бамбуковой палкой одноклассников, не желающих менять свои корейские имена на японские. Даже стал добровольным помощником японской полиции. Окончив школу весьма посредственно, с единственным высшим баллом по японскому языку, юноша решил, что для карьеры чиновника необходимо отслужить в победоносной императорской армии.

С 3 апреля 1938 года корейцам было разрешено поступать на военную службу; это было связано с тем, что империи было нужно больше солдат для войны с Китаем. Хочу подчеркнуть, в армию брали только добровольцев из лояльных корейских семей, с хорошими характеристиками из полиции. Наш «ояпонившийся» юноша подходил по всем статьям, и он был далеко не единственным. Были в японской армии и офицеры корейского происхождения, и, чего греха таить, даже камикадзе. В качестве примера могу привести японского полковника Асано Такаси, возглавлявшего в армии Манчжоу-Го русскую «бригаду Асано», состоящую из эмигрантов. Он тоже был корейского происхождения.

В японской императорской армии долгое время не хотели вообще использовать иностранцев для какой-либо службы. Причиной этому служил запредельный расизм японского общества, который не позволял идти на сотрудничество с гайдзин — иностранцами. Любой неяпонец считался априори ничтожнее любого жителя Страны восходящего солнца. Но сильное сокращение личного состава и количества призывников к началу 1940-х (Япония вела войну уже десять лет) вынудило командование пересмотреть свое отношение к иностранцам в рядах императорской армии. Несмотря на то, что Корея была оккупирована Японией с 1910 года, первый кореец в императорскую армию был призван только в 1942 году. Всего же в первый призыв было мобилизовано 130 тысяч корейцев, которых, однако, не спешили использовать в боевых действиях. Большинство из них отправлялись в строительные и вспомогательные части. Фактически корейцы использовались как бесплатные рабочие для нужд японской армии.

Стандартная корейская часть состояла из тысячи человек, ими командовал один офицер-японец и еще несколько надсмотрщиков. Обязательным этот призыв стал лишь в августе 1944 года. Всего в императорской армии служило несколько сотен тысяч корейцев.

Вернемся же к нашему добровольцу. Попал служить он в доблестную 23-ю дивизию, да не в победоносный поход на робких китайцев, а в натуральный ад, причем сразу выбивший из головы и ордена, и медали, и военные приключения вместе с прочей романтической чепухой. На берегах речки-переплюйки с непроизносимым именем Халхин-Гол советские войска устроили кровавую баню для непобедимой армии. Из 15 тысяч японцев 23-й дивизии за 10 дней боев было убито более 11 тысяч. В плен попало 160 японских солдат и офицеров и 44 маньчжурских воина. Историк Элвин Куке пишет, что некоторые испытали нервное потрясение от непрерывных артобстрелов и бомбардировок с воздуха и ушли в тыл. При этом они забыли свое имя, забыли, кто они и откуда. Позднее этих «зомби» включили в число убитых, хотя они были живы, со временем пришли в себя или были помещены в психиатрические лечебницы.

Как правило, японские солдаты бились до последнего и в плен попадали только ранеными, но юный Ян, вероятно, был еще не совсем японцем. Он сдался при первом же удобном случае и сразу стал таким «зомби», потеряв память и рассказав советским товарищам о горькой судьбе корейского паренька под пятой оккупантов, о деревянных игрушках и насильственной мобилизации под страхом смерти в ряды проклятых империалистов и угнетателей. Японский язык юноша срочно «забыл» и разговаривал только на корейском.

Так Ян Кен Чен оказался в Средней Азии — сначала в трудовом лагере, а потом на спецпоселении под Ташкентом. Трудился хорошо, русский язык выучил, чему помогли высланные из Приморья корейцы, ходил в передовиках производства, громче всех кричал «ура» на митингах и хлопал в ладоши на собраниях и даже хотел вступить в комсомол.

Где-то на западе шла война, пайки урезали, а Ян, получив гражданство СССР, по-прежнему упорно работал, отчислял деньги в Фонд обороны и мечтал стать бригадиром полеводческой бригады.

Но случилось страшное — в 1942 году ему пришла повестка в Красную армию. Попав на фронт, красноармеец Ян Кен Чен, как совершенно не знающий русского языка, стал служить в обозе при лошадях. Летом 1943 года во время Третьей битвы за Харьков сдался в плен немцам. На первом же допросе честно рассказал, что является союзником, геройским солдатом японской императорской армии, раненым попавшим в плен на Халхин-Голе, ненавидевшим большевиков и готовым сражаться с ними до последней капли своей японской крови. Банзай! Вот таким образом вермахт обрел нового солдата.

После присяги фюреру он был направлен в составе одного из восточных батальонов на юг Франции. Служил на полуострове Котантен в Северной Нормандии, недалеко от пляжа Юта. Надо ли упоминать, что служил он честно, выучил немецкий язык и на занятиях, проводимых офицером пропаганды, громче всех кричал «хайль» и выше всех вскидывал руку в нацистском приветствии? Герр гауптман как-то даже ласково потрепал его по щеке и обещал похлопотать о производстве старательного союзника в ефрейторы. Но все хорошее когда-нибудь кончается.

Летом 1944 года началась высадка союзников в Нормандии. После ожесточенных боев появились первые деморализованные пленные немцы, один из них — маленький и раскосый — встречал американцев радостной улыбкой. Ян стал делать им многозначительные и прозрачные до стеклянного состояния намеки, объясняя, что является союзником, красноармейцем, под страхом смерти принужденного вступить в германскую армию, выдав себя за японского солдата, нацистов ненавидит и обожает демократию и американского президента. Не впечатлило! Союзникам уже сдалось в плен запредельно много подобных клоунов со всех концов света — с фантастическими биографиями, приключениями и национальностями. Записали его фамилию в соответствии с английской грамматикой — Ян Кенжон. И с этим именем он жил до конца своих дней. В общем, в американскую армию его почему-то не взяли, что весьма озадачило Яна. После этого содержался уже в английском лагере для военнопленных на территории Великобритании, выучил английский язык, был трудолюбивым военнопленным, администрация лагеря не могла нахвалиться добровольным помощником, ненавидящим все немецкое. Его частенько угощали сигаретами, похлопывали по плечу, а с окончанием войны в мае 1945 года первым выпустили на волю.

Домой Ян ехать не захотел — обе Кореи ненавидели свое японское прошлое. Дома наверняка не забыли выходки своего слишком прояпонского соседа. В 1947 году обосновался в США, где жил неподалеку от Северо-Западного университета, штат Иллинойс, недалеко от Чикаго. Вырастил двоих сыновей и дочь, которым ни разу не обмолвился и словом о своих приключениях, боясь, вероятно, дополнительных разбирательств из-за вновь открывшегося прошлого.

В девяностых годах его разыскали журналисты журнала Weekly Korea и напечатали о нем статью в декабре 1992 года, после чего его история стала очень популярна в корейском обществе.

Скончался 7 апреля 1992 года, не дожив до публикации и до широкой известности. Везучим Кенжона точно не назовешь, но зато живучим — вполне.

По мотивам его биографии в 2011 году вышла корейская военная драма «Мой путь» режиссера Кан Джегю. Вся сентиментальная Республика Корея рыдала у экранов телевизоров.

В фильме корейский юный бегун выиграл то ли Олимпиаду, то ли Универсиаду, но чемпионом объявили коварного японца, а, чтобы герой не возмущался, его насильно забрили в солдаты. Особенно мне понравились страшные кадры советского ГУЛАГа, где на фоне непрерывного конвейера крематория молодой кореец стойко переносит пытки и издевательства злобных чекистов.

Ян Кенжон стал национальным героем Южной Кореи! Что ж, каждая страна гордится теми героями, которых имеет. За неимением, так сказать, более достойных.

Ветеран трех армий. Иногда бывает, что солдатам в ходе войны приходится сражаться и за одну сторону, и за другую. Однако этот герой перещеголял всех по части изворотливости и приспособленчества. Надо отдать должное его скромности. На получение ветеранской пенсии Ян Кен Чен ни в одной стране не претендовал, ветеранских медалей не просил, званий труженика тыла или участника боевых действий не требовал.

Если бы фотографии американского лейтенанта, сделанные в далеком 1944 году, не всплыли в прессе, никто так бы и не узнал о нем, а Корея не получила бы национального героя.